– Послушай, сын мой, из любви к тебе я буду великодушен и забуду о твоем отказе.
– Будь великодушен, о господин мой, и забудь о своей просьбе.
– Ты по-прежнему отказываешь мне? – Смягчившийся было голос паши вновь звучал резко и грозно. – Как я извлек тебя из грязи, так одним словом могу вновь ввергнуть в нее. Как разбил цепи, которыми ты был прикован к веслу, так снова могу заковать тебя в них.
– Я знаю, что все в твоей власти, – согласился Сакр-аль-Бар. – Но если я не уступаю ту, что вдвойне принадлежит мне – по праву пленения и по праву покупки, – ты можешь судить, как вески на то причины. Будь же милостив, Асад…
– Неужели я должен забрать ее силой? – проревел паша.
Сакр-аль-Бар высоко поднял голову, его могучие мускулы напряглись.
– Пока я жив, тебе это не удастся, – ответил он.
– Неверный, мятежный пес! Ты смеешь противостоять мне… мне?!
– Молю тебя, будь милосерд и не вынуждай твоего слугу поступать недостойно.
Асад усмехнулся.
– Это твое последнее слово? – грозно спросил он.
– Во всем остальном я – твой верный раб, о Асад.
Какое-то время паша злобно глядел на корсара, затем не спеша направился к двери, как человек, принявший решение. На пороге он остановился.
– Жди! – грозно приказал он и вышел.
Сакр-аль-Бар долго смотрел ему вслед, потом пожал плечами и повернулся к Розамунде. В ее глазах было какое-то непонятное выражение, которое заставило его отвернуться. Если раньше раскаяние лишь мимолетно посещало его, то теперь оно захлестнуло все его существо. Ужас и отчаяние охватили Оливера от сознания непоправимости содеянного. Он обманулся в своих чувствах к Розамунде: он не только не ненавидел ее, но любил со всем пылом прежней страсти. Если бы он ненавидел ее, то от мысли, что она будет принадлежать Асаду, испытал бы злобную радость, а не эти адские муки.
Спокойный голос Розамунды прервал размышления Оливера:
– Почему вы отказали ему?
Оливер быстро обернулся.
– Вы все поняли? – спросил он.
– Я поняла достаточно. Лингва франка не очень отличается от французского, – ответила Розамунда и повторила свой вопрос: – Почему вы отказали ему?
– И вы еще спрашиваете?
– Вы правы, – с горечью проговорила она, – вряд ли это необходимо. И все же – неужели жажда мщения так велика, что вы готовы скорее пожертвовать собственной головой, чем уступить хоть на йоту?
Лицо корсара помрачнело.
– Конечно, – усмехнулся он, – как еще вы могли истолковать мой отказ!
– Вы ошибаетесь. Я спрашиваю именно потому, что сомневаюсь.
– Понимаете ли вы, что значит стать добычей Асада ад-Дина?
Розамунда пожала плечами и, не глядя на него, спокойно ответила:
– Неужели это страшнее, чем стать добычей Оливера-рейса, Сакр-аль-Бара, или как вас там еще называют!
– Если вы скажете, что вам все равно, то я больше не стану противиться паше, – холодно проговорил Оливер. – Можете отправляться к нему. Я отказал ему – что, возможно, и глупо – отнюдь не из желания отомстить вам. Просто сама эта мысль привела меня в ужас.
– В таком случае, подумав о себе, вы тоже должны прийти в ужас, – заметила Розамунда.
– Возможно, – едва слышно проговорил Оливер.
Розамунда вздрогнула и хотела что-то сказать, но он взволнованно продолжал:
– О боже! Чтобы я понял всю низость своего поступка, понадобилось вмешательство Асада! Мы преследуем разные цели. Я хотел наказать вас, а он… Боже мой…
Оливер застонал.
Розамунда медленно поднялась с дивана, но корсар был слишком взволнован и не заметил этого. Вдруг поглотивший его мрак осветил луч надежды: он вспомнил слова Фензиле о той преграде, которую Асад не осмелится преступить из благочестия.
– Есть один выход! – воскликнул Оливер. – Только изобретательность коварной сицилийки могла подсказать его! – Оливер было заколебался, но собрался с духом и коротко закончил: – Вы должны выйти за меня замуж.
Розамунда отшатнулась, как от удара. У нее возникло мгновенное подозрение, которое тут же превратилось в уверенность, что внезапное раскаяние Оливера – просто уловка.
– Замуж… за вас! – повторила она.
– Да, – подтвердил Оливер и принялся объяснять ей, что, только став его женой, она будет неприкосновенна для правоверных мусульман: из опасения нарушить закон пророка никто и пальцем не посмеет коснуться ее, и прежде всего – благочестивый паша. – Только так, – закончил он, – я смогу избавить вас от его преследований.
– Даже в моем ужасном положении этот выход слишком ужасен, – презрительно заявила она.
– А я говорю: вы должны, – настаивал он. – Иначе вас сегодня же доставят в гарем Асада, и не как жену, а как рабыню. Ради собственного блага вы должны верить мне, должны!
– Верить вам! – Розамунда язвительно рассмеялась. – Вам! Вероотступнику, нет, хуже, чем вероотступнику!
Оливер сдержался. Только соблюдая полное спокойствие, он мог надеяться убедить ее с помощью логических доводов.
– Вы слишком безжалостны, – с упреком сказал он. – Вы судите меня, забывая, что в моих страданиях есть и ваша вина. Ведь меня предали именно тот мужчина и та женщина, которых я любил больше всех на свете. Я утратил веру в людей и в Бога. Я стал мусульманином, отступником и корсаром лишь потому, что это был единственный способ избавиться от невыносимых мучений. – Он грустно посмотрел на Розамунду. – Неужели все это нисколько не извиняет меня в ваших глазах?
Слова Оливера не оставили Розамунду равнодушной. В ее ответе сквозила враждебность, но уже не было презрения. Его сменила печаль.
– Никакие лишения не могут оправдать вас в том, что вы опозорили честь дворянина и запятнали мужское достоинство, преследуя беззащитную женщину. Как бы то ни было, вы слишком низко пали, сэр, чтобы я сочла возможным доверять вам.
Оливер опустил голову. Он более чем заслужил это обвинение и чувствовал, что ему нечего возразить.
– Вы правы, – вздохнул он. – Но не ради меня я умоляю вас довериться мне, а ради вас самой.
Под влиянием внезапного порыва Оливер вытащил из ножен тяжелый кинжал и подал его Розамунде:
– Если вам необходимо доказательство моей искренности, возьмите мой кинжал, которым вы пытались лишить себя жизни. Как только вам покажется, что я изменил данному слову, воспользуйтесь им против меня или против себя.
Удивленно посмотрев на Оливера, Розамунда приняла от него кинжал.
– А вы не боитесь, – спросила она, – что я сейчас же воспользуюсь им и разом все покончу?
– О нет, я верю вам, – ответил он. – И вы можете отплатить мне тем же. Более того, я дал вам оружие на самый крайний случай. Если придется выбирать между смертью и Асадом, будет лучше, если вы предпочтете смерть. Но позвольте заметить, что, пока есть возможность жить, выбирать смерть было бы глупо.