Читать интересную книгу Женщина в белом - Уилки Коллинз

— Я верю, я все понимаю, Лора. Он сошел с ума — сошел с ума от страха, ибо у него совесть нечиста. После твоего рассказа я совершенно уверена, что вчера Анна Катерик хотела рассказать тебе тайну, которая может погубить твоего мужа, — он думает, что ты уже знаешь эту тайну. Что бы ты ни сказала ему теперь, он не успокоится, — ничто не убедит его, что ты говоришь правду. Я говорю все это не для того, чтобы напугать тебя, ангел мой, а для того, чтобы открыть тебе глаза на положение, в котором ты находишься. Я хочу убедить тебя, что мне необходимо действовать в твою защиту, пока шансы еще на нашей стороне. Благодаря вмешательству графа Фоско я могла повидать тебя сегодня, но завтра граф может не пожелать больше вмешиваться. Сэр Персиваль выгнал Фанни, потому что она сообразительная девушка и искренне предана тебе, а выбрал на ее место женщину, которая относится к тебе с полным равнодушием, равную по тупости цепному псу во дворе. Невозможно предугадать, какие жестокие меры он предпримет в дальнейшем, если только мы не используем все наши возможности, пока они у нас есть.

— Но что мы можем сделать, Мэриан? О, если бы мы могли навсегда уехать отсюда и никогда больше сюда не возвращаться!

— Выслушай меня, ангел мой, и постарайся поверить, что ты не совсем беззащитна, пока я с тобой.

— Я постараюсь — я уже верю в это. Но не думай только обо мне — не забудь про бедную Фанни. Она тоже нуждается в утешении и помощи.

— Я не забуду ее. Я виделась с ней перед тем, как пришла сюда, и уговорилась повидать ее еще раз вечером. В Блекуотер-Парке письма не в безопасности, когда их опускаешь в почтовую сумку, а мне придется сегодня отослать два письма относительно тебя — они должны попасть в руки одной только Фанни.

— Какие письма?

— Во-первых, Лора, я хочу написать компаньону мистера Гилмора, который предложил нам свою помощь. Я мало разбираюсь в законах, но уверена, что они могут защитить женщину от жестокого обращения, к которому прибегнул сегодня этот негодяй. Я не буду пускаться в подробности относительно Анны Катерик, так как никаких точных сведений о ней я сообщить не могу. Но поверенному станет известно об этих синяках и о том, как тебя заперли в твоей комнате. Я не успокоюсь, пока он не узнает об этом!

— Но подумай об огласке, Мэриан!

— Я рассчитываю именно на огласку. Опасаться огласки должен сэр Персиваль, а не ты. Только перспектива огласки может принудить его к какому-то компромиссу.

Я поднялась, чтобы уйти, но Лора умоляла меня не оставлять ее одну.

— Ты доведешь его до крайности, — сказала она, — и наше положение станет во много раз опаснее.

Я поняла правду, ужасающую правду ее слов. Но мне не хотелось признаваться ей в этом. В нашем отчаянном положении нам оставалось только идти на риск, до такой степени мы были бессильны и беззащитны. Я осторожно сказала ей об этом. Она горько вздохнула, но не стала спорить. Она только спросила, кому я хочу написать второе письмо.

— Мистеру Фэрли, — сказала я. — Твой дядя — твой ближайший родственник и глава семьи. Он обязан вмешаться — и сделает это.

Лора грустно покачала головой.

— Да, да, — продолжала я, — твой дядя слаб, эгоистичен, равнодушен, это так, я знаю, но все же он не сэр Персиваль Глайд, и у него нет таких друзей, как граф Фоско. Я не жду от него доброты или родственной нежности, но он сделает все, чтобы оградить свой покой. Если только мне удастся убедить его, что, вмешайся он сейчас, в дальнейшем он избежит всяких треволнений и неприятной ответственности, тогда он расшевелится ради самого себя. Я знаю, как вести себя с ним, Лора, кое-какая практика у меня уже была.

— Если бы только ты сумела упросить его разрешить мне вернуться на время в Лиммеридж и спокойно пожить там с тобой, Мэриан, я стала бы, наверно, почти такой же счастливой, как была до замужества!

Эти слова направили мои мысли по новому пути. Можно ли поставить сэра Персиваля перед необходимостью выбирать между двумя возможностями: подвергнуться судебному преследованию за жестокое обращение с женой или согласиться спокойно разъехаться с ней под предлогом, что она поедет погостить к своему дядюшке? Согласится ли он на последнее предложение? Это было более чем сомнительно. И все же, каким бы безнадежным оно ни казалось мне, попробовать стоило. Я решила отважиться на это просто с отчаяния, за неимением лучшего.

— Я напишу дяде о твоем желании, — сказала я, — и посоветуюсь с поверенным. Может быть, из этого что-нибудь выйдет.

С этими словами я снова поднялась, чтобы уйти, и снова Лора удержала меня.

— Не оставляй меня! — сказала она неуверенно. — Мои письменные принадлежности на этом столе, ты можешь писать письма здесь.

Мне было очень горько отказывать ей в этой просьбе. Но мы и так уже слишком долго были вместе. Если бы мы возбудили новые подозрения, то, может быть, не смогли бы больше видеться друг с другом. Мне следовало сейчас появиться внизу, среди этих негодяев, которые, возможно, в эту минуту думали и говорили о нас. Я объяснила все Лоре и убедила ее, что нам необходимо расстаться.

— Приблизительно через час или около того, ангел мой, я вернусь к тебе, — сказала я. — На сегодня самое худшее уже позади. Сиди спокойно и не бойся ничего.

— Ключ в двери, Мэриан? Можно мне запереться изнутри?

— Да, конечно, вот ключ. Запрись и никому не отпирай, пока я не вернусь.

Я поцеловала ее и оставила одну. Уходя, я с радостью услышала, как за мной защелкнулся замок, — теперь я знала, что она в целости и сохранности за запертой дверью.

VIII

19 июня

На лестнице мне пришло в голову, что и мою дверь следовало бы запирать, а ключ для верности иметь всегда при себе, когда я ухожу из комнаты. Мой дневник вместе с другими бумагами был заперт в ящике письменного стола, но письменные принадлежности лежали сверху. В числе их была моя печать (с весьма обычным вензелем — два голубя пьют из одной чаши) и несколько листков промокательной бумаги с отпечатками моих записей, сделанных накануне ночью. Мне казалось опасным оставлять незапертыми даже эти пустяки, до такой степени я была во власти подозрений, ставших частью меня самой. В мое отсутствие замок ящика казался мне ненадежной защитой. Надо было преградить доступ к этому ящику — мне следовало запирать дверь своей комнаты.

Никаких следов чужого пребывания в моей комнате я не обнаружила. Мои письменные принадлежности (я дала строгие указания горничной никогда не трогать их) лежали, как обычно, в беспорядке на столе. Единственное, что бросилось мне в глаза, была моя печать, аккуратно положенная на поднос вместе с карандашами и воском. Класть ее туда, должна признаться, было не в моих привычках, к тому же я никак не могла припомнить, когда я это сделала. С другой стороны, я не могла припомнить, куда, собственно, я ее бросила, — весьма возможно, что на этот раз я машинально положила ее на место, и я не стала ломать себе голову над этой новой загадкой, с меня было достаточно волнений сегодняшнего дня. Я заперла дверь, положила ключ в карман и спустилась вниз.

Мадам Фоско была в холле одна и разглядывала барометр.

— Все еще падает, — сказала она. — Боюсь, что снова пойдет дождь. — Лицо ее было, по обыкновению, бледным и непроницаемым. Но рука, показывавшая на стрелку барометра, заметно дрожала.

Успела ли она уже передать своему мужу, как Лора в моем присутствии назвала его шпионом? Я сильно подозреваю, что это так. Одна мысль о последствиях, которые это может иметь, наполняет меня ужасом — ужасом тем более непреодолимым, что, по существу, я не понимаю его причины. Мадам Фоско не простила своей племяннице, что та, сама того не подозревая, стоит между нею и наследством в десять тысяч фунтов. Несмотря на ее напускную, внешне безупречную любезность, я непоколебимо уверена в этом. Моя уверенность вытекает из разных мелочей, которые женщины так хорошо умеют подмечать друг у друга. Все эти соображения мгновенно нахлынули на меня и побудили заговорить с ней в напрасной надежде употребить все мое влияние, всю силу моего красноречия, чтобы хоть как-нибудь искупить оскорбление, нанесенное графу Лорой.

— Могу ли я надеяться, мадам Фоско, что вы любезно простите меня, если я осмелюсь заговорить с вами по поводу одного чрезвычайно прискорбного случая?

Она скрестила руки на груди и величественно наклонила голову, не произнеся ни слова и не спуская с меня глаз.

— Когда вы были так добры принести мне мой носовой платок, — продолжала я, — я очень, очень боюсь, что вы могли случайно услышать слова Лоры, которые я не желаю повторять и не буду пытаться оправдывать. Я только позволю себе надеяться, что вы не сочли их настолько важными, чтобы упоминать о них графу?

— Я не придала им никакого значения! — резко и горячо сказала мадам Фоско. — Но, — прибавила она, мгновенно делаясь ледяной, — у меня нет секретов от моего мужа, даже пустячных. Как только он заметил мое огорченное лицо, мне пришлось исполнить свой неприятный долг и объяснить ему причину моего огорчения. Признаюсь вам откровенно, мисс Голкомб, я все рассказала ему.