— Нет, не попались. И запасного барабана не видал. И с чего тетке нам что-то сыпать?
— А я почем знаю. Чего она внизу сидела? Да и перстеньки на упокойнице такие, что вполне и просто тетка может позариться. Не снял, перстеньки-то? — спрашивает инвалид.
Нет, перстеньки я не снял. Во-первых некогда было, во-вторых… Во-вторых это вообще-то чистое мародерство, а таковое в приличном цивилизованном обществе не приветствуется. Собрали оружие, восполнили потерю боеприпасов — никто и раньше слова не сказал бы. А вот за золотые зубы и обирание всяких ценностей с тел — в регулярных армиях наказывали нередко. И я не знаю, как настроен мой напарник. В нашей охотничьей команде в самом начале этой Беды разговор такой был. Не меня одного интересовало, как играть по новым правилам, потому и решили обсудить. Я же разговор и завел, вспомнив эпизод, когда немецкие панцергренадеры пристрелили своего же камрада, который ночью ползал по нейтральной полосе и драл у мертвых русских золотые зубы и часы. Как только вернулся — камрады его обыскали. Нашли золотишко и пристрелили. Без всяких трибуналов, прямо в окопе. Меня это сильно поразило в первую очередь потому, что я точно знал — ребята из вермахта у нас тут, нимало не стесняясь, грабили всех и вся, не терпя никакого возражения. Если баба или старик, например, не хотели отдавать тулупчик и валенки, то им тут же стреляли в голову и с теплых тел вещички стягивали — и такое творилось, что в 41, что в 42 повсеместно — от Ленинграда до Сталинграда. И тырили они все, даже то, что к полу приколочено было шурупами. А тут внезапно такая деликатность и щепетильность. Николаич тогда промолчал в начале, вместо него ехидно спросил Ильяс:
— А потом это золотишко и часики они куда дели? Выкинули, небось, с отвращением на дно окопа? Или обратно трупам вернули?
— Не знаю, этого в описании происшествия не было — ответил я.
— Серега! Ты как считаешь, почему пристрелили? — повернулся к нашему пулеметчику Ильяс.
— Похоже на то, что этот фриц был на посту, скорее всего у пулемета. Пост бросил, полез за добычей, пока остальные не набежали. Значит если бы русские атаковали или пустили бы разведку, то у пулемета никого, тревогу поднять некому, в блиндаже подсменки сладко спят, бери всех голыми руками, режь сонными или просто тупо в трубу от печки бутыль с Молотовым и гранаткой сверху запечатать. Серьезная это подстава, хуже, чем если бы просто уснул, немудрено что пристрелили — раздумчиво ответил Сергей.
— Тоже так считаю — молвил Андрей.
— Ладно, это понятно. Тогда почему во всех армиях это не приветствуется? — я решил все же понять до конца, что да как.
— Гоголя читать доводилось? — неожиданно спросил Николаич.
— Ну, разумеется! — даже немножко обиделся я.
— Собственно ребята вам уже ответили, но у Гоголя это еще более ярко показано.
— Не припомню что-то такого…
— Да помните, просто внимания не обратили. Тарас Бульба, осада польского городка. Куренной Кукубенко в поединке свалил польского витязя в богатом убранстве. Другой куренной — Бородатый вроде звали — польстился на драгоценное оружие, одежду богатую и амуницию, бросил курень, стал обирать труп, тут казака панский слуга и убил ножом в шею. Курень без командира остался, всыпали ему потом, этому безначальному куреню, да и командир, в общем, позорно погиб — от ножика сраного, от слуги. Это потеря дисциплины, управляемости войск и в итоге причина поражения получается, вот чем погоня за богатством во время боя оборачивается. Помнится полководец Велизарий во время штурма города в Персии чуть не погиб — воины его кинулись грабить, при нем остался пяток телохранителей, а враги как раз контратаковали… Так что тут вопрос не морали, а дисциплины. Вон американцы своих морпехов не наказывали за сбор трофеев, включая и золотые японские зубы. Только чтоб не во время боя — а после. Тогда — можно.
— Так что, мы значится, как американцы теперь будем? — расставил точки над «И» я.
— Получается так. СССР кончился. Мораль кончилась. Примеры для подражания теперь у нас другие — грустно улыбнулся Николаич.
— Не заморачивайся. Считай нашу артель трофейной командой — подмигнул Вовка.
— Как, все понятно? — закончил разговор Николаич.
— Ну в общем — да. Вспомнил до кучи еще и Бушкова с его Сварогом. Там тоже один герцог перед боем подскакал к вражеской панцирной пехоте и бросил им несколько горстей роскошных бриллиантов.
— И панцирники стали за них друг с другом резаться, строй сломали, перемешались, осталось потом только добить — кивнул Андрей.
— Ага. И потом бриллианты собрать — хмыкнул Серега.
— Во-во. А скажи напоследок, почему сонный часовой меньше виноват и что за фича с бутылкой в трубе от печки? — уточнил я некоторые непонятки.
— Похоже, не понимаешь — уснуть можно и случайно. Бывает, все люди. А вот бросить товарищей и полезть за зубами — это осознанно, спланировано. Знал, на что шел. Потому правильно, что пристрелили — другим неповадно будет. А то раз свезет. Два свезет. А в третий — не свезет. И из-за одного дурака все сдохнут.
— Ну, теперь дошло. А бутылка зачем?
— А был у нас старик, учитель по НВП. У него физиономия была распахана — рот ему давно порвало, улыбка такая мрачная все время получалась. Вот он и рассказал мне как-то — у меня с ним хорошие отношения были, что это ему куском буржуйки в лицо прилетело. В блиндаже как тепло сделать — печечку поставить. А чтоб жить можно было не в дыму — ставится труба. Вот мимо проходящие немцы из разведки возвращаясь им туда в трубу гранату и вложили. Он потом улыбнулся нехорошо и сказал, что немцы неправильно делали. Когда ответно так немецкие блиндажи наказывали, то сначала в трубу бутылку кидали с бензином или что там было под рукой, а потом гранату. Похоже, понял?
— Ну что тут неясного — печка вдрызг, пламя облаком, а из блиндажа никто и выскочить не сможет…
— Вот, получается оно самое… — закончил разговор Николаич.
Черт, как вчера все было, а уже сколько времени прошло…
Меня вразумляет голос блондина:
— Вот и сними, а заодно и патроны поищи. На пулемет расчет слабый, патронов мало, а из этой дуры вполне можно заураганить — говорит инвалид.
— Считать это приказом, сэр?
— Именно. И вообще глянь, что там может пригодиться, неизвестно, сколько нам тут сидеть.
— Ты ж сказал, что уже усе — победа и виктория, а тут еще воевать да воевать — удивляюсь я, впрочем, уже выкатываясь из комнаты. Ясно, победа-то победой, но еще далеко не все закончилось. Быстрый просмотр комнаты не дает результата, патронов нет. Нашел несколько десятков часов, мобил, айфонов. Все уже не работающее, потом пошли тряпки-шмотки. Походя пнул собранные сумки — легкие. Вот одна из тех, что стояли внизу у двери тяжеленькая, рванул молнию — и вот они патроны 12 калибра в увесистых коробках. Еще один магазин-барабан, несколько гранат каких-то странных. Оружие незнакомое, но я слыхал, что с хорошим оружием разобраться несложно. И действительно, не велика наука. Тетка, услышав из чулана мою возню просит, чтобы я ее выпустил, но я непреклонен, тем более, что приказ у меня совсем другой. То, что приказ нужно исполнять по возможности четко и без самодеятельности я знаю точно, главное, чтобы командир был толковый, тогда он вполне вероятно видит больше и прогнозирует лучше. За то время, что я тут воюю с охотничьей группой мне и баек нарассказывали. Которые на самом деле и не байки, а реально бывшие эпизоды и своими глазами видел много. Хотя конечно то, что я видал — не так кинематографично и впечатляюще, что рассказывал мне, например, тот же Павел Александрович. У него на каждый чих находился как у Швейка достойный пример. И про такие ситуации говорил. Ну недалеко ходить — подполковник Никитин Николай Михайлович командовал шестью флотскими «Харрикейнами». Задача — прикрытие наших войск в районе Колпино. Дежурство уже к концу, бензина не богато, скоро на базу идти. Вдруг пост ВНОС сообщил, что от Гатчины на Колпино идет армада немецких Ю-87 «лаптежников» — до 40 штук с прикрытием, сверху истребителей с десяток, мессера. Только успели дубоватые, здоровенные «хари» развернуться в том направлении — приказ "не допустить бомбежки Колпино, задержать!. Понятно. Что-то сейчас ценное в Колпино. Приказ есть приказ — ответили "Есть! — хотя вшестером против полусотни немецких самолетов не размахнешься. Тем не менее, по приказу Никитина атаковали практически на встречных курсах, лоб в лоб, но со скольжением, чтобы курсовым оружием бомберы не могли прицельно пользоваться. Сами не стреляли, не до того, лишь бы не впилиться самим, а фрицев пугануть. Когда влетели в ордер, то "создали аварийную ситуацию", от которой любой авиадисптчер бы рехнулся, то есть бомберы уворачиваясь, как им показалость, от таранящих их в лоб «красных» ломанулись в стороны, ломая строй, при этом один из бомберов и впрямь влетел в соседа и оба кусками свалились вниз.