Брену молчал.
— Ну как хочешь. Можешь немного и подумать. Я понимаю, сразу тебе трудно переключиться. Позволю себе откланяться, — и Виржилиу, все с той же гаденькой улыбочкой, вышел.
Брену молчал. Молчал он и тогда, когда испуганная Вера стала спрашивать, что с ним.
Она целовала его, тормошила, стараясь оживить мужа, которого будто превратили в каменную статую.
— Голова болит, — наконец ответил он жене и слабо улыбнулся.
— А я думаю, что в смерти Вандерлея виноват отец, — сказала Малу, выслушав новость от еле сдерживающей рыдания Клариты.
Глава 21
Маркуса, поначалу безоглядно поверившего признанию Рут, поверившего с какой-то отчаянной тоской безнадежности, как только прошел первый эмоциональный шок, — обуяло сомнение. Слишком уж хорошо он знал свою Рут. По самой своей природе она была кроткой, смиренной, жертвенной. Никакие проявления агрессии не были свойственны ей. Вполне можно было предположить, что в экстремальной ситуации, защищаясь, она могла бы пойти и на крайность, потому что при всей своей кротости была прямодушна, бескомпромиссна и по большому счету мужественна. Но вот предположить, что она заранее взяла из сейфа пистолет, было невозможно. Дело было еще и в том, что на пистолете не нашли отпечатков пальцев. Поэтому не арестовали и Маркуса — сама по себе принадлежность пистолета еще не могла служить доказательством его причастности к убийству. Поэтому не арестовали и Рут — обстоятельства требовали выяснения. Предположить, что Рут заранее, надев перчатки, берет пистолет из сейфа, как бы проигрывая, планируя ситуацию убийства, было немыслимо.
Перед глазами Маркуса вновь возник неопрятный номер с разбитыми бутылками, остатками еды на полу, орущим телевизором. Нет, Рут не имела к этому никакого отношения!
— Голубка моя, — обратился он к жене, — а когда ты вошла к номер, телевизор уже был включен или ты сама его включила?
— Какой телевизор? — недоуменно вскинула глаза Рут. — Разве там был телевизор?
— Но уж перчатки-то ты надела заранее? — продолжал свои вопросы Маркус, которому вдруг стало необыкновенно смешно.
Вся нелепость, вся абсурдность ситуации представилась ему до того явственно, что он не мог не рассмеяться. Им обоим начал сниться бредовый, кошмарный сон, и нужно было как можно скорее с ним покончить.
Смех Маркуса немного разрядил обстановку. Рут поняла, что Маркус просто смеется над ней, задавая свои нелепые вопросы. И в то же время она почувствовала горечь. Она могла себе в этом не признаваться, однако легкость, с какой муж все-таки принял ее жертву, невольно оскорбляла ее. Разумеется, она сделала это не ради его благодарности, но хоть на какое-то понимание ее нелегкой ситуации она могла рассчитывать?! Маркус же вел себя будто маленький ребенок. Испугавшись, стал неуклюже выворачиваться. А когда она избавила его от страха, тут же легкомысленно все позабыл и даже позволяет себе над ней подшучивать. Да, конечно, она взяла вину на себя ради того, чтобы вернуть ему душевное спокойствие. Но когда он так быстро и так искренне успокоился, в сердце ее закралась невольная обида.
— Рут, скажи мне, зачем ты это сделала? — вдруг совершенно серьезно спросил Маркус.
Глаза Рут стали медленно наполняться слезами: все это слишком походило на издевательство. Чем она такое заслужила?
Глядя на свою безмолвно сидящую жену, видя, как быстро катятся по ее щекам слезы, этот скорбно сжатый рот, всю ее исполненную безнадежного отчаяния фигуру, Маркуса вдруг осенило: Боже мой! Да неужели…
Он встал перед Рут на колени, взял ее руки в свои и тихо спросил:
— Девочка моя, неужели ты подумала, что этого негодяя застрелил я?
Продолжая безмолвно плакать, Рут кивнула.
Маркус встал и обнял, прижал к себе свою трогательную, беззаветно ему преданную, благородную и беззащитную Рут.
Он утешал ее, целовал, обещал, что непременно все окончится хорошо и очень скоро.
Он не упрекал ее за безрассудство, с каким она ввергла себя в беду. Не упрекал и за то, что представила себе его, Маркуса, легкомысленным трусом. Он видел лишь величие ее души, благородство помыслов и чувствовал только благодарность.
— Сейчас я поеду к Родригу и возьму твое заявление назад, — наконец сказал он. — А ты немного отдохни. Тебе надо полежать после всех пережитых треволнений.
С блаженным чувством покоя, откинувшись на подушку, лежала Рут, следя глазами за игрой солнечных лучей на стене. Ей не хотелось шевелиться, двигаться, она чувствовала себя слабой и будто заново родившейся. Только теперь она осознала, в каком кошмаре жила все последние дни. Страх, который вошел в ее душу с вестью об убийстве, исказил и ее саму, и все вокруг. Маркус разбудил ее, прогнал ночной мрак, населенный чудовищами. Маркус, ее любимый муж, которому она не поверила, против которого согрешила, заподозрив в трусости, ребячестве, легкомыслии…
Рут лежала и мысленно просила прощения у Маркуса, плакала и была счастлива.
Маркус гнал машину как сумасшедший. Ему не терпелось как можно скорее покончить с этим делом. Невольно он жалел, что вообще ввязался в него. Вот не позвонил же в полицию отец, человек более опытный и житейски искушенный…
Вихрем ворвался он в кабинет Родригу, и тот с недоумением посмотрел на нежданного посетителя. Про себя он не мог не отметить, что семейство Ассунсон не без странностей.
— Показания, которые дала сеньора Ракел, ложные, — торопливо заговорил Маркус. — Очень прошу вас, начните новое расследование. Сейчас оно явно пошло по ложному пути…
Наивный человек! Как будто это было так просто! Машина уже начала действовать и будет действовать так, как ей положено.
— Ничем не могу помочь! — развел руками Родригу. — Дело я уже передал в суд. Суд теперь все и будет выяснять. Но вы не волнуйтесь, — прибавил он, видя опрокинутое лицо Маркуса. — В таком деле адвокат — великое дело. Найдите хорошего адвоката.
— Спасибо, комиссар, — поблагодарил Маркус и вышел.
Светило солнце. Нежась в его лучах, смеялось море. Яркие цирковые афиши обещали чудеса. И Маркус вдруг понял, что ему, для того чтобы спасти Рут, тоже нужно чудо. Ведь сейчас Рут была сеньорой Ракел, у которой было множество оснований для убийства своего любовника…
— Я найму самого лучшего адвоката!
Необходимость в самом лучшем адвокате он почувствовал еще острее после разговора с отцом.
Виржилиу сейчас был в наилучшем расположении духа. Фортуна опять повернулась к нему лицом. Брену вот-вот уйдет в отставку, Ракел вот-вот покинет их дом. Теперь-то наконец Маркус женится на Андреа. Кажется, кто-то говорил, что Вандерлей сумел стать ее женихом. Но теперь нет и этого препятствия. Словом, все складывалось как нельзя лучше.