Мои плечи выпрямились. Это было в прошлом. Теперь у меня появилась новая цель, стимул двигаться вперед.
Устроившись поудобнее на бархате и любуясь неизменной сценой внизу, я размышляла над тем, что сказала Александрия, когда была здесь в последний раз. Она говорила, что в поместье Монтегю ничего не меняется. Даже в юности она понимала то, что знали поколения до нее: поместье Монтегю осталось прежним.
Всю свою жизнь я находила в этом утешение. Пейзаж передо мной был таким же, каким он был для моей матери и, скорее всего, для моей бабушки. Даже с ремонтом и обновленными удобствами, поместье и территория были вне времени.
Мне было интересно, как все это выглядело сотни лет назад, когда табачную плантацию впервые заселили. Интересно, задумывался ли первый Чарльз Монтегю, насколько далеко пойдут его инвестиции в его предков или какое влияние это окажет на их жизнь. Было бы лучше, если бы он происходил от тех, кто жил в одном из сотен крошечных домов, которые когда-то покрывали эту собственность?
Это были люди, которые теперь были свободны от бремени, связанного с тем, чтобы быть Монтегю.
С годами тишина библиотеки стала моим убежищем. Я уже давно отказалась от мысли, что спальня, которую я делила с Алтоном, была местом чего угодно, только не страдания. Физическое насилие не было постоянным. Это было умственное напряжение, постоянное беспокойство о душевном состоянии мужа. Единственная отсрочка наступала в его отсутствие, что, на мой взгляд, случалось нечасто.
Я отхлебнула вина.
«Если бы только он любил быстрые машины, как Рассел».
Со времени моего визита в Гамильтон и Портер неделю назад, мой разум был поглощен возможностями. Я изучила каждую фотографию на каждой странице, статью и каждое слово в кодексе. Несколько дней я беспокоилась, что Алтона предупредили о моем визите. Я ждала, когда случится что-то ужасное.
Но этого не произошло.
Мой единственный вывод состоял в том, что Ральф Портер боялся гнева Алтона Фицджеральда за то, что тот позволил мне получить доступ к последней воле и завещанию моего отца, даже больше, чем я боялась реакции моего мужа на мое исследование. Меня это вполне устраивало. Я не была готова объявить о своих выводах. Я все еще не была уверена в их последствиях. В конце концов, Алтон все еще заявлял о своем желании связать узами брака Александрию и Брайса. Он даже казался искренне обеспокоенным, когда мы только вчера узнали об ужасающем опыте Александрии.
Согласно пункту XII, если что-нибудь случится с Александрией до того, как она сможет выйти замуж за Брайса, и Алтон, и я останемся без доступа к активам Монтегю. Я предположила, что таким образом мой отец защищал своего младшего наследника.
Чего я не могла понять, так это почему Чарльз Монтегю II решил добавить это дополнение и почему он сделал это незадолго до своей смерти. Мог ли мой отец знать о жестоком обращении Алтона со мной и сожалеть о своих предыдущих решениях и вере, которую он оказал моему мужу?
Мой отец был гордым и решительным человеком, который в момент неуверенности относительно будущего своей любимой компании и активов заключил сделку с дьяволом, используя свою дочь и внучку в качестве залога. Сама возможность того, что в последние дни жизни моего отца он решил исправить эту ошибку, давала мне новое и необычное чувство силы. Просто, может быть, в кои-то веки Чарльз Монтегю понял, что его дочь и внучка важнее Монтегю. Возможно, он увидел монстра, которого помог создать, и с чувством страха перед тем, что может произойти после его смерти, Чарльз II пожалел о своем решении.
Новообретенное отцовское признание было омрачено мыслями о его кончине.
Я крепко держала бокал с вином, обхватив обеими руками чашу.
Шардоне из частной коллекции Монтегю плескалось в бокале, я задрожала. Было уже больше шести часов, но с тех пор, что обнаружила, я избегала своих обычных красных оттенков. Легкое белое вино не притупляло мои чувства, как красное. С новым знанием я не могла позволить себе скатиться в предыдущее предпочтительное состояние забвения. Однако, когда мои мысли закружились вокруг отца, я, казалось, не могла контролировать дрожь. Мне было холодно, несмотря на халат с длинными рукавами и мягкую накидку на ноги.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Больше не видя ухоженных лужаек, я старалась успокоить теории, которые яростно бомбардировали мой разум.
«Может, мне заказать Каберне?»
Я не хотела думать о возможности, которая осталась за пределами моего сознания: о том, что смерть отца не была результатом его возраста. Это не было результатом высокого уровня стресса. Возможно, только возможно, было более зловещее объяснение, и этим объяснением был человек, который спал рядом со мной почти двадцать лет.
Мне было бы трудно составить список лучших качеств мужа, но я никогда не думала об убийстве. С другой стороны, мой отец был виновен в том же преступлении, и Алтон всегда стремился подражать Чарльзу Монтегю.
Покачав головой, я поднесла бокал к губам и посмаковала уникальное сочетание Шардоне Монтегю. С оттенком цитрусовых и груши он плавно струился, его легкий аромат дразнил нёбо, но не делал ничего, чтобы прервать ход мыслей.
Я сделала еще глоток.
Я не могла думать о смерти отца. Вместо этого мне нужно было сосредоточиться на том, что он сделал в течение своей жизни, о дополнении. С тех пор как я покинула кабинет Ральфа, у меня возникало все больше и больше вопросов. Я планировала навестить Стивена, как только Алтон снова покинет город. Я хотела знать, кто и когда, на протяжении всех этих многих лет, просматривал завещание. Во всех наших со Стивеном исследованиях я забыла хорошенько