— Как нельзя кстати для моих исследований водно-мутьевых потоков, — сказал Том, делая пометки в блокноте. — Знаешь, первым про них догадался один швейцарец еще в девятнадцатом веке — он объяснил, как осадки Роны оказываются в Женевском озере… Глянь только, какую глыбищу оторвало! Да, этот твой агрегат — великая вещь! Если он благополучно доберется до равнины, вели ему сразу взять несколько проб. У нас полно недавних замеров, и мы узнаем мощность оползневых наносов. Потом хорошо бы отправить его назад, чтобы он для сравнения отобрал пробы на прежних участках. Я…
— Интересно, что он думает о себе… и о нас?
— Откуда ему о нас знать? Он помнит только то, чему его учили, да еще то, что узнает сейчас.
— Уверен, под конец он меня почувствовал. Том рассмеялся:
— Раз так, назови это его религиозным воспитанием. Если будет плохо себя вести, поразишь его громом и молнией… Скорость-то — небось уж все шестьдесят!
Дэн допил кофе.
— У меня мелькнула мысль, — сказал он через несколько секунд. — А что, если кто-то так же поступает с нами: направляет, смотрит на мир нашими глазами… А мы ничего не знаем. Том пожал плечами:
— Зачем бы им это?
— А зачем нам модуль? Может, они интересуются водно-мутьевыми потоками на данном типе планет… Или нашими опытами в области искусственного интеллекта. Да что угодно. Не угадаешь.
— Дай-ка я налью тебе еще кофе.
— Ладно, ладно! Прости мне мои заумные рассуждения. Я так тесно соприкоснулся с чувствами модуля, что вообразил себя на его месте. Все, уже прошло.
— Войк, что случилось?
Войк выпустил кверокуб и сместился по направлению к Доману.
— Тот, которого я только что фидировал, очень близок к осознанию моего присутствия. Ближе, чем кто-либо!
— Без сомнения, причина этому в аналогичных переживаниях, связанных с его собственным фидируемым объектом. Весьма любопытно. Оставь его на время одного.
— Ладно. Однако занятный случай. Мне даже подумалось: а что, если и нас кто-то фидирует?
Доман перигрюкнул.
— Зачем кому-то нас фидировать?
— Не знаю. Да и откуда мне знать?
— Дай-ка я приготовлю тебе Б-заряд.
— Очень кстати.
Войк снова приник к кверокубу.
— Что ты делаешь?
— Да так, маленькая поправка, которую я забыл внести. Вот. Давай свой Б-заряд.
Они устроились поудобнее и начали фекулировать.
— Что ты делаешь, Дэн?
— Я забыл его освободить.
— Что?
— Предоставить ему полную свободу действий. Мне пришлось дать избыточную нагрузку на схемы, ограничивающие его свободу, чтобы они перегорели.
— Ты… Ты… Да. Конечно. Вот твой кофе. Глянь только на этот грязевой оползень!
— Да, Том, это и впрямь песня.
Прищелкивая от удовольствия, я сунул в измельчитель кусок подходящей породы.
Огонь и лед
— Мамуля! Мамуля! Расскажите мне снова, что вы делали в войну.
— Ничего особенного. Иди поиграй с сестренками.
— После обеда я только этим и занимаюсь. Но они играют слишком больно. Я лучше еще раз послушаю о плохой зиме и о чудищах.
— Что было, то было. Плохая выдалась тогда зима.
— Было холодно, мамуля?
— Было так холодно, что латунные обезьяны пели сопрано на каждом углу. И этот холод продолжался три года, и солнце с луной побледнели от стужи, и сестра убивала сестру, а дочери меняли любимых мамулек на зажигалку и пригоршню карандашных стружек.
— А что случилось потом?
— Конечно, пришла другая зима. Еще хуже, чем прежняя.
— И как плоха она оказалась?
— Послушай, доченька: два огромных волка, что охотились по всему небу за солнцем и луной, наконец поймали их и съели. Тогда стало совсем темно, но кровь, которая лилась ливнем, давала немного красноватого света, так что можно было наблюдать за бесконечными землетрясениями и ураганами — когда стихали бураны и можно было хоть что-то разглядеть.
— И как же мы пережили все это, мамуля? Ведь раньше не было таких страшных зим, ты сама говорила.
— Привыкли, наверное.
— А как в небе снова появится солнышко, если его съели?
— О, это будет другое солнышко, жаркое. Может так случиться, что на суше загорятся пожары, океаны закипят и все такое.
— Вы испугались стужи?
— Мы испугались того, что пришло позже. Из глубин моря появилась гигантская змея и стала бороться с великаном, держащим в руках молот. Потом со всех сторон нахлынули банды гигантов и чудищ и стали биться друг с другом. Среди них был старый одноглазый человек с копьем, и он бросился на большого волка, но тот проглотил его вместе с бородой и всем прочим. Затем пришел другой большой человек и убил волка. Тогда я вышла из убежища и поймала за рукав одного из воинов.
— Послушайте, мистер, это Геттердаммерунг? — спросила я.
Воин задумался, опершись на топор, которым он только что рубил, как капусту, какую-то массу с множеством глаз.
Вроде бы, — сказал он. — Послушайте, дамочка, вы можете…
Он не договорил, потому что многоглазая масса с чавканьем проглотила его и поползла дальше.
Я перешла на другую сторону улицы, где другой воин рогатым шлемом на голове исполнял кровавую чечетку на поверженном чудовище.
— Прошу прощения, — сказала я, — вы не скажете, какой сегодня день?
— Меня зовут Локи, — прохрипел он, топча многоглазого врага. — На чьей стороне вы в этой драке?
Я не знала, что должна быть на чьей-то стороне, — ответила я.
Воин начал было распространяться на ту тему, что я должна, и непременно, а масса тем временем разинула пасть. Локи с печальным вздохом прикончил чудовище ударом копья, а затем внимательно оглядел мою разорванную одежду.
— Вы одеваетесь подобно мужчине, — заявил он, — но… Я застегнула блузку.
— Я… — начала было я.
— Конечно, у вас была безопасная булавка. Что за прекрасную мысль вы мне подали! Так и сделаем. Пойдем, я знаю неподалеку отличное местечко, почти не радиоактивное, — сказал он, прокладывая путь через стаю оборотней. — Боги снизойдут с небес, защищая нас. — Он нагнулся, поднял с земли женщину, лежавшую без сознания, и перекинул ее через плечо. — Вы пережили все это не зря. Настанет новый день, и прекрасный новый мир потребует новых совокуплений. Видя ваши округлившиеся животы, боги скажут, что это хорошо, и откинут копыта. — Он загоготал. — Они думали, что все эти смерти приведут нас к иному образу жизни, мира, счастья, другой любви — и новой расе… — Слезы заструились по его лицу. — Но в каждой трагедии есть место для здорового смеха, — заключил он, перенося нас через реки крови и поля костей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});