Читать интересную книгу Я стройнее тебя! - Кит Рид

— Но перед тем как он простит тебя, тебе придется исповедаться. Потом он заставляет тебя унижаться. Вы знаете, что я не одна такая, да?

— И это самое ужасное.

Если здесь были другие, думал я, то почему хлев пуст, и здесь нет никого, кроме Бетти? Я боялся спросить, что случилось с остальными.

Зои не отрывала взгляда от фигуры на экране.

— Это и правда ты?

Снаружи доносились тяжелые шаги: люди ходили туда-сюда. Было слышно, как разгружают доски. Стучали молотки. Покрикивали люди, постреливал пневматический молоток. Но мы, сидевшие в стойле у Бетти, почти не обращали на это внимания, так были поглощены происходящим на экране: мы смотрели на Бетти, еще не начавшую принимать особый состав, слушали ее мучительную исповедь. К тому времени, когда шум прекратился и затихли вдалеке голоса, мы были настолько загипнотизированы, что нам все уже было безразлично. Только потом, намного позже, поняли, что пока мы, приклеившись к телевизору, напряженно наблюдали за трагедией Бетти, а в памяти у нас оживали наши собственные невзгоды, снаружи бригада рабочих уже закончила строительство площадки для прямой телетрансляции шоу Преподобного.

— Ага, это я, — подтвердила Бетти, когда на экране крупным планом появилось ее розовое смущенное лицо. — Хорошенькая я была, да?

Зои прошептала:

— Да, очень!

— Ага. — Тучная женщина у меня на глазах выпрямилась. — Черт возьми, я и сейчас ничего!

Зои тихо проговорила:

— Так держать, девочка!

Смахивая слезы, женщина на экране начала свою исповедь. «Меня зовут Бетти, и я едоголик». Мы знали схему этих выступлений. Можно и не слушать. Когда прозвучали все признания обращенных, а Преподобный Эрл в своем белом костюме шагнул в лучи прожекторов и начал воодушевлять зрителей всего мира, встряхивая серебристой шевелюрой, и делать размашистые жесты, привлекая последователей своей внушающей доверие улыбкой, моя Зои уже плакала, сокрушаясь о бедной Бетти и о нас самих, и я тоже едва сдерживал слезы.

Вновь обретя дар речи, моя любимая воскликнула:

— Но что же с тобой произошло в Сильфании? Ведь здесь люди должны худеть! Ах, Бетти, что же он с тобой сделал?

— Тебе нужна правда? — она повернулась к нам, и на ее волевом и поразительно красивом лице читалась вся скорбь этого мира. — Правда в том, что он хочет видеть меня такой.

— Это чудовищно!

— В этом вся его сущность.

— Но как же все эти обещания! Все фотографии «до и после»?

— А, эти-то, — ответила она. — Мужчины его не интересуют. А женщины, которые здесь худеют, — это те, кого он не может спасти.

Голос Зои затрепетал, как огонек гаснущей свечи.

— Спасти?

Кивая, Бетти прикоснулась к своему животу, скрытому розовой ночнушкой. Я увидел, что ее рука проваливается все глубже и глубже.

— Ради вот этого.

Я выпалил:

— А где же остальные?

Она бросила на меня взгляд.

— Думаю, они умерли. Когда становишься слишком толстой, спать нужно осторожно. Если повернешься на спину, живот накатится тебе на грудь, и ты задохнешься.

— Какой же он ублюдок!

Она махнула рукой, чтобы я замолчал.

— Но я не понимала, что он замышляет, пока не начались взвешивания. Он был в таком восторге от того, что я набирала вес. Потом он начал кормить меня особыми обедами: огромная тарелка одного, корзинка другого. Дюжины птифуров. Рождественские пудинги, плавающие в бренди. Миндальное печенье. Скоро он переселил меня сюда. Он навещал меня каждую ночь, кормил меня, приносил подарки, оскорблял меня и говорил, что любит, рыдал и просил прощения; бывало, что он ударял меня в живот кулаком, а потом сворачивался калачиком и засыпал, как ребенок… — Из ее груди вырвался то ли всхлип, то ли вздох. — Он клялся мне в любви; мне нужно было самой все понять. Ну так что? Сказать вам правду об этом светловолосом боге, за которым мы все следуем, верим в него, доверяем ему собственные жизни?

Зои предостерегает:

— Бетти, если тебе больно об этом говорить, то не надо.

— Да нет, надо, черт побери. Так какова же правда? Полная правда о человеке, которого мы все любили и отдавали ему наши денежки? О нашем непорочном боге диеты, который обещал сделать нас всех прекрасными и стройными?

— Правда, Бетти. Не надо. — Если честно, я не хотел это слышать. Если она права, то мы все были дураками. Безнадежными беспомощными дураками, а он нас использовал.

— Нет, надо.

Я поднял руку: хватит.

Но она не собиралась молчать.

— Он хочет, чтобы мы были толстыми, голодными и страдали, вот так-то. Мы ему нравимся такими.

— Не может быть!

— Таковы худые. Над кем же еще им потешаться? Над собой? Нет, конечно. — Она понимала, что уже убедила Зои, и сейчас говорила ради меня. — Джерри. Джереми Дэвлин, послушай меня внимательно. Можно мне открыть тебе самое главное?

— А без этого не обойтись?

— Нет!

Ей можно было уже не договаривать. Я уже все понял.

— Сказать, что в нем самое страшное?

— Прошу тебя, хватит!

Шарпнек, склизкий и вкрадчивый садист, самодовольный эгоистичный лицемер, ублюдок. Я знаю, кто ты на самом деле, я знаю, что ты с нами сделал, и теперь я осознал, как должен поступить с тобой. Да, для меня это будет означать конец нормального существования, и я распрощаюсь со свободой, но цена будет оправдана. Я ненавижу тебя за все, что ты сотворил с нами. Я уже все решил, и я сделаю это: уничтожу тебя во что бы то ни стало.

— Сказать вам самое худшее о человеке, которого я любила?

Да, Эрл Шарпнек, я постараюсь действовать быстро, но, поверь мне, расправа не будет скоротечной и милосердной. Если нужно, я подстерегу тебя, у меня хватит сил и терпения. Можешь не сомневаться, как только ты выйдешь за дверь, я пойду за тобой. Если ты отправишься на край света, я последую за тобой, а если ты прыгнешь с этого самого края, прыгну вслед и убью тебя в воздухе. Я буду преследовать тебя и наконец поймаю, и тогда я швырну тебя на землю. Придавлю тебе грудь коленями и не дам пошевелиться. Я всыплю тебе по первое число, мало не покажется, а когда будет достаточно, я вырву из твоего плоского живота теплые кишки и завяжу их узлами, а ты будешь молить о смерти, и тогда…

Но вот как закончила Бетти свой рассказ:

— Толстые его возбуждают.

Глава 31

Когда внедорожник, в котором едут двойняшки Аберкромби, Дэйв Берман и их наставники, останавливается перед забором, пересекающим пустыню практически от края до края, Бетц кажется, что у них возникла проблема, но это не так. Нет силы могущественнее, чем медленно шагающая толпа, объединенная общей целью. Забор, понятно, заставил остановиться машину, но никак не тех пятерых, которые сидят в ней; не остановилась и армия громадных людей, поднявшихся с песка и последовавших за Глорией и ее другом Ахмедом. При таких габаритах и численности задержать их невозможно. Первые ряды толпы расходятся мощными волнами по обеим сторонам внедорожника, затем снова смыкают строй и шагают вперед и вперед так, как будто вышли прогуляться по пустыне, а впереди нет никаких препятствий. Когда они подходят к внушительному забору, кто-то что-то бормочет по поводу колючей проволоки, витки которой проходят по верху ограды, но этот вопрос они не обсуждают. Ясно, что они не свернут в сторону. Они устранят эту преграду. И вот, спокойно, вооружившись терпением, которому они научились благодаря тому, что всю жизнь были не такими, как все, и верой, способной свернуть горы, тучные люди прижимаются плечами к забору и налегают на него.

Происходящее по-своему величественно. Долгую минуту грузные фигуры со склоненными головами давят на забор, — так волы тянут повозку. На миг все замирают. Потом к первому ряду размеренным шагом подходит второй, и вместе они давят уже со значительно большей силой. Через какие-то секунды все столбы, на которых держится забор, одновременно сгибаются, как сварившиеся макаронины, и вот ограда уже на земле.

Слышны крики ликования. По условному сигналу люди из первого ряда кидают спальные мешки поверх колючей проволоки и идут по ним, втаптывая проволоку в песок.

Глория поворачивается к Ахмеду.

— Откуда ты знал, что ограда была не под напряжением?

— Я об этом позаботился. У нас там есть свой человек.

— А охрана?

— Все в порядке. — Мулла смеется. — Мне помогли изнутри.

Внедорожник переезжает лежащий на земле забор, и Ахмед дает звуковой сигнал. Толпа, будто по волшебству, расступается, как сухой снег перед снегоочистителем, и пропускает их вперед. Бетц интересуется:

— Изнутри чего?

Глория поворачивается и смотрит на нее.

— Сильфании.

— Сильфании?!

Взвинченный, чуть ли не гудящий от волнения, Дэнни кричит:

— Что вы сказали?

— Мы сейчас находимся на территории Сильфании, — Глория ласково кладет ему руку на плечо. — А разве вы не знали?