— Тише, — приказал он, сильно сжимая мою задницу, а затем провел рукой по складке между ягодицей и бедром, нырнув под край моей задравшейся юбки. Грубые подушечки его пальцев зацепились за тонкий шелк моих чулок, когда проследовали к обнаженной коже. — Я дам тебе все, в чем ты нуждаешься.
Я не сомневалась в нем, но отчаяние, пронизывающее меня, было новым и всепоглощающим. Я не могла осознать всю его крайность. Мои мысли терялись в его масштабах, как только пытались сформироваться.
Данте начал двигаться назад к машине, его рот все еще был прижат к моему. Я задыхалась, когда он медленно опускал меня, мышцы его груди напряглись, когда я ударилась спиной о все еще горячий капот Феррари. Как только я оказалась внизу, я потянула за пуговицы его рубашки, желая почувствовать силу его стеганых мышц под своими руками, желая уверить себя в его силе.
Когда мои пальцы не выдержали во второй раз, Данте злобно выругался и отпрянул назад ровно настолько, чтобы разорвать рубашку, пуговицы выскочили и рассыпались по капоту и земле.
— Да, — прошипела я, чувствуя себя мокрее от его грубости.
Оставив рубашку расстегнутой и свисающей с плеч, он снова накрыл мое тело. В нетерпении я приникла к его рту, наслаждаясь грубой щетиной на моей щеке и контрастной мягкостью его слишком красных губ.
— Я никогда не хотел кого-то так сильно, что мне казалось, что я умру, если не смогу взять это, — прорычал он, стаскивая с моих плеч пиджак, затем расстёгивая блузку на груди и спуская чашечки бюстгальтера, атакуя зубами и языком мои набухшие соски.
Я шипела, задыхалась и стонала, издавая звуки, которые, как я всегда считала, бывают только при разыгрывании сцен в плохой порнографии. Но я не могла остановиться, не хотела, и мне было все равно. Ничто не имело значения, кроме как принимать этого зверя-мужчину в себя, почувствовать, как он заполняет меня. Я хотела знать, какими будут новые ощущения в моем теле на такое мощное вторжение.
— Мне нужно почувствовать тебя, — задыхалась я, прижимая его голову к своей груди, потрясенная ощущениями, которые он создавал там, тем, как он заставлял мои соски гореть и пульсировать.
— Непременно, — поклялся он, опускаясь еще ниже, осыпая мой живот удивительно целомудренными поцелуями, а затем провёл языком по моему пупку. Мои бедра подергивались от этого ощущения. — Ты почувствуешь каждый сантиметр моего члена, когда я буду вводить его в эту узкую киску.
Я подняла голову, смотря на его движения по внутренней стороне бедер, на поцелуи, которые он наносил на кожу рядом с моей сердцевиной, но откинулась назад к капоту, когда его слова дошли до меня.
Мне никогда не нравились грязные разговоры.
В лучшем случае это казалось ненужным, а в худшем постыдным.
Но это, экзотический голос Данте, рычащий на моей коже, когда он говорил о том, что берет меня, как некий победитель, было почти невыносимо.
Он подтвердил темные мысли, кружащиеся в моем сердце, и дал голос желанию, которое я даже не надеялась назвать.
Я слишком сильно дернула его за уши, притянула его к себе и прижалась к нему бедрами.
— Сейчас, — умоляла я, не в силах совладать с ощущениями, проносящимися сквозь меня на опасной скорости, как Феррари по улицам Стейтен-Айленда. — Cazzo [118], Данте, сейчас!
Не желая ждать, мои руки опустились к его ремню, с резким лязгом, затем расстегнули молнию и нырнули под одежду в поисках его длины. Я задохнулась, глаза расширились от шока и страха, когда пальцы один за другим обхватили широкий ствол.
Данте прижался своим лбом к моему, его глаза были черными.
— Ты можешь взять его. Я заставлю тебя.
Дрожь пробежала по мне от его слов, от толчка его длины в моих руках, когда я вытащила его через трусы и прореху в брюках на холодный воздух в гараже. Данте запустил палец в промокшую атласную ткань моих трусиков, оттягивая их в сторону, чтобы я могла прижать горячую, широкую головку его члена к моим тонким складочкам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ощущение его прикосновения к моему самому интимному месту пронзило меня с такой силой, что вырвало чувства из запертого сердца: тоска, такая острая, что она жгла, близость, на которую я всегда надеялась, признание, такое сладкое, что заболели зубы.
— Lottatrice mia [119], — простонал он, потеревшись носами друг о друга за мгновение до того, как толкнулся в меня, и мои стенки сильно прижались к его толстой головке так, что мы оба задрожали. — Figa mia, — заявил он, моя киска.
Я задыхалась в подтверждение, откинув голову назад на блестящий черный капот, мои глаза были закрыты, пока я боролась с болезненным удовольствием от вхождения толстого члена в меня до самого конца. Он входил в меня и выходил короткими, жесткими движениями, с каждым толчком захватывая все больше и больше меня.
Стоя у моего входа, он запустил руки мне в волосы и заставил опустить подбородок, чтобы я посмотрела в эти разрушающие душу черные глаза.
— Моя Елена, — сказал он мне непреклонно, как монах, говорящий как бы от Бога, с таким волевым авторитетом, что сомневаться в нем казалось невозможным.
Затем он вошел в меня до упора, и ощущения взорвались во мне, как граната. Острые осколки боли и удовольствия пронеслись по телу; сексуальная рана, о которой я и не подозревала, может быть такой изысканно-мучительной.
Мои длинные ногти впились в кожу его спины под распахнутой рубашкой, встречая его толчок за толчком, когда я подталкивала и царапала его в молчаливом стремлении получить больше.
Одна рука переместилась к моему горлу, нежно держа его большим пальцем на яремной вене, чувствуя мое дыхание и пульс, напоминая мне последним возможным способом, что это он трахает меня.
Тот, кто владеет моим удовольствием и доводит его до предела, который я когда-либо знала.
Я начала паниковать, когда ощущения стали слишком сильными, угрожая поглотить. Мое дыхание покидало тело, как океан, всасываемый обратно силой цунами.
— Данте, Данте, — повторяла я. — Я не могу, я не могу.
— Ты можешь, — пообещал он, пот выступил на его лбу и стекал по щеке.
Я приподнялась, чтобы слизать его, а затем прильнула к его губам, нуждаясь в комфорте его языка, сосущего мой собственный, чтобы справиться со шквалом удовольствия, бьющего на меня со всех сторон. Мое лоно было тугим, киска влажной и открытой, груди набухли, когда они снова и снова касались коротких, жестких волос на твердой груди Данте. Его серебряный крест лежал на моем животе, между нами, раскачиваясь от силы его толчков.
Его вид разрушил последние защитные силы моего разума.
Трахаясь на горячем капоте машины в общественном гараже, с мужчиной-зверем, толкающимся между моих раздвинутых бедер, я вскрикнула от страха и благоговения, когда оргазм прокатился по мне, напрягая каждый мускул до вибрации. Потребность разорваться на части, распутать напряжение почти испугала меня, дыхание перехватило от удушья в горле.
— Vieni per me, — Данте стиснул зубы. —
Кончи для меня, Елена. Позволь мне почувствовать, как ты распадаешься на части вокруг меня.
Крик вырвался из моих сжатых легких, как выстрел, пронзивший нутро, и распад последовал за ним. Я билась, зажатая между неподатливым телом Данте и машиной, кричала и плакала от силы ощущений, пронизывающих насквозь, разрывающих напряжение в каждой мышце, электризующих сердце, пока оно не забилось в бешеном ритме, и я подумала, что могу умереть.
Я словно покинула тело, когда первый настоящий оргазм в моей жизни опустошил меня и выжал полностью. Мой разум на мгновение погрузился в мирное облако, прежде чем я с трудом смогла вновь обрести землю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Когда мне это удалось, слезы застыли на щеках, а горло жгло от крика. Мое тело было свободно обхвачено Данте, он медленно двигался внутри моей влажной киски, небрежные звуки нашего соединения заставляли кожу пылать, а моя измученная киска снова сжималась вокруг него.