— Напротив, превосходное! — с живостью возразил Подсолнечник. — Всегда имеешь множество средств извернуться: не удастся одно, тотчас готово другое.
— Объяснись яснее, друг мой.
— Охотно. Во-первых, по милости воинственной физиономии, длинных закрученных усов и гигантской рапиры бываешь предметом ужаса для мещан и любимцем мещанок. Следовательно, ничего нет легче, как собирать подать с мужей посредством страха, а с жен посредством любви! Но это еще не все: посещаешь все гулянья, все веселые места и затеваешь ссоры с людьми добродушной наружности и с наивными провинциалами, которым малейший удар шпаги внушает ужас. Они предпочитают добровольно отдать несколько пистолей, лишь бы избежать поединка, одна мысль о котором заставляет их дрожать с головы до ног. Присоедините к этому, что часто можно найти случай предложить свою шпагу к услугам трусливых ревнивцев и всех тех, которые хотят отомстить врагу, не подвергаясь опасности, и вы увидите, что весьма значительную прибыль может и должно приносить почетное звание забияки. Как вы думаете, виконт?
— Может статься, ты и прав, Подсолнечник, — согласился человек, называемый виконтом. — Действуй как хочешь, брось рясу в крапиву и облачись в доспехи воина, если тебе так хочется.
— Спасибо, — сказал Подсолнечник, выпрямляя свой высокий стан и задорно приподнимая голову. — Завтра же вы увидите меня в деле, и ручаюсь вам, что я не буду бесполезным членом нашего общества.
Виконт продолжал допрос, на который честные люди, выведенные нами на сцену, отвечали так категорически. Он расспросил майора, управителя и лакея в ливрее. Каждый внес в общую кассу плоды своего дневного воровства. Когда дошла очередь до мещанина со скромной физиономией, он сказал:
— Я ничего не принес…
— Как? — вскричали два или три голоса.
— Вот это дурно, Бенуа! — прошептал виконт.
— Любезные друзья, — отвечал Бенуа, — вы произносите приговор слишком поспешно, как мне кажется, и потому слишком легкомысленно! Разве охотник заслуживает упреков, когда возвращается домой с пустыми руками, но напав на следы дичи, которую может принести на другой день?..
— К чему это предисловие? — спросил виконт.
— Узнаете сию минуту, и я думаю, что вместо упреков я буду иметь право на похвалы.
— Ждем, — пробормотали сообщники.
— Случай, этот великий властелин мира, привел сегодня ноги мои к заставе Сен-Дени. Вдруг я был остановлен множеством повозок, телег и карет; одна тележка, колесо которой сломалось, устроила эту пробку. Толпа собиралась, кучера ругались, лошади нетерпеливо топали в грязи. Так как я не хотел быть забрызганным посреди этой суматохи, я встал около одного дома, как можно ближе к стене, и ждал. Через пять минут тележку подняли и ряд экипажей двинулся вперед. Я хотел следовать за толпой, которая начала мало-помалу расходиться, как вдруг ко мне подъехал всадник на прекрасной лошади, тоже попавший в эту сумятицу. Без сомнения, лицо мое внушило ему доверие, которого я вполне достоин. Всадник этот был молодым человеком лет восемнадцати, весь в черном. Грязь, покрывавшая его лошадь и плащ, ясно показывала, что он проделал длинный путь. За ним следовал маленький лакей на дрянной клячонке и в ливрее, сшитой очевидно не для него. Подъехав ко мне, молодой человек приподнял шляпу, окруженную широким черным крепом, и сказал:
— Позвольте мне задать вам вопрос?..
Я в свою очередь поклонился ему чрезвычайно вежливо, вызвал на лицо улыбку, запечатленную самым доброжелательным добродушием, и отвечал, что я готов к его услугам и почту за истинное удовольствие отвечать не только на один вопрос, но на сто, если он сочтет нужным задать мне их.
XII. Сети Бенуа
Все сообщники с благоговейным вниманием слушали рассказ Бенуа, который продолжал:
— Я понял, как нельзя лучше, что молодой всадник был восхищен моим любезным обращением. — Милостивый государь, — сказал он мне, — вы парижанин?
— Парижский мещанин, — отвечал я, — родился в квартале Сен-Дени, где мы занимаемся уже около трехсот лет торговлей шерстью, оптом и по мелочам. Николас Бенуа, к вашим услугам, лавка под вывеской «Серебряный Баран».
— Стало быть, вы как нельзя лучше знаете столицу?..
— Мне известны все улицы и переулки.
— Будьте так добры, помогите мне выпутаться из затруднения, в котором я нахожусь.
— Объясните мне, в чем оно состоит, и я постараюсь удовлетворить вас.
— Я не здешний…
— Я так и думал.
— Я приехал в Париж в первый раз, не имею здесь знакомых и прошу вас указать мне скромную, но надежную гостиницу, где я мог бы не опасаться за свое маленькое состояние, которое я целиком везу с собой.
Эти последние слова прозвучали в ушах моих самым приятнейшим образом. Глаза мои инстинктивно обратились на кожаный чемодан, привязанный за седлом молодого человека и, по-видимому, туго набитый. Мне показалось, что при каждом движении лошади из этого чемодана раздавался металлический звук. Я угадал, что Меркурий, бог людей искусных, посылал мне добычу, для которой мне даже не требовалось расставлять сетей, и поспешил ответить:
— Для меня ничего не может быть легче, чем дать вам сведения, которых вы желаете. Я знаю небольшую гостиницу, спокойную и недорогую, хозяин которой бесспорно честнейший человек на свете.
— А где эта гостиница?
— На улице Паради-Пуассоньер, под вывеской «Золотое Руно».
— Я буду вам еще более обязан, если вы укажете мне, по какой дороге должен я ехать.
— С удовольствием указал бы, но вы непременно собьетесь с пути.
— Как же быть?
— Ничего не может быть легче. Я иду именно в ту сторону, и если вам будет угодно замедлить шаг вашей лошади, я сам вас провожу.
— Как! вы будете так добры?
— С большим удовольствием…
— В таком случае я принимаю ваше предложение с чрезвычайной признательностью.
Мы отправились и дорогой вели самый пустой разговор. Вы легко угадаете, любезные товарищи, по какой причине я указал молодому провинциалу гостиницу «Золотое Руно». Эта гостиница если не разбойничий притон, то по крайней мере дом весьма сомнительной репутации, а совесть хозяина самая сговорчивая. Мы вошли во двор.
— Вот мы и прибыли, — сказал я молодому человеку, — позвольте мне пожелать вам успеха в Париже и оставить вас.
— Вы хотите оставить меня таким образом? — сказал он, соскочив с лошади и схватив меня за руку. — О, нет! я надеюсь, что вы не откажете мне в одолжении осушить вместе со мной бутылку испанского вина.
Я сослался на дела, не терпящие отлагательства, уверял, что я не властен располагать своим временем, словом никак не соглашался. Молодой человек горячо настаивал. Я этого ожидал и наконец согласился. Конюх хотел отвести лошадей в конюшню.