В один момент Дарий целовал ее, как будто он никогда не позволит ей уйдти, в следующий он ушел, только исчез. На его месте был тянущийся пар тумана, проносясь далеко от нее к более глубоким лесам. Она наблюдала явление наподобие комете, почти праздно не бесспорно, если это был действительно Дарий или некоторый странный эффект, созданный высокой атмосферой и водопадом. Это было красиво, призма цветов и огней, мерцающих как бесчисленные светлячки через деревья. Она задавалась вопросом, наполнил ли он ароматом добычу, и она дрожала по выбору слов, которые прибыли на ее взгляд.
Когда она вдыхала, вбирая ароматы ночи в ее легкие. Было удивительно, какие различные рассказы могли обеспечить запахи. Дарий был прав; это был только вопрос проведения себя и слушания со всем существом. Сосредоточение. Это было почти подавляющим. Деревья, вода, летучие мыши, животные. Она похлопала валун, любя это чувствовать себя настолько твердым. Она чувствовала, как будто Дарий пробудил ее и воспитал ее от самых недр земли, чтобы открыть вновь красоту природы.
Что-то немного фальшивое вставило себя в ее волшебный мир, но это было настолько медленным, настолько коварным, она только заметила это. Все вокруг нее было настолько захватывающим, замечено через новые глаза, истинное пробуждение. Цвет воды особенно захватил ее, обаяние, способ, которым ветер играл с поверхностью, таща и дразня это в пенистую пену. Но ворчащее вторжение было постоянным, жалобное примечание, шум, как будто что-то шло не в ногу со справедливостью всего, что она видела
Темпест нахмурилась и потерла свой лоб. Он начал болеть, пульсировать, ухудшаясь, когда она сидела не двигаясь. Она встала, перемещая ее вес с ноги на ногу, и очень тщательно изучала свою среду, пытаясь видеть без ярких цветов и деталей, чувствовать действительность вокруг нее.
Ее нога начала болеть, и она сняла свою обувь и стала на колени, чтобы протереть подошву. Но боль не была там, где она причинила себе боль. Это было глубоко в пределах тканей, и она знала, что это не была ее боль; она чувствовала эхо чего-то или кого-то причинение вреда. Внезапная неподвижность, казалось, снизилась в лес, успокаивая всю дикую природу. Она услышала порыв крыльев и думала, что поняла внезапную тишину. Охота на сов держала бы мышей и мелких животных, сжимающихся в их аккуратных домах. Все же летучие мыши оставались занятыми насекомыми выше ее головы. Глубокомысленно она заменила свою обувь и выпрамилась.
Тонкая лента следа оленя вела в беспорядочно торчащий верхней границе распространения леса. Она побрела к нему, что-то тянущее ее в том направлении. Она не пошла бы далеко; она просто хотела найти резкое примечание, нарушающее красоту природы. Чувство сохранилось, как раз когда она следовала за минимальным следом. Время от времени это вело в чащу кустарников и ежевики. Она ощущала, что присутствие кроликов, присевших ниже шипов. Они оставались неподвижными, только их дергающиеся бакенбарды
Новая интенсивность цветов и деталей природы начала накладываться на ее потребность выследить жалобный звук, просачивающийся в ее мозг. Она впялила взгляд на звездное небо и иногда поворачиваясь на полный круг, чтобы восхититься лесом. Папоротники становились более высокими, когда она шла глубже в интерьер. Мшистые стволы деревьев, возвышающиеся ввысь. Она коснулась коры одного и трепетала в сложной смеси структур
В ее голову пришло, что ее чувства были так усилены, что никакой наркотик, действующий на психику никогда не смог бы сравниваться. Она блуждала далеко от следа на мгновение, таким образом, она могла изучить необычное горное образование. Валуны были покрыты на одной стороне с лишайником и крошечными формами жизни, мелкие насекомые, создающие их собственный мир. Темпест поглядела на небо снова, поражаясь этим, что она могла видеть поэтому ясно даже в пределах глубоких теней деревьев.
Она двигалась в более толстые леса, где это было намного более темно, все же она могла видеть вполне хорошо, ее зрение, столь же острое как ее слух. Она поворачивала центр своих новооткрытых чувств внутрь. Ее живот был немного расстроен. Она чувствовала себя сытой; мысль о еде сделала ее немного больной, все же она хотела пить. Она узнала звук потока, пузырящегося счастливо в водопаде. Она удила рыбу в воде, выдвигая ее путь через удочку.
Когда она встала на колени у края ручья, она узнала противоречащее примечание снова. Это было громче на сей раз, сотрясая ее, делая ей главный вред. Где-нибудь рядом с чем-то не было правильным. Что-то страдало от боли.
Она опустила руку в проточную воду и поднесла его к выжженному рту. Ее ум настраивал себя на Дария, автоматически ища его. Она нуждалась в контакте. Темпест не знала, почему, но если бы она не достигала его, не нашла его, просто на мгновение, она знала, что была бы испугана. Она нуждалась в нем.
Идея нуждаться в нем встревожила ее, но, безошибочно, ее ум уже нашел его. Давая ему самое легкое из прикосновений, она была не больше, чем слабым теневым задвижением, ища комфорта знания, что он был жив и здоров, что он насыщал свой жадный голод. Ее сердце дико забилась на мгновение. Она немедленно ушла, раздражаемая сама собой для того, чтобы нуждаться в нем, раздражало ту ее первую мысль, должна была задаться вопросом, искал ли он хлеб насущный у женщины. Она должна была быть заинтересована для его добычи, не ревнующей к нему однако на мгновение.
Темпест мигнула и перефокусировалась. Где она была? Как она добралась сюда? Ничто не выглядело знакомым. Где был след оленя? Она следовала бы за ним назад к валуну, где она обещала ждать.
- Ты сделали это снова, Расти, - упрекнула она себя шепотом, взволнованная тем, что Дарий смог бы коснуться ее ума и почувствовать ее беспорядок.
Медленно она выпрямилась и бросила хороший взгляд вокруг.
В поле зрения не было никакого следа оленя.
- Почему у тебя нет умения ориентироваться? - бормотала она себе, не желая, чтобы Дарий поднял на смех ее невысказанные мысли.
Она не собиралась заглаживать этого, если она не могла найти свой путь назад прежде, чем он возвратился. Она решила следовать за ручьем. Она знала, что он закончивался на водопаде на несколько футов выше небольшого прояснения, выходящего на утесы. Если бы она вышла выше падений, то она могла бы спуститься вниз к прояснению. Все это имело прекрасный смысл.
Вдыхая вздох облегчения, она начала идти оживленно вдоль края быстро движущегося ручья. Проблема стала очевидной сразу. Ручей, загнутый в нескольких местах, представляясь блуждать через самые толстые части леса. Ежевика порвала ее джинсы, и растительность вокруг нее, казалось, вырисовывалась к пропорциям джунглей.