защищающей город, стеной. Забираясь наверх, воины, особенно новобранцы, часто
глазели, открыв рот, на высокий, из зеленого малахита, гладкий забор, окружающий,
вымощенную шлифованным гранитом, территорию с лужайками и фонтанами,
подсвеченными вечерами специальными коваными фонарями. А, когда, наконец, это
яркое великолепие отпускало взгляд, то он немедленно попадал в ещё более
тяжелый плен, скрытой роскоши и грации самого дворца. Единственное каменное
чудо столицы, удивительным образом сочетало в себе прозрачность и строгость
арикийских строений, ломаные линии и бесконечные геометрические формы, столь
любимые иутайцами, а высокий фундамент и, выполненные из ценных пород
дерева, разноцветные башни с резные окнами, толстенные ясеневые двери –
гладкие и отполированные так, что в них можно смотреться, как в зеркало, –
придавали дворцу величественность и истинно Оссийскую основательность.
Яслав и пятерка телохранителей, закованных в тяжелые доспехи, подъехали к
литым черным воротам, преграждавшим путь на территорию Рыжа. Припекавшее
солнце, бессонная ночь и тревога за любимую жену, не делали настроение царя
благодушным, поэтому и поспешно открытый проезд, и богато одетые в шелка,
многочисленные слуги, замершие в почтительном поклоне, вызывали у него лишь
глухое раздражение. Бросив поводья, так, что-бы они угодили в подобострастное
лицо холеного конюха, Яслав тяжело слез со своего вороного и мрачно оглядел,
царящее вокруг благоденствие.
– Где хозяин ? – прорычал он в лицо безобразно толстого человека, стоящего
возле входа в дворец, утопающего в тени причудливо постриженных акаций, одетого
в яркую форму дворецкого. Голову его украшал, глубоко надвинутый на лоб,
лиловый берет, а многощековое и четырехподбородковое лицо – хитрые
бесцветные глаза, которые без всякого почтения изучали правителя. Яславу, в этом
взгляде почудилось, что-то знакомое, сила в нем шевельнулась, и он понял. От
дворецкого исходили те же волны энергии, что и от ненавистной Финеи.
– Не совсем так, – толстяк подержал мгновение паузу и, сняв берет, слегка
поклонился. – Мы с вашей, гм, знакомой все же отличаемся. Но может быть ваше
величество захочет это и многое другое обсудить у меня дома? – длинные рыжие
локоны полыхнули огнем, когда толстяк пошевелился, открывая перед Яславом
высокие двери.
– Веди, – правитель коротко кивнул и, сделав знак своим людям оставаться во
дворе, тяжело шагнул в пенаты плебея.
Внутреннее убранство дворца полностью соответствовало тому, что было
заявлено снаружи. Здесь была мебель, собранная со всего Ковчега. Однако все
было подобрано и расставлено так неброско и со вкусом, что не искушенному
человеку, оценить насколько дорого это великолепие, было невозможно. Яслав
бросил безразличный взгляд вокруг и пошел по длинному холлу, вслед за
семенящим впереди, хозяином. Тяжелые ботинки утопали в длинном белом ворсе,
арикийского ковра, устилавшего все помещение, вплоть до больших прозрачных
дверей, открывавших вход в огромный зал. Там, на гигантском кожаном диване,
сделанном в виде обруча, Яслав сел и с, выжидательным видом, уставился, на
расположившегося напротив, Рыжа.
Толстяк ответил, положив руки на восьмиугольный стол, расположенный внутри
«обруча», – немигающим взглядом и тоже молчал. Пауза затянулась, накаляя и без
того безрадостную атмосферу.
– Говори, – прорычал сквозь зубы Яслав, положив руку на рукоятку меча.
–Разница между мной и Финеей, – толстяк говорил так, как будто бы продолжал
начатый разговор, заключается в том, – что она преследует свои цели, используя
недозволенные методы, и в связи с этим, является ведьмой. А я ограничиваюсь
лечением людей и в редких случаях предсказаниями, что в свою очередь делает
меня лишь гениальным целителем, имеющим дар божий.
– Меня не это интересует, – меч наполовину покинул ножны.
– Мне это известно, мой государь, – Рыж словно не замечая гнева Яслава,
достал из кармана печеньку и в мгновение ока проглотил. – Но все же вам
необходимо знать об этой детали. Что же касается недомогания прекрасной Валуоки
и моих слов, которые и привели Вас в мой прекрасный особняк, то мои
консультации, увы, дороги и будут стоить Вам двух тысяч, арикийскими олларами.
– Сколько…?!, – Яслав задохнулся от гнева. – Да как смеешь ты…, – он
неожиданно прервал сам себя, осененный внезапной мыслью, – хорошо, ты их
получишь.
– Спасибо, мой государь, – Рыж встал с дивана и отвесил глубокий поклон. –
Тогда перейдем сразу к делу, – по его губам скользнула легкая усмешка, ведь
данное царем слово нерушимо, тем более, если оно дано на смертном одре. Иначе
душе его и его родных никогда не вернуться в лоно Отца.
– Смертном одре, что ты такое говоришь? – прохрипел Яслав, вскочив,
понимая, что хитрая толстая харя, заманила его в ловушку.
– Валуока, непременно умрет и унесет с собой ребенка. Никто не в силах ей
помочь, поэтому слово Оссийского царя дано в преддверии гибели его жены. И как я
передал через вашего человека, вина за её болезнь и будущую двойную смерть
лежит на венценосном муже её, – толстяк с неожиданным проворством увернулся от
стремительного удара мечом, который нанес взбешенный Яслав, но напоролся на не
менее страшный удар левой, закованной в латную перчатку. В ушах что-то тихо
хлопнуло, разорвавшись тысячей искр, свет внезапно погас и толстяк без сознания
кубарем скатился на пол…
-Цок цок тук, цок цок тук, – мысль почему-то не хотела возвращаться, а тупо
повторяла в такт – цок цок тук… Стоп! В такт чему!?
– Ты жив ещё только потому, что Валуока жива, – голос шел откуда-то сверху, с
трудом продираясь через толстую пелену потухшего сознания. – Слово мое крепко,
поэтому я его сдержу, но не за консультации,– а за реальную помощь твоей
государыне, пес. В противном случае, с тебя сдерут кожу, – живьем, а мясо скормят
собакам – последняя фраза содержала в себе такую уверенность, на фоне
обыденности и повседневности, что пелену, смело начисто.
– Кровь, стекая к голове, может вызвать закупорку сосудов и преждевременную
смерть, даже столь молодого и здорового организма, как у меня. Поэтому, если мой
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});