Читать интересную книгу Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 - Александр Дюма

– Ты же сам мне сказал…

– Я ни словом об этом не обмолвился. Я сказал, что король приказал мне забрать у него ларец для мадмуазель де Таверне, голос которой ему очень понравился. Но я не говорил, что его величество поручил мне передать его девушке.

– Тогда уж я не знаю, что и думать! – в отчаянии воскликнул барон. – Я ни слова не понимаю, ты говоришь загадками. Зачем было давать это колье, если оно не для этого предназначено? Зачем было поручать его тебе, чтобы потом передать, кому следует?

Ришелье вскрикнул, словно заметив ловушку.

– Ну и Харон! – пробормотал он. – Вот скотина так скотина!

– О ком это ты?

– Да о тебе, мой добрый друг, о тебе, мой верный товарищ… Ты будто с луны свалился, бедный барон.

– Ничего не понимаю…

– Да, ты ничего не понимаешь. Дорогой мой! Если король хочет сделать подарок женщине и поручает это дело герцогу де Ришелье, значит, подарок окажется достойным, а поручение будет в точности исполнено, запомни это хорошенько… Я не передаю ларцы, дорогой мой; это обязанность господина Лебеля. Ты знаешь Лебеля?

– Кому же ты собираешься поручить это дело?

– Друг мой! – отвечал Ришелье, хлопнув Таверне по плечу и сопровождая свой жест демонической улыбкой. – Когда я имею дело с таким ангелом чистоты, как мадмуазель де Таверне, я и сам чувствую себя добродетельным; когда я приближаюсь к голубице, как ты ее называешь, ничто во мне не напоминает ворона; когда меня посылают с поручением к благородной девице, я начинаю с разговора с ее отцом… Вот я и говорю с тобой. Таверне, и передаю ларец тебе, с тем чтобы ты сам отдал его дочери… Что ты на это скажешь?

Он протянул ларец.

– Может быть, ты не захочешь его взять?

Он отдернул руку.

– Скажи только, что его величество сам поручил мне передать дочери этот подарок, – вскричал Таверне, – и он будет выглядеть совсем иначе, это будет отеческий знак внимания, он словно очистится от скверны!..

– Ты что же, подозреваешь его величество в недобрых намерениях? – строго спросил Ришелье. – Как ты посмел это подумать?

– Боже меня сохрани! Однако люди.., то есть, моя дочь…

Ришелье пожал плечами.

– Так ты берешь или нет? – спросил он. Таверне торопливо протянул руку.

– Так ты считаешь себя порядочным человеком? – спросил он Ришелье, ответив ему той же улыбкой, которую послал барону герцог.

– Не кажется ли тебе, барон, – отвечал маршал, – что с моей стороны было благородно сделать посредником отца? Ведь отец словно очищает этот поступок от скверны, как ты говоришь, – так вот я выбираю тебя посредником между влюбленным монархом и твоей очаровательной дочерью… Если бы нас взялся рассудить сам Жан-Жак Руссо, который недавно тут рыскал, он сказал бы тебе, что я чище самого Иосифа Праведного.

Ришелье произнес эти слова сдержанно, с чувством собственного достоинства. Таверне удержался от замечаний и заставил себя поверить в то, что Ришелье его убедил.

Он схватил своего великого друга за руку и с чувством пожал ее.

– Благодаря твоей деликатности моя дочь сможет принять этот подарок.

– Твоя дочь – источник и первопричина тех милостей, о которых я говорил тебе с самого начала.

– Спасибо, дорогой герцог, от всего сердца тебя благодарю!

– Еще одно слово… Постарайся скрыть от друзей графини Дю Барри новость об этой милости. Графиня Дю Барри способна бросить короля и сбежать.

– Разве король рассердился бы за это на нас?

– Не знаю. А вот графиня не была бы нам благодарна. Я бы погиб… Вот почему я прошу тебя никому об атом не говорить.

– Не беспокойся. Передай королю благодарность от меня.

– И от твоей дочери, разумеется… Но ты нынче в милости, ты и сам можешь поблагодарить короля, дорогой мой. Его величество приглашает тебя сегодня на ужин.

– Меня?

– Тебя, Таверне. Мы поужинаем в тесном кругу: его величество, ты, я. Поговорим о добродетелях твоей дочери. Прощай, Таверне! Вон идут Дю Барри с д'Эгийоном, они не должны видеть нас вместе.

Тут он с юношеской легкостью исчез в конце галереи, оставив Таверне с ларцом в руках; Таверне напоминал немецкого мальчика, который, проснувшись, обнаружил в руках игрушки, оставленные ночью Дедом Морозом.

Глава 41.

УЖИН У КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА XV

Маршал нашел его величество в малой гостиной, куда он удалился вместе с несколькими придворными, которые предпочли обойтись без ужина, нежели уступить другим возможность находиться поблизости от повелителя, ловя на себе его рассеянный взгляд.

Впрочем, казалось, что в этот вечер Людовику XV было не до них. Он отпустил всех, объявив, что не будет ужинать, или если и будет, то в полном одиночестве. Получив свободу, придворные, из опасения вызвать неудовольствие дофина своим отсутствием во время репетиции, подобно стае голубей вспорхнули и полетели к тому, кто позволял им себя лицезреть; они были готовы объявить, что ради дофина покинули гостиную его величества.

Покинутый ими с такой поспешностью, Людовик XV был далек от того, чтобы думать о них. Ничтожество всего этого придворного сброда могло бы при других обстоятельствах вызвать у него усмешку. На этот раз оно не пробудило в монархе никакого чувства, несмотря на то, что он был по природе очень насмешлив и не прощал ни физических, ни моральных недостатков даже лучшим своим друзьям, если предположить, что у Людовика XV были когда-нибудь друзья.

Нет, в эту минуту внимание Людовика XV привлекла карета, стоявшая у служб Трианона. Казалось, кучер только и ждал, когда хозяин усядется в золоченый экипаж, чтобы огреть кнутом лошадей.

Карета, принадлежавшая графине Дю Барри, была освещена факелами. Сидевший рядом с кучером Замор болтал ногами, словно на качелях.

Графиня Дю Барри, подкарауливавшая, по-видимому, в коридоре посланца от короля, появилась, наконец, под руку с д'Эгийоном. Судя по ее торопливой походке, она была вне себя от гнева и разочарования. За внешней решительностью она пыталась скрыть растерянность.

Рассеянно комкая в руках шляпу, Жан шел вслед за сестрой. Он не участвовал в спектакле, так как дофин забыл его пригласить. Однако он вместе с лакеями зашел в переднюю и оттуда в задумчивости, словно Ипполит, наблюдал за происходившим, не обращая внимания на то, что жабо выбилось из-под серебристого сюртука в розовый цветочек, и не замечая, что его манжеты обтрепались, и это прекрасно сочеталось с грустным выражением его лица.

Жан видел, как побледнела от испуга его сестра, из чего он заключил, что опасность велика. Жан был силен только в рукопашной, зато ничего не понимал в дипломатии, потому что не умел воевать с призраками.

Из своего окна король наблюдал за мрачной процессией, спрятавшись за занавеской. Он видел, как все трое исчезли в карете графини. Когда дверь захлопнулась и лакей поднялся на запятки, кучер взмахнул вожжами и лошади рванули с места в галоп.

– Ого! – воскликнул король. – Она даже не пытается со мной увидеться и поговорить? Графиня разгневана! И он повторил громче:

– Да, графиня разгневана!

Ришелье, только что проскользнувший в комнату без доклада, так как король его ждал, услышал эти слова.

– Разгневана, сир? – переспросил он. – А чем? Тем, что вашему величеству стало весело? Это дурно со стороны графини.

– Герцог! Мне совсем не весело, – возразил король. – Напротив, я устал и хочу отдохнуть. Музыка меня раздражает, а мне пришлось бы, послушайся я графиню, ехать ужинать в Люсьенн, есть и, особенно, пить. А у графини крепкие вина; не знаю уж, из какого винограда их делают, но я после них чувствую себя разбитым. Честное слово, я предпочитаю понежиться здесь.

– И вы, ваше величество, тысячу раз правы, – согласился герцог.

– Кстати, и графиня развлечется! Неужели я такой уж приятный собеседник? Хоть она так и говорит, я ей не верю.

– А вот сейчас вы, ваше величество, неправы, – возразил маршал.

– Нет, герцог, нет, это в самом деле так: мне остались считанные дни, и я думаю что говорю.

– Сир, графиня понимает, что ей в любом случае не удастся найти лучшее общество, – вот что приводит ее в бешенство.

– Признаться, герцог, я не знаю, как вам удается так устроиться, что вокруг вас всегда женщины, будто вам двадцать лет. Ведь именно в этом возрасте выбирает мужчина. А в мои годы, герцог…

– Что, сир?

– В мои годы можно надеяться не на любовь, а на женскую расчетливость. Маршал рассмеялся.

– В таком случае, сир, – проговорил он, – это только лишний довод, и если ваше величество полагает, что графиня развлекается, у нас нет поводов для беспокойства.

– Я не говорю, что она развлекается, герцог. Я говорю, что она в конце концов начнет искать развлечений.

– Позволю заметить вашему величеству, что такого еще никто никогда не видывал.

Король поднялся в сильном волнении.

– Кто здесь еще находится? – спросил он.

– Вся ваша прислуга, сир. Король на мгновение задумался.