Читать интересную книгу Последняя - Александра Олайва

– Большинству пришлось нелегко по дороге сюда, – сказала мне доктор, когда я пошла к ней насчет руки. – Мы знаем, как все может повернуться, если мы это допустим. Вот мы и не допускаем.

Еще одно предание: была попытка изнасилования, в самом начале. Пострадавшей разрешили выбрать наказание, а она вместо этого решила простить. Типа, в этом мире и так достаточно зла, чтобы его еще умножать. Неясно, кто именно была та женщина: рассказывая об этом, никто не называет имени – но если это действительно новый мир, то очень скоро ей должны будут поставить памятник. Или храм.

Мне никогда не заслужить памятника или храма: я бы отрезала ему яйца.

Я спросила врача насчет месячных. По ее словам, почти у всех женщин здесь сбился цикл. Дело в физическом стрессе, как я и думала. Она поставила меня на высокие скрипучие весы – такие, которые измеряют и рост тоже. Сорок восемь с половиной кило: почти на пятнадцать килограммов меньше веса, который я считаю своим. Она сказала, что теперь, когда я в безопасности, организм должен прийти в норму. Она употребила эти слова: безопасность, норма. Кажется, именно поэтому я рассказала ей про того койота: чтобы опровергнуть ее идеи насчет нормальности и безопасности. Она выпучила глаза. Оказалось, что про бешенство я знаю больше, чем она. Если через месяц останусь на ногах, то могу считать, что все обошлось.

Я не сказала про это Бреннану. Решила, что не стоит упоминать о бешенстве до тех пор, когда (или если) у меня появится иррациональная боязнь воды. Он подружился с несколькими подростками, но прилетает ко мне каждую трапезу, каждое утро, на каждом «общем собрании» и каждый вечер. Мне это приятно.

– Майя, мне надо тебе кое-что сказать, – говорит Бреннан, когда я принимаюсь за правый глаз. – Когда мы были у тебя дома…

Другой мир, другая жизнь, другая я.

– Я не хочу ничего знать, Бреннан.

– Но это…

– Нет, – говорю я твердо и моргаю, чтобы вторая линза встала на место. – Не хочу знать. Не хочу об этом говорить. Прошу тебя.

– Но, Майя…

Вид у него виноватый, может, даже немного испуганный. Мне приходит в голову, что он мог что-то украсть. «Добыть» в терминах нашей новой реальности.

– Если это что-то, за что ты хочешь получить прощение, то ты его получил, – говорю я. Судя по его виду, ему все еще ужасно не по себе. Мне надо на что-то его переключить. – Лучше расскажи мне, что было в том номере в мотеле.

Потому что с этим я все еще не примирилась, а мне надо это сделать, чтобы можно было забыть.

– О! – Он уже зашнуровал кроссовки. Надавливая на носок, он рисует на выстланном сеном земляном полу овал. – Так, чушь. В номере было полно электроники. Телевизоры и ноуты, игровые приставки и все такое.

– Трупов не было?

– Нет. – Второй овал, чуть сдвинутый относительно первого, так что у него получилась сплюснутая буква «х». – Но все было пыльное, как будто туда давно никто не заходил.

– Так что тот, кто все это там сложил, наверное, умер.

– Наверное, – соглашается он.

Третий овал. Его нога работает как очень медленный спирограф[15].

Я обвожу взглядом сарай. Еще несколько человек копошатся там и сям, готовясь начать день. С тех пор как мы здесь, я слышала уже не меньше десяти разных объяснений начала чумы, но большинство сходятся на том, что это было как-то связано с добычей газа. То ли этот процесс освободил доисторический патоген, то ли произошло распространение искусственного токсина. В числе самых активных сторонник теории добытого из недр патогена – та старуха-индианка, которая сейчас стоит у входа в сарай. Она машет нам, а потом берет за руку маленькую белую девочку лет четырех-пяти, которая всегда держится рядом с ней.

– Или тот, кто все там собрал, сейчас здесь, – говорю я Бреннану.

– Майя!

Его взгляд меня ранит.

– Это не исключено, Бреннан, – говорю я мягко. – Или в любой из дней тут могут объявиться люди, похожие на тех двоих из супермаркета. Нам надо быть готовыми ко всему. Это – хорошее место, но не сказочная страна, и если человеку удалось сюда попасть, это еще не говорит о том, что он хороший. – Убедительный пример: я сама. – Так что не расслабляйся. – Он ерзает. – Бреннан, обещай мне! – требую я.

Потому что я не выдержу, я не могу потерять единственного человека, который что-то для меня значит.

– Обещаю, Майя.

– Спасибо, – говорю я. – А теперь мне пора. Я сегодня отвечаю за завтрак.

– Тебе везет, – завидует Бреннан. – Я весь день рублю дрова.

Голос у него такой печальный, что я невольно слабо улыбаюсь, изумляясь тому, насколько легко он восстанавливается, если рубка дров уже кажется ему обузой.

– Это приятнее, чем делать омлет на триста незнакомых людей, – сообщаю я ему. – Я буду работать рядом с тобой, как только рука заживет.

– Майя, а сколько мы здесь пробудем, по-твоему?

– Не знаю, – отвечаю я. – Может, всего один день, а может, останемся навсегда.

30

«В потемках» – круть или отстой?

[+] заведено 38 дней назад. Автор: Кинза522

430 комментариев топовые комментарии сортировать: по времени

[+] 501_Майлз 6 дней назад

…

[-] ДаЗдравствуетКапитанУзкиеШтаны 2 дня назад

Что-то от него узнал?

[-] 501_Майлз 2 дня назад

Сказал, что ее с ними не эвакуировали. Что некоторых оставили. Ее оставили. Больше он ничего не знает.

[-] Нет_хуже_Велкро 1 день назад

Знаешь, сколько сейчас трупов гниет к востоку от Миссисипи? Миллионы. Твоя жена в их числе. Откинула копыта. Признай это и живи дальше.

[-] ДаЗдравствуетКапитанУзкиеШтаны 1 день назад

Не слушай его, Майлз. Люди выжили. Уже есть радиосвязь с группами выживших и идет разговор о высылке спасательных команд, как только будет безопасно. Как только получится.

[-] 501_Майлз только что

Знаю. Спасибо. Если кто и способен был выжить, так это моя Сэм.

31

Лица роятся у камеры. Они спокойнее, чем ожидалось, чище, чем ожидалось, осунувшиеся. Большинство улыбаются, а многие плачут. Их дыхание туманит воздух. Они по очереди берут брошюрки и бутылки с водой от облаченных в оранжевые жилеты мужчин и женщин. Головы кивают и поднимаются, приветствуя спасителей, а иней хрустит под ботинками, туфлями и порой даже тапками. Хоть здесь и создано крепкое сообщество, среди них мало тех, кому не хочется быть спасенными.

За три тысячи миль от происходящего мужчина наблюдает за этой сценой на экране старого телевизора. Ему повезло: с ним в комнате живут еще только двое, сотоварищи с Восточного побережья, хоть до этого он с ними не был знаком. У мужчины борода, не бритая уже четыре месяца: раньше в ней было больше черных, чем седых волос. Он уткнулся подбородком в напряженную ладонь и грызет ноготь на большом пальце, всматриваясь в проплывающие далекие лица. Сообщение, на которое он не ответит, мигает на его смартфоне, который лежит рядом на койке. Местную связь восстановили два месяца назад, но сообщений не было – от нее не было. Ее отец позвонил в августе по стационарному телефону: голос у него был нездоровый, а потом он перестал брать трубку. Мужчина уже в третий раз наблюдает, как спасатели входят в лагерь. Это всегда непросто, а теперь – труднее всего. Это – самое крупное сообщество, больше трехсот человек. Его главная надежда.

В кадре появляется новая корреспондентка с микрофоном в руке. Она ухоженная и чистая, ее симметричные черты подчеркнуты экологически чистой косметикой. Это не та, которая помогала мужчине в поисках: ей про него ничего не известно. Глядя на ее бойкую улыбку, никто бы не подумал, что таинственная убийственная инфекция, происхождение которой власти только сейчас начинают определять, сократила численность населения этой страны на треть, а мировое население – почти вдвое. Титры в нижней части экрана говорят: «Спасены беженцы с востока США».

Титры лгут. Мужчина, ищущий на экране лицо жены, – беженец. Он стал им в то мгновение, когда сел в автобус, направляющийся на карантин, вместо того чтобы уехать на последнем поезде домой. Его соседи по комнате тоже беженцы, как и тысячи других, им подобных: перемещенные лица, ожидающие возвращения. А вот люди из лагеря – не беженцы. Они – выжившие. Каждый может рассказать о том, как добирался до этого благополучного сообщества в холмах Массачусетса. Низенький араб, который только что взял бутылку с водой, был таксистом в Вашингтоне. Он заболел, как и его жена и дети. Выздоровел только он один: очнулся в своей квартире обезвоженный, окруженный умершей семьей. Его желание жить лишь немногим сильнее его горя. Немолодая индианка, пересекающая экран в правом углу, потеряла дочь и внука за несколько дней до того, как спасти жизнь маленькой белой девочки, которая сейчас едет у нее на шее: она выдернула ее из машины, которую ее бредящий отец за мгновение до этого загнал в реку. Чернокожий парнишка в красной толстовке держал на коленях голову матери, угасавшей на церковной скамье. Оставшись один, он пошел на запад, но потом вернулся на восток, повстречавшись с упрямой незнакомкой, которую он в своем одиночестве не смог оставить. История упрямой незнакомки – самая странная из всех: она полна обмана, внутреннего и внешнего. Самая странная, но не обязательно самая печальная, ибо горе невозможно измерить. Даже мужчина, которому официально принадлежит тот участок, который многие из этих людей стали считать домом, имеет свою историю, хоть ему и не пришлось перемещаться, чтобы к чему-то прийти. Его история – в том, как он открыл двери, решив что-то дать людям после того, как столько потерял.