— Батарея все-таки нужна, — вымолвил техник, стыдливо потупившись.
Поярков недоуменно пожал плечами.
— Обойтись нельзя?
— Я так думаю. — Бабкин еще ниже опустил голову.
— Ты это всерьез? — спросил Дерябин и от неожиданности присел на корпус двигателя. — Как нельзя обойтись?
Ничего не понимал Тимофей. Чем же расстроен начальник? Разве не такого ответа он ждал? Бабкин расстегнул воротник. «Как жарко в этой проклятой трубе! От солнца, наверное, раскалились стенки. Нет, не обманывай себя, Тимофей, здесь прохладно, но ты как в огне… от стыда».
Борис Захарович во всем доверял новому технику. Приборы, которые он устанавливал в отсеках летающего диска, разрабатывались в девятой лабораторий. С ними Дерябину еще не удалось как следует ознакомиться — времени не хватало. За короткий срок Бабкин показал себя как нельзя лучше. У него были знания, практика, разумная инициатива, искренняя любовь к своему делу, примерная дисциплина. Короче говоря, начальник второй лаборатории Дерябин мог гордиться своим помощником. Этот парень не подведет.
Вот почему у Бориса Захаровича не было оснований сомневаться в правильности утверждения Бабкина. В девятой лаборатории он долго возился с новыми, мало знакомыми Дерябину аппаратами, сам придумал схему электронного прерывателя. А если так, то кто же должен знать лучше Бабкина, нужна ли при установке этой аппаратуры дополнительная батарея?
Старый специалист понимал, какие странные и неприятные явления — вой, свист, трески — могут возникнуть в приемниках и разных электронных схемах, когда они все связаны общим питанием. Видно, Бабкин этого и боялся. Недаром появилась отдельная батарея.
— Ну, значит, не судьба, — помолчав, сказал Борис Захарович и, как всегда, чтобы успокоиться, стал протирать стекла очков. — Не повезло нам, товарищ Пичуев. — Он обернулся назад и, не видя его, крикнул в темноту: — Да где же вы?
Вячеслав Акимович стоял поодаль, чувствуя себя лишним в разговоре о дополнительной батарее. У противоположной стороны двигателя еле различалась плотная фигура его конструктора. Так же как и представитель телевизионного института, он молча выжидал, чем кончится спор. И тому и другому хотелось получить согласие Пояркова на то, чтобы дополнительно нагрузить летающую лабораторию. Впрочем, сейчас уже не было никакой надежды, коли речь шла о пустяковой батарее, весом в полсотни килограммов.
Пичуев появился из темноты, и Борис Захарович представил его Пояркову.
При упоминании о
телевидении
лицо
конструктора
болезненно передернулось.
— Успокойтесь! — Борис Захарович похлопал его по плечу. — Миллионы будущих телезрителей претендуют всего лишь на сто килограммов.
Поярков нетерпеливо застучал ногой по звенящему полу.
— Может быть, они вам подсказали, какую аппаратуру снять? Не обойдутся ли они без метеоприборов вашей лаборатории? Тогда — пожалуйста! Мне все равно.
— Шутки в сторону! — Дерябин вынул из кармана блокнот. — Я шел сюда с готовыми расчетами. Думал, что удастся сократить вес всего нашего хозяйства. Например, убрать дополнительную батарею, заменить мощный генератор и еще кое-что по мелочам. Глядишь, и выгадаем сотенку…
Приподняв колючие брови, Поярков наморщил лоб.
— Новое дело! Чего же вы артачились, когда я сам предложил выбросить батарею?
— В том-то и загвоздка. — Борис Захарович перелистывал блокнот. — Эта батарея висит у меня камнем на шее. Если ее выбросить, то придется заново возиться с регулировкой. Не успеем.
Бабкин слушал этот разговор, чувствуя, как у него отнимаются ноги. Он понимал, что следует сейчас же признаться: «Произошла ошибка, не судите строго. Батарею я зря сюда затащил, для перестраховки. Потом побоялся возразить начальнику, хотел угадать его мнение, но и тут ошибся…» В голову лезли всякие дипломатические уловки и хитрости. «Можно предложить испытания аппаратов без батареи и при этом, что совсем нетрудно, найти хоть маленькую неполадку, — думал он. — Тогда надо заявить, что именно такой пустяк и заставил меня осторожничать… Нет, как же это я, комсомолец, — и вдруг обманщик, трус? С ума сойти можно!»
— Батарея… не обязательна, — наконец прошептал он пересохшими губами. Она на всякий случай…
Бледнея и смущаясь под суровым взглядом Бориса Захаровича, Тимофей каялся. Это было противно, как оскомина на зубах, и, что самое главное, болезненно стыдно. Никогда такого не повторится!
Пичуеву хотелось поскорее забыть о неприятном инциденте, свидетелем которого он невольно оказался. Тут, как говорится, дела семейные. Пусть старик сам в них разбирается, а его, инженера Пичуева, сейчас интересует другое. Если верить технику насчет батареи, то уже появляются какие-то проблески надежды. Важно зацепиться. Нашли пятьдесят килограммов, а там Борис Захарович еще отвоюет столько же у своих друзей метеорологов. Он здесь почти хозяин, ему и карты в руки.
— Завтра же проверю необходимость отдельной батареи, — говорил Дерябин, подводя первые итоги летучего техсовещания представителей трех институтов. — А вообще, постараемся выкроить нужные нам сто килограммов.
— Может, и для нас найдете? — на всякий случай спросил конструктор двигателя. Это была его последняя надежда.
Даже Поярков рассмеялся. «До чего же настойчивый дядя! Трудно работать с такими людьми, но полезно. Они тебя никогда не оставляют в покое и часто требуют невозможного. Нет, это неточно. Лучше сказать: «почти невозможного». Разве не так?»
По коридору бежал человек. Под ногами упруго вздрагивал и звенел металл.
— Товарищ Поярков! — гулко, как из железной бочки, послышался голос. От-клик-ни-тесь!..
Бабкин поспешил ответить за него.
В блестящей трубе запрыгала чья-то тень.
— Вот… начальник… просил, — запыхавшись, говорил щупленький паренек, протягивая записку конструктору. — Приказал аллюр три креста. — Он поднял недоуменное лицо и простодушно осведомился: — Аллюр — это чего значит?
Поярков не слышал вопроса, несколько раз перечитал краткое послание начальника метеоинститута, вскинул вверх упрямые брови.
— Приказано предельно облегчить нагрузку лаборатории, — сообщил он. Снять все возможное и невозможное. Освободить ячейки для аппаратов Набатникова. Перед отъездом он просил что-то проверить. Дело срочное, важное. Испытания послезавтра. Сейчас приглашаемся на совещание.
Пичуев растерянно взглянул на Бориса Захаровича. Все рухнуло, биллионы будущих телезрителей, о которых мечтали инженеры, пусть набираются терпения. До них еще не дошла очередь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});