Бориса Алексеевича Анна и Сергей довели‑таки до белого каления. Они упорно избегали друг друга, а если и сталкивались иногда в коридоре, то поспешно расходились в разные стороны. А потом одновременно и совершенно независимо друг от друга заявили шефу, что отказываются вести этот проект в пользу напарника.
Как тогда шеф вышел из себя! Анна даже слегка улыбнулась, вспоминая, как все получилось. Он бегал по кабинету, поносил на чем свет стоит Анну, Сергея, подвернувшуюся под горячую руку Соньку, весь ТВР и тот день, когда он его возглавил, всех тележурналистов, и журналистов вообще, все вузы, которые этих журналистов готовят, всю систему образования и все население земного шара до сто двадцать пятого колена. Такой отборной ругани в стенах ТВР еще не слышали никогда.
Борис Алексеевич то и дело вызывал к себе в кабинет то Анну, то Сергея, то обоих вместе — в такие минуты они старательно не смотрели друг на друга, но ничего не помогало. Ругань возобновлялась. В конце концов сошлись на том, что авторскую программу они будут вести по очереди — выпуск Анна, выпуск Сергей, и снова будут работать со своими съемочными группами. Это был хоть какой‑то, но выход.
Анна продолжала отдавать себя работе. Она ездила со своей съемочной группой в самые разные места, рассказывала о том, что узнавала. Все на ТВР отметили, что ее репортажи стали содержательнее и более взрослыми по манере изложения. То же самое, по‑видимому, делал и Сергей: рейтинг программы неуклонно рос.
От личной жизни Анна отказалась. На нее по‑прежнему обращали внимание интересные люди, предлагали поужинать вместе, звонили по телефону, но она в корне пресекала их ухаживания, не желая еще раз испытать то, что испытала.
Каждый день ей звонили Лилечка и Алексей, время от времени приходили в гости или звали к себе. Анна автоматически и послушно принимала их у себя и появлялась у них, но потом ловила себя на том, что ничего от этих встреч в памяти у нее не остается. Наверное, они снова и снова говорили ей о том, что надо взять себя в руки, что жизнь продолжается и что, если она не хочет встречаться с Сергеем, то и не надо, пусть познакомится с хорошим, надежным мужчиной, таких гораздо больше, чем ей кажется.
Да, помнится, Алексей даже вызвался заново познакомить ее с тем самым свидетелем на его свадьбе, утверждая, что тот не может забыть Анну и уже раз двадцать приставал к нему, чтобы он помог им столкнуться где‑нибудь ненароком. Анна силилась и не могла припомнить ни его имени, ни лица.
По‑настоящему Анна проснулась только сегодня. Все стояла у окна и думала о том, как это она умудрилась не заметить, что прошла зима и растаял снег. Слава богу, что хоть увидела, как распускаются листья, значит, еще не все потеряно. А ведь и в. самом деле! Вчера Анна уже пошла на работу без плаща, в одном костюме. Помнится, в сводке погоды обещали плюс восемнадцать.
Хорошо, что как раз сегодня у нее свободный день. Сергей, наверное, работает вовсю. А, скорее всего уже все отснял. Ведь авторская программа выходит раз в неделю. Его выпуск покажут завтра. Наверняка у него уже все готово.
Она неторопливо, наслаждаясь тем, что наконец‑то вновь нашла себя, сварила кофе. Если от горячего кофе можно получить удовольствие, значит, жизнь продолжается. Странно, что за все эти пять месяцев Анна ни разу по‑настоящему не почувствовала вкуса еды. Кофе получился отличный, обжигающе горячий, крепкий, вкусный даже без пол‑ложечки сахара. Ей всегда нравился именно такой.
Странно, что все это происходит с ней именно сегодня. Почему? Сегодня ожидается что‑нибудь особенное? Ох, нет, лучше не надо, сыта она этим «особенным» по горло, чуть жизни не лишилась. Просто, наверное, время лечит. Лечило‑лечило, и вот как раз сегодня аккурат к девяти утра вылечило. Неужели дальше можно просто спокойно жить и удивляться тому, что целых пять месяцев прошли как во сне: ни в хорошем, ни в плохом, а так себе — в сером каком‑то. Но наконец‑то можно опять получать удовольствие от самых обычных вещей: принять ванну, позавтракать и выйти на улицу, подышать свежим воздухом.
Как она всегда это любила! Хотя и насквозь городская — не терпит песен у костра и походов за грибами. Но у нее всегда замирало сердце, когда она видела облетающий вишневый цвет, чувствовала запах сирени или осторожно, чуть дыша, трогала пальцем первый клейкий нежный березовый листок, весь в мелких‑мелких гофрированных складочках.
Может, ей съездить в парк? Она так давно там не была. Когда‑то несколько раз гуляла там с Дэном, но вскоре это пришлось прекратить: на них глазели, просили с ними сфотографироваться, а им так хотелось побыть вдвоем!
Странно, что даже о Дэне ей вдруг подумалось на удивление легко — так, легкий налет горечи, никакой злобы, никакой ненависти. Да и какая может быть ненависть к тому, кого уже нет? Никогда больше в жизни она не подумает о нем плохо, что бы в прошлом ни случилось. Да и вообще думать о нем не станет… почти. Конечно, она ничего не забудет: ни своей любви, ни ужаса, когда узнала обо всем, но это уже не будет иметь никакого значения. Было и прошло, а что прошло, то прошло.
Сегодня она ни за что не сядет сама за руль, лучше вызовет такси.
Водитель — обладатель густых черных усов — обернулся и посмотрел на Анну, будто что‑то припоминая:
— Куда поедем? — и тут, наконец, узнал ее. — О, да вы ведь Анна Черкасова, верно?
— Боже, какая я стала известная, меня узнают в лицо водители такси! — пошутила она.
— Известная или нет, а платить придется, — на всякий случай предупредил таксист. — У меня частный бизнес, я даже президента страны бесплатно не повез бы. И автограф, пожалуйста, дайте, а то моя дочура прямо в восторге — ни одной передачи с вами не пропускает.
— Ладно, — покорно согласилась Анна, доставая из кармана записную книжку; бремя славы все‑таки настигло ее, но в такой прекрасный день грешно расстраиваться даже из‑за этого. — Но только вы меня все‑таки подвезите к какому‑нибудь парку, пожалуйста.
Водитель усмехнулся в усы, вспомнив, как с полгода назад вез в такси тележурналиста и каким похожим оказался разговор с сегодняшней пассажиркой на тот, с ним. «Сразу видно, родственные души», — подумал таксист, но, конечно, вслух ничего не сказал. К чему?
Анна немного побродила по аллеям, а потом увидела деревянную скамейку, такую приветливую, стоящую возле березы. Так и есть, вот они, первые листочки.
Она пошла к этому месту, сначала неторопливо, а потом невольно убыстрила шаг, как будто ее подталкивали. Почему‑то ей было нужно присесть именно на эту скамью, хотя вокруг было немало других также незанятых.