– Что ж, теперь мы будем просвещённее, – пошутил Алексей Александрович. – И знайте же, мистер Коди, что мы забросаем вас ещё не одной сотней вопросов. Мы жутко любознательные.
– К вашим услугам. – Буйвол-Билл церемонно поклонился. Он был один из самых известных следопытов в те годы. Ему не раз поручались ответственные поручения, даже секретные задания, и он, как нам рассказывали, справлялся с любым делом.
Своё прозвище он получил за то, что на его плечах лежало снабжение армии бизоньим мясом. По крайней мере, он так объяснил происхождение своего имени. Он обожал охоту и прославился острым глазом и твёрдой рукой. Многие считали его франтом и нередко посмеивались над ним, потому что у него была слабость к нарядной одежде. Мне рассказывали, что он даже в бой мог отправиться в новеньком пышно расшитом сюртуке. Разумеется, на встречу с Великим князем он тоже приехал в красивой одежде: длиннополая замшевая куртка ярко-рыжего цвета была покрыта на груди и на спине крупными рисунками цветов из красного, белого и голубого бисера, вдоль рукавов в мягко колыхалась длинная бахрома, на широком ремне, туго перетягивающем талию и украшенном серебряными монетами, висел револьвер в плотной кожаной кобуре. В отличие от остальных деталей туалета, кобура была не новой и, судя по сильной потёртости, прошла с хозяином через множество передряг.
В тот же вечер мы направились к индейским жилищам, и дикари исполнили для нас военный танец. Зрелище заворожило всех нас и ошеломило. Сколько безудержной первобытной мощи таится, оказывается, в человеке!
Многие индейцы густо разрисовали себя с ног до головы и плясали почти голые на пронизывающем ветру; только мокасины и набедренная повязка – вот и вся их одежда, если не считать густых, величественных головных уборов из крупных орлиных перьев. Другие же облачились в длинные кожаные рубахи весьма свободного покроя. Третьи плясали, накинув себе на спину волчью шкуру таким образом, чтобы волчья морда лежала у них на голове, низко свисая надо лбом и почти закрывая лицо. И все лица покрыты краской – белой, чёрной, жёлтой и алой. Они выглядели демонически. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что при встрече с ними на открытом пространстве можно легко умереть от ужаса, даже не успев вступить в бой.
После пляски Великий князь поднёс индейцам в подарок множество металлических ножей очень высокого качества. Дикари приняли клинки, ничем не выразив своего восхищения, хотя оружие было отменное. Но Буйвол-Билл сказал мне:
– Им нравится. Вы не видите, а я вижу, что они в восторге от подарка.
– Как же ты видишь?
– По тому, насколько бережно они держат эти ножи.
Мне было очень любопытно заглянуть в типи и поглядеть, как живут индейцы. Спросив у Коди, насколько приличным будет с моей стороны войти в индейское жилище, я услышал, что индейцы с удовольствием пустят к себе любого желающего.
– Они чертовски гостеприимны, – похвалил их охотник. – Они примут даже врага. Не только примут, но и накормят его. Возможно, хозяин дома даже предложат гостю свою жену. Но если вы не друг этим дикарям, то берегитесь: когда вы покинете стойбище, за вами непременно отправится военный отряд, чтобы снять с вас скальп.
– Прелюбопытный народ.
Коди проводил меня в жильё вождя, которого звали Крапчатый Хвост. Индеец сидел перед костром, завернувшись в бизонью шкуру. Завидев гостей, он сразу стал искать что-то и вскоре извлёк длинную курительную трубку.
– Мы будем курить это? – спросил я, немного смущаясь тем обстоятельством, что мне придётся прикоснуться губами к чубуку, обслюнявленному дикарём.
– Надо курить, – кивнул Коди. – Отказавшись, вы сильно оскорбите его.
Пришлось превозмочь брезгливость и согласиться, раз уж я решил взглянуть на жизнь туземцев «изнутри». В тот момент я лишь любопытствовал и не представлял, как круто и скоро изменится моя судьба, дав мне возможность сполна испытать на себе всё разнообразие первозданного бытия…
Индеец неторопливо набил трубку, раскурил её и протянул Биллу. Тот сделал глубокую затяжку и передал трубку мне. Дым табака, смешанного с полынью и чем-то ещё, показался мне неожиданно вкусным. Затянувшись пару раз, я возвратил трубку вождю.
Внезапно меня охватило необыкновенное спокойствие. Всё там, в той индейской палатке, наполненной разнообразными природными запахами, стало вдруг очень уютным. Мне на мгновение почудилось, что я уже видел однажды всё это – и составленные конусом шесты, и поднимающийся меж ними дым, и костёр, и наваленные на земле шкуры, и самого этого индейца, смотревшего на меня внимательными чёрными глазами. Мне почудилось, что я пришёл в свой дом и что вот так только и можно жить полноценно, по-настоящему, не обременяя себя великосветской суетой и лоском придворной лживости. Ощутив это, я испугался. Сердце моё сжалось от понимания того, что в ту минуту я готов был бросить всё, отдаться охватившему меня блаженству, остаться в этом жалком дикарском шалаше, перечеркнув всю мою прежнюю жизнь. Отречься от былого, забыть себя, броситься с головой в омут неведомого дикого мира, стать самим собой – вот чего мне захотелось…
Но я взял себя в руки, понимая, что это было лишь секундное помутнение, какое-то необъяснимое влечение к первобытности, о которой я в действительности не имел ни малейшего представления. Конечно, я не решился бы, но всё-таки до чего ж сладко сделалось на сердце от одной только мысли, что такое возможно. Да, молнией промелькнувшая мысль об абсолютной свободе – о несбыточном – оставила в моей душе неизгладимый след.
– Как хорошо здесь, – прошептал я.
– Завтра вы получите ещё большее удовольствие, сударь, – ответил Буйвол-Билл. – Вы поймёте, что такое прерия…
Ночью близко от лагеря выли волки, а лошади испуганно всхрапывали в ответ. Я почти не спал и только слушал, настороженно впитывая в себя тревожные звуки.
Утром мы поехали высматривать стадо, индейцы скакали вместе с нами. Я видел, как чуть в стороне мелькнула пара волков, один был привычно серый, другой – почти белый. Некоторое время они трусили за нами, затем скользнули в лощину и больше не появлялись.
Долго ехать не пришлось, бизоны мирно паслись неподалёку. При нашем появлении они лениво двинулись прочь, но после первых выстрелов их бег сделался стремительным.
Земля гудела, холодный воздух обжигал лицо.
Первые попытка Великого князя попасть в цель не увенчалась успехом, и я видел, что он был сильно раздосадован. Издали я видел, как Буйвол-Билл остановил Алексея Александровича, схватив за локоть, и принялся что-то втолковывать ему, бурно жестикулируя. Через пару минут они вдвоём уже снова гнались за стадом, и Великий князь, следуя указаниям Билла, подобрался почти вплотную к крупному бизону и выстрелил из ружья. Бык перекувырнулся, цепляясь рогами за промёрзшую землю.
Алексей Александрович был в восторге.
Вскоре к нему подскакали адъютанты и слуги, держа наготове бокалы, тут же откупорили шампанское. Великий князь подозвал меня, и мы все выпили «за первого бизона».
– Разве это не чудесно, господа! – восклицал Алексей Александрович.
Через пару часов мы вернулись в лагерь…
15 января у Алексея Александровича был день рождения, и по такому случаю перед охотой принесли шампанское. Мы долго и шумно поздравляли его, американцы говорили тост за тостом. Несмотря на то, что всё это напоминало хорошо знакомый пикник высоких особ, было и кое-что новое для меня – бок о бок с нами стояли простые люди. Я имею в виду тех самых следопытов и охотников, которые обычно жили в продымлённых палатках, питались только у костра, мылись редко, не брились вовсе. Однако эти люди, смешавшись со свитой Великого князя, вели себя непринуждённо, разговаривали с нами как равные. Они, конечно, знали, что перед ними царственная особа, но не придавали этому ни малейшего значения. Августейший сын российского императора, равно как и генералы с младшими офицерами, были для следопытов просто людьми. Более того, они смотрели на нас даже чуть свысока, чувствуя себя более значимыми во всех отношениях – без них все мы, собравшиеся вместе «благородные господа» с огромным кавалерийским эскортом, не были способны ни на что. Мы представляли собой жалкую кучку идиотов, приехавших развлечься в сердце дикой страны. Но я осознал это не сразу, а много позже, неоднократно воскрешая в памяти сцену нашего весёлого пикника. Если бы следопыты вдруг решили бы по какой-то причине распрощаться с нами в ту минуту и уехали бы прочь, то мы просто погибли бы на груди бескрайней американской степи, а наши парадные доспехи достались бы краснокожим.
Поздно ночью со мной разговорился Буйвол-Билл.
– Глядя на эту охоту, – сказал он, – я понял, чем займусь в ближайшем будущем. Эта охота большой – спектакль. Скоро от этой вольной жизни не останется и следа.