Читать интересную книгу Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник) - Рафаэль Сабатини

Нимало не смутясь, Оливер спокойно выдержал ее взгляд и ответил вопросом на вопрос:

– И обо всем этом вас предупредил ваш внутренний голос? Помилуй бог, женщина! Неужели вы не могли придумать чего-нибудь получше?

В эту минуту на террасе появилось двое невольников, и Оливер отвернулся от Розамунды.

– А вот и ужин. Надеюсь, ваш аппетит окажется сильнее вашей логики.

Один невольник поставил на мавританский столик рядом с диваном глиняную миску, от которой исходил приятный аромат, другой опустил на пол рядом со столиком блюдо с двумя хлебами и красной амфорой с водой. Короткое горлышко амфоры было закрыто опрокинутой чашкой.

Невольники низко поклонились и бесшумно исчезли.

– Ужинайте! – приказал Оливер.

– Я не хочу никакого ужина, – строптиво ответила Розамунда.

Он смерил ее ледяным взглядом:

– Впредь, женщина, вам придется считаться не с тем, что вы хотите, а с тем, что я вам приказываю. Сейчас я приказываю вам есть, а посему – начинайте.

– Не буду.

– Не будете? – медленно повторил он. – И это речь невольницы, обращенная к господину? Ешьте, говорю я.

– Я не могу! Не могу!

– Невольнице, которая не может выполнять приказания своего господина, незачем жить.

– В таком случае – убейте меня! – с ожесточением крикнула Розамунда и, вскочив на ноги, с вызовом посмотрела на Оливера. – Вы привыкли убивать. Убейте же меня. За это, по крайней мере, я буду вам благодарна.

– Я убью вас, если так будет угодно мне, – невозмутимо ответил корсар, – но не для того, чтобы угодить вам. Кажется, вам все еще непонятно, что вы – моя невольница, моя вещь, моя собственность. Я не потерплю, чтобы вам был нанесен ущерб иначе, чем по моей прихоти. Поэтому – ешьте, иначе мои нубийцы плетьми подстегнут ваш аппетит.

Розамунда стояла перед ним, дерзко выпрямившись, бледная и решительная. Затем плечи ее неожиданно опустились, как у человека, раздавленного непоколебимостью противостоящей ему воли; она поникла и снова села на диван. С явной неохотой она медленно придвинула к себе миску. Наблюдая за ней, Оливер беззвучно смеялся.

Розамунда помедлила, словно ища чего-то, и, не найдя, подняла голову и то ли насмешливо, то ли вопросительно посмотрела на Оливера.

– Вы приказываете мне разрывать мясо пальцами? – высокомерно спросила она.

– Закон пророка запрещает осквернять хлеб и мясо прикосновением ножа. Бог наделил вас руками, вот и обходитесь ими.

– Вы, кажется, издеваетесь надо мной, говоря о пророке и его законах? Какое мне до них дело? Уж если меня заставляют есть, то я буду есть по-христиански, а не как языческая собака.

Оливер не спеша вытащил из-за пояса кинжал с богато изукрашенной рукоятью и осторожно бросил его на диван рядом с Розамундой, всем своим видом показывая, что уступает ей.

– Тогда попробуйте вот этим.

Судорожно вздохнув, Розамунда порывисто схватила кинжал.

– Наконец-то мне есть за что благодарить вас, – проговорила она и поднесла острие кинжала к груди.

Оливер молниеносно упал на одно колено, схватил Розамунду за запястье и так стиснул его, что пальцы ее разжались.

– И вы действительно предположили, будто я поверил вам? Решили, что ваша неожиданная уступчивость обманула меня? Когда же вы наконец поймете, что я отнюдь не глупец? Я дал вам кинжал, чтобы испытать вас.

– В таком случае теперь вам известны мои намерения.

– Заранее предупрежденный – заранее вооруженный.

Если бы не нескрываемое презрение, горевшее в глазах Розамунды, то взгляд, каким она наградила сэра Оливера, мог бы показаться насмешливым.

– Разве так трудно, – спросила она, – оборвать нить жизни? Разве нож – единственное орудие смерти? Вы похваляетесь тем, что вы – мой господин, а я – ваша раба; что, купив меня на базаре, вы властны распоряжаться моим телом и душой. Пустая похвальба! Вы можете связать и заточить в темницу мое тело, но душу мою… Уверяю вас: ваша сделка не удалась! Вы мните, будто властны над жизнью и смертью. Ложь! Только смерть вам подвластна.

На лестнице послышались быстрые шаги, и, прежде чем Оливер успел сообразить, как ответить Розамунде, перед ним вырос Али. Он принес поразительное известие. Какая-то женщина просила разрешения поговорить с Сакр-аль-Баром.

– Женщина? – Оливер нахмурился. – Назарейская женщина?

– Нет, господин, мусульманка, – последовал ошеломляющий ответ.

– Мусульманка? Здесь? Это невозможно!

Корсар еще не договорил, как на террасу, словно тень, проскользнула женщина, с головы до пят одетая в черное. Длинная чадра, словно мантия, скрывала очертания ее фигуры.

Разгневанный Али резко повернулся к незваной гостье.

– Разве не велел я тебе дожидаться внизу, о дочь стыда? – обрушился он на нее. – Она последовала за мной, господин, чтобы пробраться к тебе. Прикажешь увести ее?

– Нет, оставь нас. – И Сакр-аль-Бар жестом отослал Али.

Что-то неуловимое в неподвижной фигуре в черном привлекло внимание корсара и вызвало его подозрения. Непонятно почему, но он вдруг вспомнил Аюба аль-Самина и соперничество, разгоревшееся на базаре вокруг Розамунды. Он молча ждал, когда вошедшая заговорит. Та в свою очередь стояла все так же неподвижно, пока шаги Али не замерли в отдалении. Тогда с неподражаемой дерзостью и безрассудством, выдававшими ее европейское происхождение и, следовательно, нетерпимость к ограничениям, налагаемым мусульманскими обычаями на представительниц ее пола, незнакомка сделала то, на что никогда бы не осмелилась истинная правоверная. Она откинула длинную черную чадру, и Сакр-аль-Бар увидел бледное лицо и томные глаза Фензиле.

Иного он и не ожидал, однако, увидев это лицо открытым, отступил на шаг.

– Фензиле! – воскликнул он. – Что за безумие!

Заявив о себе столь эффектным образом, Фензиле спокойно накинула чадру и вновь обрела вид, приличествующий мусульманке.

– Прийти сюда, в мой дом! – недовольно продолжал Сакр-аль-Бар. – Что будет с тобой и со мной, если весть об этом дойдет до твоего господина? Уходи, женщина, немедленно уходи! – приказал он.

– Если ты сам ему не расскажешь, то можно не бояться, что он узнает о моем приходе к тебе, – ответила Фензиле. – А перед тобой мне не в чем оправдываться, если только ты помнишь, что, подобно тебе, я не родилась мусульманкой.

– Но Алжир – не твоя родная Сицилия, и кем бы ты ни родилась, неплохо бы помнить и то, кем ты стала.

Корсар принялся пространно объяснять Фензиле, как далеко зашло ее безрассудство, но та остановила поток его красноречия:

– Твои пустые слова только задерживают меня.

– Тогда, во имя Аллаха, приступай к делу и скорее уходи отсюда.

Повинуясь требованию Сакр-аль-Бара, Фензиле показала рукой на Розамунду.