яд, уничтожавший их так быстро, чтобы не поспевали воскрешать даже лекари.
Может быть, когда-нибудь эти подземелья станут неиссякаемой плантацией легко доступной живительной жижи, но пока нужно было прямо сейчас и как можно быстрее победить только одно чудище и спасти вполне конкретную девочку и ее ручную боевую рысь.
Ходить далеко не пришлось — из загончика, который устраивали ящерицы на каждом рубеже, расползались по тоннелю сохраняемые там про запас личинки. Босой притащил одну и острием копья, действуя как можно медленнее, соскреб с шерсти рыси остатки серого сгустка.
Нет почти ни одного вида змеи, которая и сама была бы защищена от собственного яда. Особенно если этот яд настолько сильный, что действует даже при попадании на шерсть.
Ящерицы начинали поедать личинок с хребта, а потому Босой примотал бечевкой завернутые в толстую ткань кусочек сгустка именно к этому месту. Надеясь, что личика поползем в нужном направлении, он вытолкнул ее в боковой проход и ткнул копьем в бок, для ускорения.
Как и ожидалось, сидящий в засаде монстр признал в цели еду и не стал ее атаковать. А чуть позже, когда личинка добрела до него, зачавкал.
Ждать пришлось недолго. Чудище удивленно ухнуло, зашипело, икнуло, и упало набок, гулко ударившись головой об пол.
* * *
Заказывая притащить живым финального лекаря четвертого уровня, Дуст не предупреждал, что он умеет плеваться обездвиживающими сгустками. Скорее всего, он и сам об этом не знал. То чудище, что сидело у него в клетке, было поймано намного раньше, до того, как логовище пережило очередной цикл развития, и под грудью монстра не было еще второго мешочка, синеватого. Видимо в нем и хранилась оглушающая жижа, но раньше уровень развития логовища не позволял подниматься обладающих ей монстрам выше пятого уровня.
На голову ящеру пришлось надеть плотный мешок, чтобы не вздумал плеваться на ходу, а едва развитые, но все же опасные клинки, которыми заканчивались передние лапы, плотно связать. Так и не пришедшую в сознание, но вполне здорово дышащую тушу положили на полог, завернули со всех сторон, а спереди приделали широкую лямку — тащить.
Босой приготовился приспосабливать ее себе на руку, когда рядом возникла Ласка. Рысь сама просунула голову в петлю, взялась за нее зубами и обернулась на Зою в ожидании команды. Босой бы руку на отсечение отдал, что леденящий душу оскал ее при этом сложился в нечто напоминающее улыбку, добрую и немного детскую.
Зоя махнула рукой: «Иди вперед!». Ласка рванула с места так быстро, что пришлось ее окрикивать.
— Мы раньше часто так играли, — Зоя улыбалась, — смотрите!
Девчонка негромко хлопнула в ладоши и Ласка исчезла вместе с петлей. Теперь со стороны все выглядело так, словно полог с чудищем полз вперед сам по себе.
Шли спешно, беспокоясь о лежащем в одиночестве среди куч хлама Виннике, и когда заветная дверь показалась впереди, Босой не удержался, побежал вперед, заскочил в комнату, где они оставили раненного товарища, но нашел там только его окровавленный плащ и разворошенные кучи хлама.
Позади что-то скрипнуло, зашуршало, Босой сжался пружиной, и длинным прыжком, распластавшись над полом, бросился в угол, одновременно разворачиваясь и выставляя перед собой нож.
— Вы не поверите, что я нашел, — голос Винника и без того сиплый, сейчас звучал как голос из преисподней, — Эй, ты чего?
Ошеломленный Босой смотрел на товарища из угла, соображая, можно ли уже убирать нож или стоит погодить.
— Как ты поднялся?
— А не должен был?
Босой показал на грудь Винника. Старик распахнул разрезанную Риной рубаху, обнажая рану, которой на вид было не меньше недели.
— Ты об этом? Больно, но не смертельно. Вы поэтому меня оставили? Я был совсем плох?
— Сер и холоден, и все же дышал. Мы надеялись успеть.
Винник смущенно улыбнулся, не зная, как реагировать: благодарить или возмущаться.
— В первый миг я подумал, что вам пришлось меня бросить. Вы помазали меня этой зеленой штукой, из которого Дуст делает свои зелья? Спасибо, молодой человек, что сообразили. Эффект, как говорится, на лицо. Я жив и даже умудрился облазать ближайшие залы. Пойдемте, я покажу вам кое-что интересное. О, и наши леди пожалова… А это что…?
При виде самодвижущегося полога бродячий хранитель мудрости самым неприличным образом упал попой прямо в кучу мусора, подняв вокруг себя облако пыли.
* * *
Зал, в который привел товарищей Винник, находился как бы между уровнями: ниже третьего, но выше четвертого. Проход в него перегораживали решетки, но оказалось, что их можно было обползти по одному из широких прокопанных ящерицами лазов.
— Ты зачем сюда полез вообще? — изумилась Рина, когда Винник бесстрашно заполз в земляную дыру в стене.
— Скука, моя дорогая леди, скука. Здесь, знаете ли, не особенно много развлечений. Нет, был бы здесь, например, оперный театр или хотя бы завалящий цирк, я бы никуда не лазил, но так как… — Винник залез уже достаточно глубоко и слова его превратились в едва слышный бубнеж.
— Он однажды на два месяца забрался в развалины крупного города, только чтобы книжки почитать, — обреченно махнул рукой Босой, — ему бесполезно рассказывать, что в некоторые места соваться просто не стоит.
— Я все слышу, молодые люди, — пропавший в лазе Винник умудрился в нем развернуться и теперь его голова торчала из стены, — Я все слышу. Пойдемте, тут сразу становится широко.
Зал оказался больше остальных и почти не загажен ящерицами. Пол и столы устилали погрызенные ящерицами останки старых электронных устройств и размокшие карты, краски на которых слились в одно грязное пятно.
Сохранилась только одна, та, что висела на стене, герметично закрытая между двух плотно прижатых друг к другу стекол.
Винник подошел к ней и бесцеремонно, словно имел дело не с бесценным сокровищем из прошлого, а с рисунком соседского сынка, ткнул в одну из красных точек на карте:
— Мы здесь. Убежище № 6. Думаю, номера присвоены уже после нашествия, после того как выжившие наладили устойчивую радиосвязь. Здесь ниже табличка, тоже под стеклом, и она отлично сохранилась. В Убежище № 6 укрылось четыреста шестнадцать человек, что мы плюс-минус уже узнали из дневника Константина Егорова. Но вот что интересно.
Всего наладивших устойчивую связь убежищ было, ни много, ни мало, двадцать шесть. Восемь постепенно перестали выходить на связь. В части люди начали гибнуть от болезней, в большинстве же