Лис покачал головой.
– В свое время он сам вам все объяснит. Скажу только, что так было необходимо. Ибо мой друг никогда бы не позволил себе такого без крайней необходимости. И еще. Я вам скажу, что этот удар был для него во сто крат больней, чем для любого, кто смеет осуждать его сегодня.
– Хотелось бы верить, – пробормотал Росс, все еще неодобрительно взирая на моего защитника. – И все же он поступил очень нехорошо.
Рейнар промолчал и только пожал плечами.
– Мессир Вальдар послал вас узнать, как идут мои дела? – предугадала вопрос леди Джейн. – Я разговаривала с принцессой, но она пока что не может поверить тому, что я ей говорю. Ей нужны факты.
Я опускаю последующие полчаса разговора. Они не имели непосредственного отношения к делу, хотя по их окончании лед, громоздившийся непроходимыми торосами между двумя доблестными соратниками, незаметно сошел на нет, и незлобивый по натуре барон уже именовал Лиса не иначе, как «дружище Рейнар».
– Да, кстати! – хлопнул себя по лбу гайренский менестрель, собравшийся было уходить. – Там внизу, у входа в башню, стоит ошеломительный толстяк, который обещался не сходить с этого места вечность и еще немножко, только бы заслужить тень вашего благосклонного взгляда, ваше сиятельство.
– Его герб – зеленое поле, усеянное серебряными лилиями? – деловито осведомилась леди Джейн.
– Что-то вроде того, – отозвался Лис. – Во всяком случае, его туника выглядит именно так.
– Фон Кетвиг! – зарычал Росс, хватаясь за меч.
– Как же, я заметила этого рыцаря еще днем на ристалище. Он так озирался на ложу прекрасных дам, что я уж было начала опасаться, не взбредет ли ему в голову мысль въехать туда на своем тяжеловозе.
– Клянусь шпорами святого Георгия, сейчас он у меня узнает, что такое хорошие манеры! – бушевал фон Шамберг, порываясь уйти. – Я вспорю ему его жирное брюхо!
– Не стоит, – медленно и тихо произнесла маркиза Венджерси, делая своему отважному паладину знак сесть и успокоиться. – Не стоит, – повторила она, и в глазах ее зажегся какой-то хищный блеск. – Он безопасен, а может быть и полезным. Передайте ему, мой славный господин Рейнар, что при упоминании его имени я улыбнулась.
Глава двадцать первая
Сколько великих дел совершено лишь для того, чтобы исправить маленькие ошибки.
Наполеон Бонапарт
Приглашения на пир, следовавший за турниром, я, честно говоря, не ждал. Поэтому когда расфранченный слуга с гербом Штауфенов на одеянии постучал в мою дверь, я был несколько удивлен.
«Ну вот, началось! Не иначе как его высочество желает внести меня в праздничное меню».
Велев людям Шамберга отдыхать, я принял надлежащий вид и, пристегнув к поясу кинжал, зашагал вслед за посыльным.
Малыш Эд, следуя за мной на расстоянии двадцати шагов, страховал меня от всевозможных неожиданностей. К некоторому моему разочарованию, пиршество происходило в городской ратуше, а не в замке, который интересовал меня не только снаружи.
Первым, кого я увидел, миновав стражу, был барон Росселин фон Шамберг. Наполненный сознанием важности выполняемого им дела, он принимал оружие у приходящих гостей, оставляя господам рыцарям только кинжалы. Усыпанный бриллиантами и увенчанный золотой короной, вензель принца переливался на его плече. Сдерживая ухмылку, я традиционно поприветствовал своего турнирного соратника, но он лишь скупо кивнул, отвечая мне. По сути, он был прав, но что-то болезненно царапнуло у меня внутри.
Пир был в разгаре. Столы, как полагается, ломились от яств, и шуты уже испрыгались до изнеможения, когда герцогский слуга, склонившись в глубоком поклоне, пригласил меня последовать за ним.
– Его высочество желает видеть вас, – прошептал он.
Я встал, стараясь не привлекать внимания соседей, и направил стопы свои вслед расфранченному слуге.
«Ну что ж. Перестрелка и обмен взаимными оскорблениями закончены. Войска, сомкнув ряды, устремились в штыковую».
Что хотел сказать мне принц Оттон, если, конечно, он вообще собирался со мной говорить? С его высочества сталось бы поставить где-нибудь на лестнице пару молодцев с кинжалами, но, насколько я понимал этого достойного представителя Гогенштауфенов, для начала мой главный оппонент жаждал посмотреть в мои кристальные бесстыжие глаза. Впрочем, это ни от чего не гарантировало. Молодцы могли ждать меня на обратном пути. На их беду, будем надеяться.
Согреваемый подобными мыслями, я следовал на свою Голгофу, честно неся на ее вершину тяжкий крест.
Чей-то настойчивый взгляд впился в мое плечо и ужалил, словно шершень. Я повернул голову и увидел ярко-голубые глаза фон Тагеля, смотревшего неодобрительно и даже злобно.
«Ну вот и все, – прошептал я. – И нет боле среди моих друзей графа фон Тагеля. Печально, но факт».
Я поднялся следом за слугой, освещавшим мне дорогу факелом, по узкой винтовой лестнице в одну из боковых башен ратуши.
Итак, интересно, чего же хочет от меня Лейтонбург? Судя по тому, что, как я уже знал, большинство рыцарей, отличившихся на турнире, получило официальное предложение поступить на службу в гвардию его высочества, я тоже мог рассчитывать на что-то подобное. Однако это было более чем сомнительно.
Одно можно было сказать четко и определенно. Принц Оттон значительно усиливал свою армию. И это не следовало считать просто причудой его высочества. Подобное войско не могло существовать долго. Оно либо должно было сражаться, либо неминуемо распадалось в течение двух-трех месяцев. Судя по тому, что осень была уже близка, а осенняя слякоть, как известно, не время для войны, все, что должно было произойти, должно было случиться в течение ближайших недель, а может быть, и дней. Если учесть, что идея крестовых походов никогда особенно не грела его высочество, то наши предположения о перевороте казались мне все более и более обоснованными.
На очередном витке лестница кончилась, и мы уперлись в темную от времени дубовую дверь в частом железном переплете. Слуга сделал мне знак остановиться и постучал в нее тяжелым кольцом, торчавшим из бронзовой львиной пасти.
– Бедняга, зубки режутся, – вздохнул я, рассматривая львиную голову при свете коптящего факела. Но на душе у меня было ой как хреново!
Из-за двери послышался негромкий мужской голос, приглашавший нас входить. Слуга посторонился, пропуская меня вперед.
Комната, освещаемая светом дюжины факелов, укрепленных по три на каждой стене, была обставлена со вкусом, исключавшим женское влияние.
Гобелены, воскресавшие в памяти подвиги кого-то из героев артуровского цикла, были изрядно закопчены и давно уже потеряли свежесть своих красок. А висевшее по стенам оружие было, несомненно, подобрано большим знатоком этого предмета, и, что обращало на себя внимание, было любовно ухожено. Огромный, в полкомнаты, стол и табуреты ему под стать, относящиеся скорее к фортификационным сооружениям, чем к мебели, завершали убранство этого кабинета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});