…сорвала диадему, отшвырнула прочь, выпуская зверя на свободу. Метнулась к двери, сбивая с ног короля, заступившего дорогу. Узкий клинок стилета вошел ей под левую грудь, между ребер, безошибочно отыскав сердце. Зверь заскулил — и умер.
…метнулась к двери. Изогнулась в прыжке, впритирку обойдя человека-препятствие. Подхватила диадему, возвращая себе человеческий рассудок. Удар кулака швырнул беглянку на пол. Клинок стилета вошел под левую лопатку…
…сидела у кровати, на которой разметался беспамятный принц. Продолжала безнадежную игру, отвоевывая у смерти глоток за глотком, каплю за каплей. За спиной скрипнули двери. Рядом встал человек в черной, до пят, робе, с черной ермолкой на темени. Он походил на дерево, обугленное молнией. «Размен?» — спросил Амброз, королевский маг. Король кивнул. «Она бессильна, — сказал маг. — Она просто тянет время.» Король вздохнул, словно очнувшись от долгого сна. Узкий клинок…
…коснулась янтарного яйца, заключенного в оправу диадемы…
За спиной скрипнули двери. Эльза не обернулась. Она и так знала, кто это. Янтарь под пальцами был теплым, живым. Она вспомнила Янтарный грот — спасение для нее, благословение для принца; надежду, которой больше нет. Словно отвечая ее мыслям, упала тьма. Угольная, беспросветная. Кто-то задул свечу и все лампады. Я ослепла, подумала Эльза, и не испугалась. Умирать слепой было не так обидно. Жизнь уходила по частям. Сначала зрение…
— Что происходит, сир? Почему так темно?
— Молчи! Не мешай ей…
Во тьме проступили смутные контуры. Сивилла вглядывалась до рези под веками, пока не убедилась: она все-таки видит. Но то, что открылось ей… Это было что угодно, только не дворцовые покои. Дикий камень стен; выступы, углы, низкий свод над головой. Повсюду свешивались каменные «сосульки»; им навстречу с пола вставали другие. Место казалось знакомым. Пещера, где она пряталась от погромщиков? Нет, та была просторнее… В мрачных глубинах сверкнул робкий медвяный отсвет. Эльза моргнула — и задохнулась от узнавания. Янтарный грот! Так он мог бы выглядеть, если б некая сила без жалости пожрала весь янтарь, как орды саранчи пожирают посевы.
— Сир, позвольте мне зажечь свечу…
— Молчи!
— Это опасно, сир!
— Еще слово, и ты умрешь…
Свечение разгоралось. На сталактитах проступили тонкие жилки янтаря. Эльза уверилась: здесь она погружалась в грезы, готовя очередной размен. Да, сейчас у нее не было жаровни с травами. Да, янтарь едва тронул поверхность мрачного базальта. В отдалении маячили тени короля и мага, всплескивая руками от изумления… Пустяки, сказала Эльза себе. Ты дома. Это они в гостях, а ты дома. И рядом ждет беспамятный ребенок с измочаленной ногой.
Ты вновь сивилла. У тебя есть грот.
Ты знаешь, что делать.
Ведомая не скудным человеческим знанием, но прозрением, помноженным на звериное чутье, которое никуда не исчезло — напротив, лишь усилилось на краю обрыва — Эльза с силой вжала ладонь в янтарь диадемы. Ощутила, как впивается в кожу острый, отогнутый наружу лепесток оправы. И резким движением разодрала ладонь о металлический шип.
Миг, и кровь окрасила янтарь.
Рука стала прозрачной, будто слюда. Эльза видела, как разгорается, мерцая, янтарное яйцо. Отвечая ему, ярче зажглись брызги солнца на стенах грота. Яйцо вспучилось, забурлило, из него поползли липкие нити, стремясь проникнуть в рану. Против них восстал металл диадемы, не давая янтарю срастись с плотью, стать единым целым.
Металл и камень сошлись в поединке за Эльзу Фриних.
— Что происходит?
— Я не знаю, сир…
— Что ты видишь, маг?
— Тьма. Желтые вспышки. Всё.
Эльза слышала: маг хрипит, с трудом выдавливая из себя слова. Дыхание его стало надсадным, словно Амброз из последних сил карабкался в гору, или боролся с течением, едва удерживаясь на поверхности. Забудь, велела себе Эльза. Оглохни, ослепни. Янтарь и плоть, металл и кровь — вот твой мир. Мальчик на кровати — вот цель. Сын того, кто повинен в смерти твоих сестер. Конечно же, обитель сожгли не без ведома короля. Изувеченный ребенок, сын убийцы; будущий король, будущий убийца…
— Наш сын! Ты видишь его?! — донеслось издалека.
— Нет, сир…
Тени во мгле пришли в движение. Кто-то запнулся о скальный выступ. Грохот, похожий на весеннюю грозу, ударил в уши. В покоях дворца, более далеких от сивиллы, чем ледники Раджахата, король наткнулся на стол с инструментами. Разбиваясь вдребезги, полетели на пол склянки; зазвенела хирургическая сталь…
— Кровь Даргата!
Хрип мага. Катится по полу бутыль. Булькает, выливаясь, вино.
Гулкие удары в дверь:
— Ваше величество?
— Прочь! Казню любого, кто войдет!
Янтарь врос в ладонь раскаленными иглами. Металл отсек излишне бойкие щупальца, вынудил остальные втянуться обратно. Так кошка втягивает когти. Порез затянулся, чтобы вновь распахнуться жадным ртом, глотая струйки меда. И опять металл — грозный воин на страже… Боль пульсировала, вспыхивая и угасая. В такт с ней мерцал янтарь диадемы — янтарь чудесного грота — выхватывая из мрака скорчившуюся фигурку принца Альберта. Над мальчиком разгоралось сияние цвета осенней листвы.
Медвяные блики на полу пещеры. Блики солнца на воде. Помню, кивнула Эльза. Зеленая вода, вся в золотых бликах. И река сомкнулась над Иганом, моим братом. Я опоздала…
— Жизнь жестока, — донесся голос сестры Корделии из надмирных далей. — Лишь смерть благоволит к каждому. Но если хотя бы раз, единственный раз тебе позволят…
О да, смерть благоволит к каждому!
Кричит сестра Оливия — хрипло, бессмысленно. Грязные хвосты дыма встают над горящей обителью. В небе — солнце, мальчишка в золотом ореоле; убийца, сын убийцы… если хотя бы раз, единственный раз тебе позволят…
Эльза улыбнулась — едва заметно, одними уголками губ. Мысли угасли. Боль ушла. Страх сбежал. Ожидания расточились. Надежды истаяли утренним туманом.
Отрешение, вспомнила она. Да, меня учили.
Ее словно швырнули в котел, где кипел янтарь. В бурлении темно-желтых струй соткалась знакомая картина.
…Рыжий росчерк на снегу. Петляй, глупая тварь! Обледенелый склон бросается навстречу. Копыто с хрустом проламывает наст, ныряет в скрытую под ним рытвину. Конь не ржет — вскрикивает. Страшно, по-человечески. Небо и земля сливаются в безумную круговерть…
Мир замер. Застыл.
И вновь: обледенелый склон бросился навстречу, копыто с хрустом проломило наст… Опять. Раз за разом. «Петляй, глупая тварь!» — кричал кто-то судьбе. Вот он, твой размен, глупая сивилла. Ужас и боль, круг за кругом. Кошмар без конца. Ты готова подарить его маленькому принцу? Убийце, сыну убийцы, внуку и правнуку целой династии великолепных, беспощадных убийц; будущему своему королю?
— Нет!!!
Видение увязло в янтаре. Конь окаменел на вершине холма, готов сорваться в карьер. Принц, раскрасневшись от мороза и азарта, припал к шее жеребца. Невредимый, еще не знающий о том, что ждет его впереди.
— Вернись! Вернись во дворец!
Ах, если бы она могла повернуть время вспять! Но такое под силу лишь богам, или Ушедшим, если верить легендам… Янтарь дрогнул от ее крика. Подернулся сеткой трещин, осыпаясь в черную бездну. Осколки вспыхивали золотыми искрами, и Эльза, обмирая, падала вместе с ними, сквозь темные пласты мироздания, сошедшего с ума — пока не рухнула обратно в спальню принца. Правда, сейчас балдахин над кроватью был на месте, и под тканевым пологом мирно спал принц Альберт.
Безмятежность. Ни боли, ни страдания. Ровное, легкое дыхание спящего ребенка. Впору поверить, что мальчик просто спит, а не стонет в забытьи, опоен маковым отваром. Не в силах оторвать взгляда, Эльза смотрела на мальчика. Сквозь умиротворенные черты проступило иное лицо — серое, покрытое испариной. Лица принцев-близнецов сливались, становясь одним целым. Альберт спал, и лишь его глазные яблоки беспокойно двигались под тонкими веками. Мальчику снился тревожный сон. Мне не место в опочивальне, спохватилась Эльза. Сейчас я погашу свечи и тихонько выйду вон.