Л. И. Брежнев. Начал свое выступление с того, что сказал: «У Н. С. Хрущева нет скромности, очень большое властолюбие, он возносит свой культ через печать, радио, телевидение, он все это видит, но не пресекает». На этом, собственно говоря, и закончилось его выступление.
На этом закончились и другие выступления. Спросили секретарей ЦК КПСС Ильичева, Рудакова, Титова, Демичева, Андропова и председателя КПК Шверника, согласны ли они с постановкой такого вопроса и нет ли у них своих предложений. Все заявили свое согласие. Микоян попросил слова и в нем присоединился ко всему, что было сказано.
Много было сказано горькой правды, но кое-что и предвзято, иное из-за страха. Но самое горькое то, что через десять лет с того времени культ процветал во сто крат больше, чем он был при Хрущеве. Внешнеполитические вопросы были далеко не на таком уровне, чтобы ими восторгаться. Экономика страны и материальное благосостояние народа далеки от приличных. Народ переставал верить, а это самое опасное.
Выступление Н. С. Хрущева. Он был сильно расстроен, просто подавлен, чувствовал, что он бессилен во всех отношениях и изолирован. И все же он нашел в себе силы и мужество сказать, что он благодарит за то, что в его адрес сказали кое-что и положительное. Он дал высокую оценку коллективу, сказав при этом: «Я рад за Президиум, что он такой зрелый и все, что сейчас делается, мог сделать, это победа нашей партии, в этом есть и моя крупинка. Я не могу с вами бороться — идеология и основа у нас с вами одна, я уйду и драться не буду». Он еще раз извинился за то, что, может быть, когда-то в отношении кого-либо из товарищей допустил оскорбление. Продолжая далее свое выступление, он сказал: «Мне предъявили ряд обвинений, с которыми я не могу согласиться, а ряд положений я сейчас просто не могу вспомнить и парировать их. Какая главная моя ошибка? Это слабость характера, доверчивость и доброта, может быть, еще что, чего я сам не замечал. Но и вы ведь все здесь присутствующие о них мне никогда откровенно не говорили. Меня обвиняют в том, что я совмещаю два поста: первого секретаря ЦК и предсовмина, но вы все должны согласиться, что я лично не добивался этого. Моя ошибка в том, что я нерешительно противился вашему настоянию в этом вопросе. Первый секретарь ЦК и председатель Бюро ЦК по РСФСР — вполне достаточно забот, но многие из вас, в том числе и вы, товарищ Брежнев, настаивали на том, чтобы я принял пост предсовмина СССР. Я признаю, что допускал некоторую грубость и нетактичность по отношению к науке, в частности к Академии наук, но то, что их надо заставлять работать, остается истиной».
Н. С. Хрущев аргументированно выступил по принятым мерам в событиях по Суэцкому каналу в 1956 году, мероприятиях по Карибскому кризису, связанных с событиями на Кубе, когда пришлось увезти оттуда ракеты, но сохранить Кубу. О мероприятиях, проводимых в ГДР по установлению границы в Берлине. Все эти меры он оценил как положительные и сказал, что по-другому решить их нельзя было. Продолжая выступление, Хрущев сказал: «Все эти меры хорошие, и они вами всеми были в свое время одобрены, так почему сейчас поднимается вопрос и ставится все это мне в вину? Некоторые говорят здесь о более решительных мерах с нашей стороны против Китая, его политики. Говорить можно все, но вот как сделать конкретно, никто не может даже порекомендовать. Отношения с Китаем — это вопрос очень сложный. Вы с этим вопросом тоже столкнетесь не один раз и будете иметь много сложностей и неприятностей».
«Я понимаю, — сказал Н. С. Хрущев, — что это моя последняя политическая речь — лебединая песня. На пленуме я выступать не буду, но хотел бы обратиться к пленуму с просьбой». С какой Н. С. Хрущев не сказал. Ему этого сделать и не разрешили. На глазах у Н. С. Хрущева появились слезы, и он сказал: «Очевидно, так у нас водится, что заслужил или не заслужил, но при определенных обстоятельствах получай». Дальше Хрущев сказал: «Я сам думал, что надо было уходить, что со многими вопросами я не справляюсь. Страдал я от того, что не мог с вами встречаться почаще и обсуждать вопросы просто, по-человечески. Здесь говорили о моем зазнайстве. Очевидно, при нормальном положении вам надо было меня в какой-то мере оберегать от этого порока, а это значит, надо было мне прямо и откровенно в нашем кругу говорить об этом, но для этого тоже нужна была прежде всего честность и смелость, но речь сейчас идет не об этом. Напишите заявление о моем уходе, об отставке, я его подпишу — я полагаюсь на вас в этом вопросе».
Н. С. Хрущев далее заявил: «Если нужно, я уеду из Москвы». Кто-то подал реплику: «Зачем это делать? Не нужно». Это нашло всеобщую поддержку — решили оставить Хрущева в Москве и соответственно материально обеспечить. Н. С. Хрущев еще нашел в себе силы и под конец своего выступления сказал: «Если у вас пойдут дела хорошо, я буду только радоваться и следить за сообщениями газет».
Было решено Пленум ЦК провести 14 октября в 18.00 в Свердловском зале Кремля. Пленум решили провести только по организационным вопросам, позже созвать пленум и на нем рассмотреть ряд вопросов. Надо было обговорить ряд вопросов, и прежде всего, кто будет делать на Пленуме доклад или информацию. Против ожидания всех нас доклад поручили сделать Суслову. И это далеко не было понятно — ведь Суслов почти в последнюю очередь был информирован о предстоящих крупных политических событиях, он, по сути, никакого отношения не имел к составлению доклада. Доклад составляла группа товарищей: Шелепин, Полянский, принимали участие Андропов и Демичев. Почему поручили выступить с докладом Суслову, было загадкой, но позже прояснилось. Брежнев уже тогда опасался молодых — Шелепина, Полянского, Семичастного и других. Брежнев не хотел сам выступать из-за «скромности». Можно было бы поручить выступить Подгорному, но последний отказался. Поручить сделать доклад кому-либо из молодых — этого Брежнев просто побоялся, опасен рост их авторитета.
Пришли также к заключению, что на пленуме не открывать обсуждения доклада. «Чтобы не разжигать страстей», — говорил Брежнев. Но тут дело было не в «страстях». Открыть обсуждение доклада — значит дать слово и Хрущеву — ведь о нем идет речь? А что он может сказать, тем более в адрес Брежнева да и других, это было небезопасно. Решили принять постановление пленума без обсуждения доклада. Но оказалось, резолюция пленума не была подготовлена, и это вызвало некоторое замешательство.
Обсуждался вопрос, как довести до партии и народа принятые организационные вопросы Пленума ЦК. Было решено, что 15–16 октября в республиках пройдут партийные активы и на них надо довести до сведения решение пленума ЦК КПСС. Немаловажным был вопрос, как довести до сведения решение пленума об освобождении Хрущева братским партиям. Как оказалось, это был не из последних вопросов.
Некоторые коммунистические и рабочие партии восприняли решение пленума с большой для них неожиданностью и даже некоторой тревогой. Поступило немало запросов, что случилось? Вчера еще Н. С. Хрущев был в зените политической славы и ореола, а сегодня неожиданно даже для большинства советских коммунистов его освобождают от всех постов. Телефонные и письменные запросы поступили от Венгрии, Болгарии, ГДР и других компартий. Какую информацию дать в печать и в какой форме составить письмо об отставке Хрущева?
Естественно, встал вопрос, кого избрать первым секретарем ЦК КПСС. В то время назывались только три кандидатуры: Брежнев, Подгорный или Косыгин. Безусловно, чаша весов была на стороне Подгорного, но он сам отказался, мотивируя тем, что Брежнев моложе и уже, мол, так сложилось, что якобы он, Брежнев, должен занять этот пост. Когда назвали фамилию Брежнева, возражений, конечно, не было, но надо было видеть, как Брежнев просиял.
Тут же он внес предложение, что надо учредить должность второго секретаря и что избрать на эту должность Подгорного. Все согласились, но когда через несколько часов вышли на пленум, то этот вопрос на повестке дня уже не стоял. Для нас осталось загадкой, на каком этапе и кто перерешил наше общее мнение, принятое за два-три часа перед пленумом. Обсудили вопрос о разделении постов — первого секретаря ЦК и предсовмина. Председателем Совмина пленуму «рекомендовали» А. Н. Косыгина, это было обусловлено еще раньше, когда подготавливались все «мероприятия» по Хрущеву, аргумент, что он может быть председателем Совмина, окончательно склонил его к намеченным «мероприятиям» по устранению Н. С. Хрущева от политической деятельности.
Во время заседания Президиума ЦК КПСС, это было 14 октября, как раз в разгар выступлений, тов. Шелепин передал мне перехваченную записку О. И. Иващенко, члена ЦК КПСС, секретаря ЦК КПУ. Вот ее содержание: «Заседает Президиум, что-то происходит. Я согласна, что нужно говорить о недостатках, но нельзя прибегать к крайним мерам. В Америке надвигается фашизм. Это ему на руку. Брежнев честолюбив, властолюбив. Шелест держит развязный тон, они вместе. Можно критиковать, но это не значит, что нужно убирать. Русским и украинцам нужен вожак, к нему все тянутся. Брежнев говорит одним одно, а другим другое. Шелест сказал, когда обсуждали надпись на какой-то вазе: «Некоторые вожди засиделись».