Читать интересную книгу Поваренная книга Мардгайла - Андрей Синицын

— Ага, сейчас сниму, разбежались!

— Сама же говоришь, несет от тебя.

— А почему вы это не спросите, где это я так?

— Ну и где это ты так? — обвел я взглядом берег. Мне все еще хорошо было. — Или опять дохлого кита выбросило на берег?

— Видите вон те лавовые потоки?

— Как раз собираюсь туда сходить. Только кита туда выбросить не может, — не поверил я. — Там сильное отбивное течение, воронки.

— Зато пещеры на берегу… Видите? Чуть левее… Мягкие породы выветрились, выкрошились, под лавовыми козырьками образовались дыры. Некоторые забиты льдом. Еще с прошлых лет. Так вот, в одной из них валяются кости. Почти целый скелет, понимаете? Тяжелые кости. Массивные. Как из чугуна. Даже верхняя челюсть… Загнута, как клюв, только вместо зубов пластинки.

— Искусственные, что ли? — не понял я.

— Да ну вас, — рассердилась Ксюша. — Типичный пахиостозис.

— Это еще что такое? — удивился я.

— Признак такой.

— Перерождение тканей? Поэтому кости такие тяжелые?

— Скорее уплотнение тканей. Я чуть с ума не сошла. Никогда такого не видела.

— Как туда попали кости?

— Ой, уж не знаете?

— Ой, уж не знаю.

— Да Павел Васильевич их там хранит.

— Это еще зачем?

— Как это зачем? Ледник у него там.

— Неужели телятина протухла? — обеспокоился я.

— Да где вы видели телку с такими конечностями? — Ксюша агрессивно вынула из рюкзачка полевой дневник и быстро-быстро набросала на чистой страничке нечто вроде коленчатой плоской ноги.

— А почему тут два сустава? — не понял я.

— Да потому что это ласт.

— А почему копытце?

— Да потому что это нога. Редуцированная нога! Особенная.

8

И Ксюша рассказала:

— У меня отец известный биолог, всю жизнь занимается сиренами. А сирены — это такой вид млекопитающих. Морские коровы. Звери огромные, тяжелые. Обитают у берегов Атлантики — от Флориды до Мексиканского залива и до лагуны Манзанарас в Бразилии. Там их везде называют ламантинами и дюгонями. А вот российские сирены, которые когда-то водились на севере, отличались от ламантинов и дюгоней еще большими размерами и тем, что жили только на Командорских островах. Капустниками назвали наших северных сирен моряки командора Витуса Беринга, штормом выброшенные на остров. А описал их под именем манаты натуралист Георг Стеллер.

— Какие еще манаты?

— Ну, морские коровы!

— Стеллер что, казахом был?

— Почему?

— Ну, бир сом, бир манат, — напомнил я.

— Да ну вас. Это же по-киргизски. Вы не перебивайте. Большая часть моряков и сам командор погибли, — рассказала Ксюша, сердито оттягивая на груди топик, неотчетливо, но отдающий дохлятинкой. — Снег, голые камни, мерзлый песок — усталые моряки, посланные царем на поиски Америки, умирали один за другим. Обвалилась стена землянки, засыпала Витуса Беринга до пояса. Не откапывайте, попросил он, так теплее. А совсем рядом плескались в ледяной воде нежные морские твари до десяти метров в длину и под сто двадцать пудов весом. Ложились спинами на длинные валы, ржали, как лошади, складывали на груди плоские ласты с тоненькими копытцами. Им все было нипочем, радовались жизни. Кажется, ни за что такую здоровенную не поймаешь, а на деле оказались глупые. Подпускали людей вплотную, подставляли бок и для почесывания, и для ножа, смотрели нежными овечкиными глазами, как Маришка, блеск ружей их не пугал. Эти живодеры, — горестно заявила Ксюша, имея в виду несчастных моряков, — резали прямо живых капустников. Они вздыхали со стоном, часто махали хвостом и так сильно упирались передними ластами, что кожа с них слезала кусками.

Ксюша явно цитировала.

Может, того же Георга Стеллера.

— Зато на нежном мясе капустников-манатов, на нежном растопленном жире открытых беринговцами сирен выжила часть команды. Хотя, конечно, не все этого заслуживали. — Ксюша прижала маленькие кулачки к груди. — Господин Стеллер, например, не заслуживал. Он ради науки мог выколоть ножом глаза морскому котику, а других раздразнить камнями. Слепой котик слышал, что бегут на него, и, конечно, начинал отмахиваться. А скотина господин Стеллер сидел на камне и наблюдал, как котики дерутся. Слепой ведь не понимает, за что его бьют, почему вытаскивают из моря и добавляют. Хорошо хоть над манатами так не издевался. Все-таки одна тысяча семьсот сорок второй год, — горестно вздохнула Ксюша.

— А коровы?

— Они пугались.

— Да не переживай ты так. Когда это было! Восемнадцатый век!

— Ну и что? Были капустники, и нет их! Исчезли! Не осталось на Командорах ни одного!

— Откочевали?

— Их всех охотники выбили. Как прослышали, что есть такой глупый и вкусный зверь, так кинулись скопом на Командоры. Один бок чешет, в другой бьет ножом! Эти капустники, говорю, оказались глупей Маришки.

— Ну, вымерли. Ну, исчезли. Первые, что ли?

— Да вы послушайте! — горячо заговорила Ксюша. — Мой отец не верит, что капустники исчезли. Выжила же в океане латимерия, слыхали о такой доисторической рыбе? Живут ракушки с девона, тараканы пережили сколько геологических эпох! Отец много лет ищет следы капустников в наших северных морях, ведь больше они нигде не водились, — Ксюша смотрела на меня с откровенным презрением. — У него накопилось много свидетельств. Он Ивана Воскобойникова разыскал. Это живет такой рыбак с Камчатки. Три года назад он плыл летом с дедом к плашкоуту, стоявшему на рейде, и в трех метрах от лодки увидел за бортом странного зверя. Морда круглая, глупая, глаза нежные, губу оттопырил и нижняя челюсть вытянута.

— А дед? — спросил я.

— Что дед?

— Дед тоже видел?

— Нет, дед не видел. Он был слепой. Там же на Камчатке, — сердито продолжила Ксюша, председатель Анапкинского сельсовета рассказал отцу, что как-то вышел вечером с женой на берег посмотреть, не сорвало ли с якорей ставной невод, и увидел на берегу мертвую морскую корову. Огромная, тяжелая, пасть распахнута, чайки орут над трупом. Такое нельзя не заметить. И пахла как… — Ксюша брезгливо оттянула топик. — Ну, побежали они за людьми, а прилив там мощный. Унесло капустника.

— А жена председателя?

— Что жена?

— Он не слепая была?

— Нет, она не слепая. Она все видела. — Ксюша смотрела на меня почти злобно. — А два года назад отец получил радиограмму от начальника лаборатории плавбазы «Советская Россия». «У мыса Наварина наблюдаем совершенно неизвестное животное, — отстучал отцу начальник лаборатории. — Немедленно пришлите описание стеллеровой коровы».

— Ну и как?

— Похоже, настоящего капустника видели.

— Поздравляю.

— Это с чем еще? — подозрительно посмотрела Ксюша.

— Как с чем? Выходит, не совсем вымерла северная маната, да?

— Если бы! — жалобно выдохнула Ксюша и прижала руки к груди. — Никого там не поймали. И не нашли никаких следов. Сахалинские биологи туда специально ездили. Исследовали весь берег, даже на морское дно спускались в гидрокостюмах. Совсем никого не нашли.

9

Палый должен был вернуться с заставы вечером.

Обозленный агрессивными жалобами Ксюши, беспричинными рыданиями Маришки, глупым и порочным подмигиванием Серпа Иваныча, я собрал свой маленький нелепый отряд и погнал его на Западную Клешню, глубоко врезающуюся в пролив Дианы. Поднимались мы на гору метрах в трехстах восточнее ледяной пещеры, где обляпалась Ксюша. В пещеру я решил заглянуть на обратном пути. Тяжелый возраст. Маришка пыхтела, отирала пот с нежных горящих щечек. Обсыпанная рыжей бамбуковой пыльцой Ксюша отставала. Только Серп Иваныч радовался:

— Я, Маришка, клянусь. Я с птичьего базара русалку совсем вблизи видел.

— Ну и что? — печально огрызалась Маришка.

— Так и торчали у нее груди. Как у тебя.

— Откуда тебе знать, как они у меня торчат?

Я не вмешивался в их перепалку.

Солнце. Ни ветерка. В небе голубизна, ни облачка.

Только мрачная гора Уратман безмолвно играла нежными колечками тумана.

Но с восточной стороны уже вдруг страшно, безмерно открылся океан — не имеющая границ и горизонтов чудовищная масса, веками подмывающая скальные берега. Сдувая с толстых щек рыжую пыльцу Маришка невольно выдохнула: «Как красиво». И вытерла невольные слезы. А я подумал: «И в такой вот огромной чаше солёной воды не нашлось места какой-то морской корове?» Жаль, Ксюша не слышала моих благородных мыслей. «Ей замуж надо, — подумал я, глядя под упрямо пригибающийся под ее красивыми ногами бамбук, — а то вся эта чепуха со всякими запахами и с кривой массивной челюстью испортит ей жизнь».

Только на плече горы я понял, какого свалял дурака.

Острова есть острова, особенно Курильские, здесь нельзя верить цвету неба.

Чудовищная, исполинская стена тумана надвигалась с океана. Полураздетые девчонки и одна штормовка на четверых — вот все, что мы имели. Ни воды, ни тепла. И по склону в один час вниз не спустишься, потому что крутизна, бамбук торчит пиками. До меня дошло, что сейчас упадет влажный туман, и тропа в одно мгновение станет невидимой, непроходимой. Потому и крикнул Серпу: «Давай вниз!» И он спорить не стал. Он лучше всех понимал, чем грозит нам ночевка в тумане. И Маришка, так же не споря, двинулась вслед за ним. «Протеина в Маришке больше, — чем мозгов, с нежностью подумал я. — О Ксюше такого не скажешь».