Деккер только пожал плечами, а она, уговаривая, продолжала:
— Но, Деккер, это ведь не могло быть реальностью, правда? В шестидесятых годах девятнадцатого века не было никакого оборудования для записи виртуалов. Знаешь, это — просто инсценировка. Вроде тех, что они делают для коллекционеров.
Деккер положил вилку на стол и уставился на девушку.
— Но люди покупают подобные вещи?
— Конечно, люди покупают подобные вещи! Не каждый. Слабак, не способный выдержать… — она оборвала себе на середине фразы. — Прости. Я не хотела тебя обижать. Я просто хотела сказать, что у людей бывают различные вкусы.
Деккер снова принялся за еду, обдумывая ее слова. Потом он проглотил ложку картофельного пюре и жаркого из убитого-животного и сказал:
— Ну, то, что видели мы, было реально, не так ли? Авторы не все инсценировали. Если люди достаточно больны, чтобы хотеть смотреть на разыгрываемое перед ними убийство, это печально. Но когда это происходило на самом деле, это было реально.
— Но это же — история, Деккер!
— Это — та история, которую, как предполагается, мы переросли, — поправил он.
Вен покачала головой.
— Деккер, ты просто не понимаешь. Война — это не просто убийство. Конечно, во время Семи Дней было немало потерь — вот почему это столь прославленная битва — но не все сражения таковы. Некоторые величайшие в истории победы были одержаны без единою выстрела. Взгляни на то, как Адольф Гитлер завоевал Австрию и Чехословакию. Он просто ввел свои танки. Никто не был убит, вообще не было никакого сопротивления, поскольку все знали, что ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Взгляни на то, как американцы усмирили русских. Ни единого выстрела. Один только факт, что они могли бы это сделать, добыл им победу.
Деккер с минуту это обдумывал, потом покачал головой.
— Это не играет никакой роли. Я мало знаю о войнах, но с точки зрения статистики, сколько войн было выиграно без гибели людей? Одна, из десяти, может быть?
— И того меньше, — признала Вен. — Обычно обе стороны несут потери. Но войны возможны.
— Предположим. Но даже и в этом случае, единственной причиной, почему побеждают какие-то люди, остается то, что они способны убивать. Делают ли они это на самом деле или нет, не играет особой роли. Убийство — это неверно, Вен. Сила — это неверно.
— Даже ради правого дела?
Деккеру, когда он глядел на сидящую через стол Вен, казалось, что она стала еще красивее, защищая свою точку зрения. Чувство справедливости заставляло его дать ей шанс выговорить все, что у нее накопилось. Честность и, быть может, до какой-то мельчайшей степени слабый запах духов, доносящийся через стол.
— Кто может судить, какое дело правое, какое нет.
— Естественно, каждый сам должен решать это для себя. Даже если это всего лишь ты, и весь мир полагает, что ты сошел с ума — быть может особенно, если это так. Деккер, ты знаешь, кто такой террорист?
Марсианин смотрел на нее с кривой улыбкой. Как женщины умеют переключаться в подобных спорах!
— Конечно, я знаю, кто такие террористы. У вас на Земле их было когда-то немало. Я знаю также, кто такие динозавры, и те, и другие вымерли.
Вен поставила локти на стол по обе стороны тарелки с остывающим ленчем и подалась вперед, чтобы взглянуть прямо ему в глаза.
— Быть может, меня это не привлекает в той же степени, что тебя. Разве так уж было бы плохо, если бы время от времени вокруг бродил плезиозавр? Разве ты не в состоянии представить себе, как этакая громадина продирается где-то через джунгли?
Деккер рассмеялся.
— Так, чтобы ты могла пристрелить его, как льва.
Вен выглядела пораженной, потом едва ли не рассердилась.
— Черт побери, Деккер! Слушай, что говоришь, кто-то ведь может подслушать. Нарушавшие этот закон подлежат экстрадиции.
— Прости. Просто у меня создалось такое впечатление, что убийство примешивается почти ко всему, о чем тебе хочется говорить.
— А почему бы и нет? Убивать — вполне естественно. Мы сами это делаем или платим мясникам, чтобы они делали это за нас. Иначе у нас на столе Не было бы никакого мяса. И террористы тоже вполне естественны.
— Да, нет же, черт побери, — запротестовал он. — Я читал достаточно по вашей истории, чтобы это понять. Террористы подбрасывали бомбы, угоняли самолеты, убивали ни в чем не повинных людей.
— Верно, — отозвалась она, — но это ведь и твоя история, не так ли? Откуда пришли марсиане?
Деккер поерзал, ему было неуютно.
— Думаю, ты обязательно должна настоять на своем. На чем же?
— Смысл в том, что терроризм — это то, что ты делаешь, когда все шансы решительно против тебя, что у тебя просто нет иного выбора. Ты знаешь, где находится Израиль?
— Где-то около Египта? — наугад спросил он.
— Приблизительно. Это — великая маленькая страна, Деккер. Дедушка Джим и туда меня возил, потому что ему хотелось посмотреть, во что превратились террористы после того, как победили. Террористы управляют этой страной, Деккер, или, по крайней мере, террористами были их предки. Теперь их перестали называть политиками. Теперь их зовут государственными людьми. Но это были террористы — Иргун Цваи Леуми и им подобные, — кто подбрасывал бомбы и убивал невинных людей, но именно прежде всего они подарили им эту страну. Ты же сам был в Кении! Так что ты знаешь о мао-мао и Йомо Кеньятта — отце этой страны, как они стали называть его позднее. После того, как перестали звать его пришедшим к власти убийцей.
Прежде чем заговорить, Деккер доел картофельное пюре. Вен терпеливо ждала. Наконец он сказал:
— Мне все равно, как ты их называешь. Убийцы остаются убийцами. Прости, Вен. Мы просто не придем к соглашению.
Через какое-то время Вен произнесла:
— Жаль, — и ушла, оставив нетронутым свой ленч.
31
На этапе Пятой фазы усилия начинали приносить плоды. К тому времени, как комета завершала свое долгое падение к Солнцу, пробегала по перигелию, и вектором направлялась к Марсу, курс ее был уже установлен, и относительная скорость падала до нескольких километров в секунду. Этот последний шаг мог быть убийственным.
Вот тут-то и подключались орбитальные станции Марса.
Последние несколько дней жизни кометы они контролировали ее путь. По мере того, как комета нагоняла планету, контролировать ее становилось все легче, так как уменьшалось расстояние, и время ответа и реакции инструментов становилось все короче и короче. Корректировочные взрывы происходили почти сразу же после отдачи команды. Но в то же время становилась все более существенной точность наведения. Не может же комета рухнуть просто так куда-нибудь на старую ломкую поверхность Марса. Не должна она упасть и в радиусе пятисот километров от дема или индустриального центра. Не должна она ударить в Валлес Маринерис или Олимпус Монс, или любую другую из сотен особенностей поверхности Марса, потому что они, как было постановлено, являются местами значительной ценности. Короче, комета должна приземлиться в предназначенном для этого месте, с вероятностью радиусной ошибки не более чем в двести километров — а это касается девяноста девяти процентов ее осколков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});