Теперь я – это просто я. Человек. Обычный. И мне хорошо, как бы нелепо это ни звучало. Я, наконец, стала самой собой, не разрываясь на части. Просто живу.
– Почему она ушла? – спросил, словно не слышал ее слова.
– Так сложилось. Я оказалась сильнее. И, наверное, это к лучшему, – усмехнулась. – Если бы победила она, я бы носилась сейчас диким волком по лесам.
– У меня в голове не укладывается… – зарылся ладонью в волосы, зажмурился. В висках набатом гудело «…растворилась. Навсегда».
– Я привыкла, – она мягко высвободилась из моей хватки, – и поверь, Руслан, лучше вот так, чем разрываться надвое. Теперь я одна, но мне лучше. Вот так, – спокойно развела руками, а я все смотрел на нее, пытаясь прийти в себя.
Волк внутри бесновался от тоски, дикой, болезненной, от осознания того, что пары больше нет, не существует, исчезла, будто ее и не было. Ему было так больно, что внутренности сводило, рот наполнялся горькой слюной. И все мое существо насквозь пронизывало отчаяние. Яростное, неотвратимое, черными когтями сдиравшее слой за слоем с едва бьющегося сердца.
– Спасибо, что проводил. – За разговорами не заметил, как дошли до Таниной работы. Она бросила на меня быстрый взгляд и стала отпирать облезшую, непрезентабельную дверь. – Ты когда домой возвращаешься? – поинтересовалась, прежде чем зайти внутрь.
– Не знаю.
Не хочу домой, не хочу в Черные Тополя, потому что мой дом рядом с ней. Что бы ни случилось.
– Я встречу тебя после работы, – ставлю перед фактом, да она и не спорит.
Только кивнула сдержанно и зашла внутрь, тихо прикрывая за собой дверь. А я пошел куда глаза глядят, в душе бушевал темный ураган. Внутри – катастрофа вселенского масштаба. Мне надо побыть одному. Спрятаться от посторонних глаз, оказаться там, где можно дышать полной грудью. В ней так больно жгло, давило, не хватало воздуха. Мне тесно в своем собственном теле.
Волчицы больше нет. Моей грифельной прекрасной волчицы нет. Не выдержала, ушла, оставив Таню одну. Как она могла? Как, мать вашу, она могла это сделать? Зачем?
Хотелось кричать, обвинять ее во всех смертных грехах, проклинать за безрассудный поступок. Потому что не мог без нее. В клочья рвало. И это не моя боль. Это боль моего волка, бьющегося в агонии. В жизни так хреново не было. До такой степени, что хотелось с разбегу головой об стену. Одновременно горел заживо и замерзал до самых костей…
Как прошел день, я не заметил. Бродил кругами по городу, по прибрежной полосе. Шел, шел, шел… Неизвестно куда. Просто переставлял ноги, как робот, не видя перед собой цели. Да вообще ничего перед собой не видел. Взор застилали картинки из прошлого. Хорошего, плохого. Темного, светлого. Того, где был беспечно счастлив, и того, где задыхался от тоски. Все связано с ней. Всегда только с ней. Вся моя жизнь – это она. Но что делать дальше – я не знал.
Ближе к закрытию вернулся к магазину и, недолго думая, зашел внутрь. Колокольчик над дверью задорно зазвонил, оповещая о моем приходе. Тут же откуда-то из боковой двери вынырнула Таня, неся под мышкой целую стопку книг. Увидев меня, лишь кивнула.
– Привет еще раз, – так просто, спокойно, будто привычным делом для нее были мои визиты, – а у нас привоз наконец-то. Книги привезли.
– Можно подумать их кто-то читает, – проворчал себе под нос. Настроения не было совершенно.
Она воровато оглянулась по сторонам, словно боялась, что кто-то услышит, а потом прошептала:
– Я читаю!
Книги всегда были ее страстью. Она могла часами пропадать в вымышленном мире, запоем читая очередной роман. Помнится, когда-то я даже ревновал ее к книгам. Дурак. А сейчас я бы скупил для нее весь магазин, если бы попросила. Но она не попросит. Таня привыкла жить сама по себе. Смотрел на нее и только сейчас понял, насколько она сильная. Сильнее любого, кого я знал. Сильнее меня.
Она жила дальше, несмотря ни на что, и находила радости в мелочах, умиротворение в том, чего я бы и не заметил в своей бесконечной гонке за пальму первенства. Она просто живет. Оставив то, что ей ненужно, то, что причиняло боль. Сбросив тянущий к земле балласт, расправила крылья и взлетела к небу.
Не мог не любоваться ею. Такая простая, но лучше нее никого нет на всем свете.
Пока я тупил, предаваясь лирическим размышлениям, Таня проворно расставила книги по полкам, закрыла на ключик допотопную кассу и подошла ко мне:
– Я готова. Можем идти.
У меня говорить не получалось. Только кивнул, пропуская ее вперед.
Мы снова молча шли по уже знакомой дороге. Рядом, рука об руку, размышляя каждый о своем.
– Зайдешь? – спросила она, когда мы дошли до ее дома, и посмотрела на меня странным взглядом, в котором опасение смешивалось с тщательно скрываемой надеждой.
Соскучилась. Таня по мне соскучилась, несмотря ни на что. И та связь между нами, изуродованная, растерзанная, она все еще жива. А может, это и не связь?
– Конечно.
Мы зашли в темный подъезд, о лампах, реагирующих на звук или движение, здесь и не слышали. В потемках поднялись на второй этаж и остановились перед простецкой деревянной дверью. Танюша ловко справилась с единственным замком и вошла внутрь. Нащупав на стене выключатель, зажгла свет в крохотной прихожей и обернулась:
– Ну что встал? Проходи.
Разувшись в закутке, я прошелся по квартире. Дому, наверное, лет пятьдесят, не меньше, потому что таких планировок уже давно не встретишь. Узкая вытянутая кухня, прихожая да одна комната, и крошечный санузел. Все такое маленькое, неказистое, но чистенькое, уютное. Сразу чувствовалась Танина рука – забавные безделушки то тут, то там, книги, несколько ярких картин.
– Вот так и живу, – развела она руками.
– Мне нравится, – промямлил неопределенно.
– Врешь, – девушка засмеялась. Тихо так, по-весеннему нежно. Аж сердце сжалось, от нахлынувших эмоций и воспоминаний. Как же мне не хватало ее смеха! – Домик, конечно, неказистый, но я привыкла. Самое главное, что зимой тепло, удобства все есть. Тут не развернешься, но для одной – самое то. Зачем мне плантация? Чтобы часы на уборку тратить? К тому же здесь не очень хорошо с жильем. Мне пришлось попотеть, чтобы найти эту квартиру.
– Не оправдывайся.
– Даже не думала, – отмахивается она, – просто у тебя вид такой, будто я тебя в бомжатник притащила.
– Нет, что ты! Ничего подобного, – поспешил ее утешить, – конечно, до царских хором далеко, но за неимением лучшего подойдет. Я сам с ног сбился, пока в этой тмутаракани искал