не возражали, особенно когда я им пообещал башенку для телескопа на крыше вывести. Вот. Всё для новых чад готово, изволь принять работу-то.
Я тронута до глубины души.
Элли — и, что интересно, даже Лусия — крутятся рядом, восторженно переговариваясь. Надо же, вот здесь, за дверью, куда тычет палочкой фея — помещение для прогулочных колясок, просто замечательно! А тут шкафчик с отделениями для пелёнок, распашонок, штанишек и платьиц, всё с отделеньями для троих детишек! И много-много места для того, о чём мой мужчина, может, и не догадается сам, но предусмотрительно оставил резерв, чтобы запасливая женская душа могла заполнить его по своему желанию и хотению.
— Эта дверь в нашу спальню, — поясняет он как раз. — В любой момент дня и ночи можешь заглянуть и проверить, всё ли с детьми нормально. Сами двери, кстати…
Повинуясь его слову, створка отъезжает вбок. А вот это просто замечательно!
— Ты пока ещё не обратила внимание, но я практически все распашные двери заменил на разъезжающиеся. Чтобы кое-кто не набил шишек невзначай, когда начнёт ползать. А вот тут…
Ещё одна комнатка, смежная с детской. Небольшая, оставляющая впечатление как бы… полу-жилой, полу-дежурной. Обставлена изящно, со вкусом, но ничего лишнего.
— Это для няни, — поясняет Мага. И сурово, будто предчувствуя возражения, отрубает: — Не думаешь же ты сама ночами не спать с тремя бутузами? Тебе понадобится полноценный отдых. Будешь уставать за день — наймём и вторую няню. И третью. Сколько понадобится. Не стесняйся.
Меня раздирают совершенно противоречивые чувства. Первые полгода сплошных бессонниц после рождения ребёнка, думаю, помнит каждая мама. Неужели на сей раз я проскочу это испытание? Bсё же колеблюсь:
— Мага, я бы с радостью… Няня — это отлично. Но я не привыкла… мне как-то страшно доверить крох совершенно чужому человеку.
— Ну, во-первых, этот человек будет работать не за спасибо. Вернее сказать, наше «спасибо» он будет весьма и весьма ценить, чтобы стараться на совесть. А во-вторых — с чего ты взяла, что чужой? Лусия, ты всё слышала? Всё поняла?
— Да, дон Маркос! — восторженно выдыхает она. — Ой, это вы меня так приглашаете на работу, да? Няней? Прямо сюда?
Мой супруг выдерживает многозначительную паузу.
— Ну, пока что напрямую не приглашаю, а предлагаю своей жене вариант того, как можно существенно облегчить жизнь, наполненную тремя сильными здоровыми младенцами. У наших малышей первый отец — русич, ты же в курсе? А их дети, я слышал, весьма… подвижны. С одним-то управиться будет нелегко, а тут трое! Однако Ива, как и я, не любит, когда в доме слишком много чужих, а к тебе она уже привыкла. Ты не чужая, ты из Эль Торреса, у тебя есть опыт ухода за племянниками, и, кстати, напомню, имеется и жених, свадьба с которым назначена через год. Жалованье мы тебе увеличим вдвое от нынешнего, накопишь себе за год прибавку к приданому; плохо, что ли?
Лусия впадает в задумчивость, но видно, что перспектива ей нравится. Феечка хихикает и взмывает под потолок, где и устраивается на прежнем месте, болтая ножками. Свою роль гида она выполнила, теперь отдыхает. Элизабет переводит озабоченный взгляд с неё на моего мужа.
— Ничего себе новшества! Мне такие сюрпризы очень даже нравятся. Мага, надеюсь, ты, как хороший брат, поделишься с Ником своими идеями? Как ты думаешь, могу я рассчитывать, что, вернувшись домой, получу такую же детскую?
Дорогуша жмурится и растроганно промокает платком уголок глаза. Малявка трётся о его ногу. В его мурлыканье вплетается отчётливое: «Понр-равилос-сь… вс-сем-м-м понр-ра…»
Мага только хмыкает.
Да уж. Зная этих братцев, нетрудно предугадать, что Элизабет по возвращении домой обнаружит не одну, а целых две детских с полным штатом дневных и ночных нянь, дежурных сестёр милосердия, будущих гувернёров и воспитателей. Порой в стремлении перескакать друг друга дель Торресы не знают меры. Но сейчас, прямо сейчас, Маге не до того. Вопросительно изогнув бровь, он заглядывает мне в глаза.
«Я — хорош? Я всё предусмотрел?»
— Ты…
У меня перехватывает горло. Обнять, обнять крепко, насколько хватит сил, прижаться к твёрдой надёжной груди, замереть, изо всех сил желая растянуть мгновенье… О, да. Ты не просто хорош, муж мой. Ты лучший.
* * *
На цыпочках, чтобы не разбудить уснувшего наконец моего некроманта, подбираюсь к знакомому с давнего детства подоконнику, отдёргиваю ночную штору вместе с тюлевой занавеской и вглядываюсь в картину за окном. Хоть и настроилась ничему не удивляться, но сердце замирает в предвкушении чуда. И не зря.
Там, за окном, уже не то, что виделось вчера, и в прошлом году, и в позапрошлом, и лет тридцать назад. Пропала соседняя четырёхэтажка, смотрящая фронтоном во фронтон родительского дома. Исчезли неровные полосы стихийно разбитых крошечных огородов, на которых соседи до сих пор изощряются, кто во что горазд; запущенные розовые кусты чередуются у них с помидорами и капустой, кустами хрена, тыквенными и огуречными плетьми. Впрочем, бахча-овощи — это летняя разновидность оконного натюрморта; вчера же здесь, поскольку осень, можно было любоваться зачищенными грядками с жухлой листвой. Впрочем, розы упорно держались в цвету, в ожидании снега, ведь осень в моём городке затянулась. Это в Тардисбурге метёт, а тут — хоть и поздний ноябрь, но первыми заморозками даже не пахнет. Из-под штакетника проглядывает свежая поросль молодого чистотела, живучего, неубиваемого. Он и под грядущий снег уйдёт, зелёный, и весной очнётся раньше всех.
…Впрочем, все эти пасторальные прелести пропали вместе с угасшим вчерашним днём. Сейчас за окном иной пейзаж, и не сказать, чтобы незнакомый. Что интересно, куда-то подевалась этажность. Моя настоящая квартира находится на третьем этаже, спальня в Тардисбурге — на втором, нынче же земля за окном оказывается совсем близко: при желании можно вылезти и спрыгнуть прямо в густую траву. Каких-то метра полтора высоты, не о чем говорить! Дорожка, вымощенная морской галькой, ведёт от крыльца к калитке, за которой желтеет песок, а ещё дальше синеет огромное пространство, в нижней части которого вскипают барашки волн, в верхней — облака. Море. Совсем рядом, рукой подать.
И более чем уверена: стоит