у нас сегодня весь день впереди, — говорит Белла, оживляясь. — Так давайте пройдемся по магазинам!
— Я не могу, дорогая, — говорит Камилла. — Я согласилась встретиться с твоим отцом сегодня днем. Почему бы вам двоим не взять такси и не поехать в город?
Белла вскакивает. — Я возьму свою сумочку!
Мы с Камиллой молчим, пока Белла поднимается по садовым ступенькам виллы. Только после того, как ее дочь оказывается вне пределов слышимости, Камилла спрашивает: — Он тебе платит? Чтобы быть ее другом?
— Ни пенни. — Я смотрю ей в глаза. — Я ее друг.
— Почему?
— Так случилось, что мне нравится Белла.
— И это единственная причина, по которой Филипп привез тебя сюда? Потому что тебе нравится Белла?
— Мой муж все равно собирался приехать сюда, а я никогда не была на Мальте. Я была рада присоединиться.
Это, по крайней мере, имеет для нее смысл. Больше смысла, чем в том, что я на самом деле друг ее дочери. Какой бы богатой ни была ее семья, Белла родилась в несчастливой семье, с отцом, который едва терпит ее, и матерью, которая жалеет ее. Неудивительно, что она так несчастна.
— Похоже, у нее не так уж много друзей, — говорю я.
— Она никого не найдет в этой ужасной школе.
— Тогда почему она там?
— Филлип говорит, что это ‘закаляет характер’. Он страдал в школе-интернате, так что ей тоже приходится страдать.
— Это звучит не очень по-отечески.
— Он не дочь растит; он пытается превратить ее в своего клона, в кого-то, кому можно передать бразды правления. Он готовил ее к этому с тех пор, как она научилась складывать два плюс два. Для него все связано с бизнесом. Я узнала об этом слишком поздно.
Я наблюдаю, как она насыпает в кофе еще сахара, с музыкальным звоном постукивает ложечкой по фарфоровой чашке. Воробей на апельсиновом дереве чирикает в ответ.
— Могу я спросить, как долго вы были женаты? — говорю я.
— Восемь лет. Что примерно на семь с половиной лет больше, чем было нужно. Когда мы развелись, я хотела получить опеку над Беллой, но Филипп никогда не отказывается от права собственности на что-либо, даже если это то, чего он на самом деле не хочет. Мне просто повезло, что я уговорила его согласиться на ее визиты ко мне. — Она наклоняется ближе и тихо говорит: — Если ты действительно ее друг, пожалуйста, присмотри за ней.
— Конечно.
— И будь осторожна.
Я хмурюсь. — Осторожна с чем?
— С людьми, с которыми он общается. Они пугают меня. Они всегда пугали меня.
— Ты имеешь в виду Кита и Виктора?
— Эти-то! — Она пренебрежительно машет рукой. — Нет, эти ничего из себя не представляют. Я о других.
— Я не знаю, о ком ты говоришь.
— О людях, с которыми он ведет бизнес. Просто держи Беллу подальше от них. Если что-то пойдет не так, если какая-то сделка сорвется прямо на глазах у Филиппа, я не хочу, чтобы она была где-то поблизости.
— Ты не могла бы рассказать мне об этом побольше?
— Будет лучше, если я не стану этого делать. Для нас обеих. — Мгновение она смотрит на меня. — Это правда? Он действительно не платит тебе за это?
— Он предлагал, но я не взяла его денег.
— Тогда ты была первым человеком, который ответил ему отказом.
— Не все в мире можно купить.
— Филипп бы с этим не согласился. — Она поднимает взгляд, когда Белла выходит из дома.
— Я готова, Мэгги! — зовет Белла. — Давай, пойдем по магазинам!
Я встаю из-за стола. — Спасибо за кофе.
— И тебе спасибо за то, что ты друг моей дочери. — Она делает паузу и тихо добавляет: — Если ты и в самом деле ей друг.
— Я так рада, что папа взял тебя с собой, — говорит Белла, когда мы гуляем по узким улочкам Валлетты. — Никто из моих школьных друзей не хотел тусоваться со мной здесь, а мама, что ж… — Она пожимает плечами. — Она просто мама.
— Она приезжает сюда каждое лето?
— Нет, в прошлом году это была Корсика. Она просто приезжает чтобы держаться подальше от холода.
— В Аргентине не холодно.
— Там сейчас зима!
— Но там все равно не холодно.
— Да, но ты ведь не моя мама. Чем жарче, тем она счастливее. Я ненавижу жару, но она похожа на какую-то странную ящерицу.
Белла останавливается у тележки уличного торговца и не торопясь рассматривает безделушки. Она забыла свою шляпу, и теперь лицо ее пугающе загорело, а на пухлых щеках сверкает пот. Она похожа на блестящий розовый пляжный мяч.
— Что думаешь? — спрашивает она, показывая пару оловянных сережек с филигранью.
— Я думаю, они были дешевле в той, другой тележке дальше по улице.
— У них были точно такие же?
— Идентичные.
— Ух ты, ты все замечаешь, да?
Да, так иесть. Сегодня утром я заметила Гэвина, сидящего в вестибюле моего отеля, предположительно читающего газету. Я заметила Диану в ресторане отеля, она сидела за несколькими столиками от того места, где завтракали Хардвик и Кит. Команда Дианы поселилась в том же отеле в Валлетте, что и тусовка Хардвика, роскошные апартаменты для проведения операции по наблюдению, и все это любезно предоставлено дядей Сэмом.
— А, неважно, — говорит Белла и кладет серьги обратно в тележку. — Они мне все равно не нравятся. — Она поднимает глаза на ослепительное солнце. — Боже, как жарко.
— Ты вся обгоришь. Тебе нужно надеть шляпу.
— Мама то же самое мне говорит.
— Не хочешь зайти в отель и освежиться? Или мне отвезти тебя обратно на виллу твоей мамы, на обед?
Белла корчит гримасу. — Это не мамина вилла. Терпеть не могу, что готовит ее повар, ничего, кроме скучных салатов и рыбы на гриле. Знаешь, что я на самом деле хочу прямо сейчас?
— Что?
— Гамбургер с жареной картошкой. Мы могли бы заказать его в твоем отеле, верно?
— Я думала, ты вегетарианка.
— Я пыталась. Но ты знаешь, это так сложно.
Я смеюсь. — Тогда пошли. Пусть будет гамбургер.
Мы пробираемся по мощеным улицам, оба обливаемся потом и обмахиваемся веерами от зноя. Поход по магазинам оказался на редкость неудачным, и у Беллы с собой только один пластиковый пакет с шелковым шарфом. Я думаю о ее шкафе в Мэннинг-Хаусе, набитом неброскими платьями стоимостью в целое состояние. Это, безусловно, прогресс. Она учится быть разборчивой.
Сейчас тот самый ленивый час дня, когда уже далеко за полдень, но еще слишком рано для ужина, и когда мы добираемся до моего отеля, то обнаруживаем, что столовая внутри пуста. Вместо этого хозяйка ведет