бабкины россказни, и без того мне известные.
Читать в нашем городишке мало кто умеет. В науках, если это не про мыло или сапоги, не разбираются. Зато насчет упырей все с самого детства хорошо осведомлены. Какую бы ни принялись ребятишкам сказку рассказывать, там обязательно будет упырь. Вроде бы, в прежние времена эти края были богаты на ходячих покойников.
Полистал я книжку, потом отобедал и начал мастерить запор на дверь, чтобы старик не смог ко мне ночью зайти.
Вечером Гнут начал принимать экзамен по книжке. Я все рассказал, как следует. Мол, упырями после смерти становятся или самоубийцы, или колдуны. Солнце упыри не любят, а потому днем хоронятся. Едят они всякое мясо, но больше любят человечину и сильны, как ломовая лошадь. Чтобы упыря утихомирить, надо, пока он спит, отрезать ему голову, положить между ног лицом вниз, да еще вбить кол в сердце. Ну и так далее.
Гнут сказал, что я – человек одаренный, если сразу все смог запомнить. Впервые кто-то мои способности признал.
Потом Гнут заявил, что раз я так хорошо во всем разобрался, то теперь должен принять на себя крестьянские заказы насчет упырей, потому что ему такой ерундой заниматься некогда.
Я усомнился, справлюсь ли, но Гнут сказал, что при моей сообразительности это совсем не сложно. В общем, умаслил он меня так, что я спорить перестал и только полюбопытствовал на всякий случай:
– Упыри и в самом деле есть?
– Конечно, нет, – сказал Гнут. – Однако ж, если вы заметите что-то странное в очередном покойнике, немедленно мне об этом сообщайте.
– Что в них может быть странного?
– Да мало ли, – пожал плечами Гнут. – Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Я тогда не понял, с чего это он меня Горацио назвал, да и вообще мало что понял.
Утром в дверь постучали. Открываю и вижу деда в высокой шапке. Так от него козлом смердит, что сразу ясно – это староста из какой-нибудь деревни явился насчет упырей. Вот и началась работа.
Дед попросил позвать Гнута, а я пояснил, что теперь сам вместо него и готов заказ принять. Староста помялся, но все-таки рассказал, в чем дело.
Вчера возле их деревни обнаружился мертвец, до того погрызенный, что еле-как в нем признали местного крестьянина, который ездил в город лошадей продавать, да вот не вернулся. Можно было подумать, что его задрали волки, но только денег за лошадей при мертвеце не нашлось. Вряд ли волки стали бы ему карманы выворачивать. По всему выходило, что это недавно померший мельник безобразит.
Такие вот у нас дремучие крестьяне.
За работу староста положил три гроша серебром, а я потребовал шесть. Мы поторговались и сошлись на пяти.
На околице деревни нас встречала целая толпа. Пошли на погост к свежей могиле. Пока с нее землю разбрасывали, меня одолевала тревога: конечно, упырей не бывает, но вдруг мельник в гробу бодрячком лежит, да еще с кровавыми денежками?!
Покойник оказался самым обычным. Повозиться с ним все же пришлось, потому что мельник был толстый и раскис хорошо. Особенно трудно было не забрызгаться, пока голову пилил. Крестьяне внимательно следили за моей работой и, кажется, остались довольны.
Вечером я обо всем доложил Гнуту, особо напирая на то, что вместо трех грошей содрал целых пять.
– Вы с этой работой справляетесь лучше меня, – сказал старик.
Я душой расцвел. Родной отец со мной никогда так ласково не разговаривал.
Так и зажил я у Гнута. Старик был добр ко мне и ни разу дурного слова не сказал. Он вообще из подвала выбирался нечасто. Иногда спрашивал, не выяснил ли я, где живет Момыль. А я и не видел этого Момыля с тех пор, как поступил в ученики.
– Время терпит, – говорил Гнут. – Только уж вы узнайте обязательно.
Крестьяне поначалу относились ко мне с подозрением, но потом решили, что с упырями я разделываюсь ничуть не хуже старика. Во всяком случае, ни один покойник после моей обработки из могилы не вставал. А городские теперь обходили меня стороной. Пару раз я на улице отца встретил, так тот на меня даже не посмотрел. Ну и я не стал его разглядывать. Заметил только, что родитель осунулся как-то, посерел. Наверное, от стыда за непутевого сына.
К работе я быстро привык. Если кто брезгливый, она ему, конечно, не подойдет, но я с самого детства достаточно со всякими тушами повозился, пока жир для мыла топил.
Ни одного подозрительного покойника за все это время мне не попалось. Это укрепило меня в мысли, что упырей не бывает, а крестьяне – круглые идиоты, раз готовы из-за суеверий с деньгами расставаться.
Вот, кстати, о деньгах. Очень мне не нравилось все заработанное отдавать Гнуту. Ведь он деньгам цены не знал и тратил их непонятно на что. Чуть ли не каждую неделю нам доставляли какие-то ящики, которые Гнут тащил в подвал. А мне при этом на прожитье перепадало не так уж много. То есть, с голоду я не пух, но и нажраться вдосталь не получалось.
Честно сказать, я подумывал, что вот Гнут вскорости помрет, и его дело мне достанется. Не то, чтобы я хотел смерти старика, но мысли – есть мысли, их не придавишь ногтем.
Однако Гнут помирать не собирался. Однажды привезли для него такие тяжелые ящики, что я их еле в дом заволок, а старик подхватил каждый в одну руку и понес, как пустые ведра.
Еще одна мысль меня донимала: что такое Гнут в подвале делает, раз туда заходить нельзя. Не раз я спрашивал об этом, но старик уходил от ответа.
Однажды я так его допек, что Гнут сдался.
– Я пытаюсь получить эликсир бессмертия, – сказал он, – и почти закончил работу с предпоследним ингредиентом.
Меня это известие расстроило. Что же получается: изобретет Гнут эликсир, станет бессмертным, а я так и оставайся у него в учениках и все деньги ему отдавай?
– По мне, это дело бестолковое, – говорю. – Если умирать перестанут, то никому наследства не достанется. Эдак вещей на всех скоро не хватит.
– Вам легко так рассуждать, – ответил Гнут. – У вас вечность впереди, а вот я уже старый.
– Ну, вы еще молодцом держитесь. У вас даже зубы целые, получше, чем у молодого.
– Все потому, что соблюдаю диету и делаю гимнастику. Но это не сбережет мое тело вечно, а умирать я не хочу.
Не хочет он! Подумайте только!
– Уверен, когда-нибудь вы поймете, что я