на мя лесть. И пакы рече: не убоюся зла, яко ты еси со мною, господи». Как видим в этом разделе, ткань летописного рассказа на девять десятых соткана из цитат, взятых из специального сборника притч «Приточника». Далее очень подробно, как очевидец, летописец рассказывает о том, как Всеволод обличал рязанских князей, «солгавших языком своим». Происходило это на Оке, «на березе на пологом»; рязанцев пригласили в шатер, а сам великий князь сидел под полотняным тентом — «полстницей».
Как и в рассказе о южных делах 1203 г., летописец особо отмечает дипломатическую роль боярина Михаила Борисовича, которому пришлось ходить от Всеволода к рязанцам «долго время». Описание ареста рязанских князей завершено новым набором цитат на тему «впадеся в яму, юже створил».
Расправившись с приехавшими на съезд рязанцами, Всеволод осадил Пронск. Здесь снова выступает на первый план Михаил Борисович, пытающийся уговорить пронян сдаться. «Они же не внушиша глагол его, надеющеся на градную твердость, не ведуще реченного пророком Давыдом: Аще не господь сзижеть дому — всуе трудишася зижюшеи; аще не господь стрежеть града […] и прочая».
Летописец настолько уверен в том, что его читатели хорошо знают приводимые им тексты, что даже не заканчивает цитаты: «и прочая». Из дальнейшего изложения мы узнаем, что князь Константин командовал не только новгородскими полками, но и белозерскими. Распределение полков по князьям соответствовало их уделам: Ярослав Переяславский — переяславские полки, Давыд Муромский — муромские полки, Константин Ростовский — белозерские полки.
Можно с несомненностью утверждать, что летописец сопровождал Всеволода в этом походе, так как он постоянно фиксирует все мелочи походной жизни: вот войска Константина заняли позиции у ворот на горе, Всеволод стал за рекой в поле Половецком; проняне делают вылазки за водой. Вот Всеволод послал за провиантом, находившимся в ладьях на Оке… отмечено точно, что Пронск сдался в четверг 18 октября 1207 г. Вот Всеволод идет от Пронска к Рязани и остановился у Доброго, предполагая на следующий день «бродитися черес Проню реку»; сюда прибыл с поклоном рязанский епископ Арсений, заявивший, что «ноне всю волю твою стваряем, чего то хощеши». Всеволод повернул к Коломне, шел на Усть-Мерской и возвратился во Владимир в среду 21 ноября.
К этому дневнику похода автор возвращался позднее, чтобы вставить в него события, происходившие во время похода, но весть о которых могла быть получена не ранее, чем через месяц после завершения их. События касаются Киева: там Рюрик, узнав о рязанской войне, захватил Киев, выгнав Всеволода Чермного.
Описание похода завершено еще одним подбором цитат: «Якоже рече пророк: Си день; иже створи господь, възрадуемся и возвеселимся в онь. И пакы рече: господь защититель животу моему, от кого ся устрашю? Стужающи ми врази мои, ти изнемогоша и падоша. Аще ополчится на мя полк — не убоится сердце мое; Аще встанет на мя брань — аз уповаю на господа…» Конец потока цитат связан (как и его начало) с князем Константином. На своем дворе во Владимире Константин построил церковь Михаила, освящение которой 25 ноября 1207 г. красочно описано летописцем, обильно уснастившим свой рассказ цитатами; приведу конец его описания: «…Якоже Соломон цесарь створи пир на свящанье церкви своея тако и блаженый Костянтин створи пир на освящанье церкве своея и учреди люди и благословиша людье Костянтина, рекуше: благословен бог, иже дасть Всеволоду сицего сына разумна; дасть бо господь смысл и премудрость Соломону такоже и Костянтину много зело и разлитье сердца, яко песок, иже при мори. И распространися премудрость его паче смысла всех человек. Якоже рече пророк: Возвеличая спасенье царево, творя милость Христу своему, Давыдови и семени его до века».
Вслед за этим последним набором цитат идет сообщение о наделении Константина Ростовом и пятью иными городами. С отъездом Константина исчезают из летописи притчи и цитаты и появляются вновь лишь тогда, когда этот князь приехал снова во Владимир в 1211 г.
* * *
Продолжая проверять высказанную выше гипотезу об участии Даниила Заточника в летописном деле, сопоставим стиль рассмотренных выше фрагментов владимирского летописания, выделенные нами на основе их афористическо-цитатного стиля, со стилем «Слова» Даниила.
Нам придется для этой цели рассматривать совместно как южнорусские записи 1200–1204 гг., так и владимирские за 1205–1207 гг. не только потому, что и те, и другие оказались, в конце концов, в одном из владимирских сводов, но и потому, что между ними есть очень много точек соприкосновения.
Южнорусская запись 1200–1204 гг., судя по сопровождавшим ее миниатюрам Радзивиловской летописи, посвященным исключительно южным делам, представляла собой особое произведение, написанное и иллюстрированное на юге, вероятнее всего в Переяславле; это повествование еще при жизни Всеволода попало во Владимир.
Политическая направленность здесь одинакова с остальными частями Владимирского свода: на первом плане поставлены интересы Всеволода и его союзников. Одинаков с фрагментом 1205–1207 гг. и стиль изложения, сочетающий подробный деловой рассказ с риторическими отступлениями. Одинаков интерес к югу — во фрагменте 1205–1207 гг. продолжается изложение южных событий. Одинаков интерес к посольским делам, к технике дипломатических переговоров и даже к одним и тем же лицам, вроде Михаила Борисовича. Хронология тоже облегчает сближение обоих фрагментов: южное переяславское повествование кончается (судя по миниатюрам) пострижением Рюрика в монахи и вокняжением союзника Всеволода Романа в 1204 г.
Риторический вариант владимирской летописи начинается с 1205 г., как бы принимая эстафету от своего переяславского предшественника. Особая торжественность словесного и живописного изображения отъезда и прибытия в Переяславль десятилетнего сына Всеволода Ярослава в 1200 г. позволяет, таким образом, решить вопрос о полном сходстве духа и формы южной летописи за 1200–1204 гг. и владимиро-суздальской летописи за 1205–1207 гг.: в момент напряженнейшей борьбы за Киев Всеволод Большое Гнездо посылает сына в свой южный форпост в Руси; его опекуном, реальным представителем Всеволода на юге естественнее всего мог быть его свояк Ярослав — «сын царя Владимира».
Достоверно известно, что «Володимиричи» юридически перешли на сторону союзников Всеволода уже в 1201 г. и воевали с его врагами в 1203 и 1205 гг.
Мы уже выяснили, что летопись в Переяславле в эти годы вел человек, близкий к Ярославу Всеволодичу и к «Володимиричам» и внимательный к посольским делам, что выразилось в тщательном фиксировании всех крестоцелований как в тексте, так и в миниатюрах его летописи. Ничто не противоречит признанию в этом летописце того автора, который еще в 1197 г. связал свою судьбу с Ярославом Владимировичем и последовал за ним в Новгород. В 1201 г. Ярослав Владимирович был уже на юге, и в этом же году началась летопись, защищавшая интересы Романа и «Володимиричей».
Когда Роман, упрятав Рюрика в монастырь, вокняжился в