— А ты про них знал?
— Теперь знаю. Знаю столько, сколько кот сказал, и не больше.
— Оксана-то как тебя не узнала, если она ведьма?
— Я не представился, а она посмотреть не сообразила. Оборотень отличает ведьму по запаху, а ведьма видит истинную сущность оборотня, если правильно посмотрит. Или сквозь пальцы, или через зеркало краем глаза.
— У тебя сущность сильно страшная?
— Увидишь.
— Вот ведь ты воровская морда. Мало того, что вор, так еще и нечисть. Угораздило же меня с тобой связаться. Давай то-се украдем. Знал бы я, что не украдем вообще ничего в половине мира, и не начинал бы это все. Надо было сразу тогда развернуться на дороге, отдать саблю Чорторыльскому и дело с концом.
— Да ладно. Весело же. И работать не надо.
— Весело ему! Работать не надо! Только батиной милостью и едем. Отцовские дукаты в дороге проели. В Вене батин друг по дружбе золота отсыпал — проели. Во Франции брат нашелся, помог чем смог, и то проели. Я уж последнюю саблю заложил, и что? Сидим без гроша в кармане. Обхохочешься!
— Не вешай нос. Вечер утра мудренее.
— Наоборот всегда было.
— На оборот сейчас будет. Смотри, в решетке прутья поставлены, чтобы человек не пролез. Сдается мне, что в волчьем обличии я пролезу.
Вольф воткнул в щель между камнями в полу ножик, разделся догола и прыгнул через нож кувырком. Начинал прыгать человек, а закончил уже волк. Ласка не уловил момент превращения.
На обычного волка зверь, в которого превратился Вольф, походил, но не слишком. Человек, который редко встречает живых волков и не очень внимательно их разглядывает, сказал бы, что это волк. Только большой. Просто потому, что на волка похоже больше, чем на любую другую божью тварь. Кто бывает на четырех длинных ногах, с хвостом, поджарый, человеку почти по пояс, серый до черноты, с вытянутой мордой, с треугольными ушами? Обманчиво неуклюжий медведь? Толстячок кабан? Надутая через соломинку крашеная лисица? Если и не волк, то какая-то нерусская породистая собака. Но вряд ли кто, заметив в лесу силуэт, похожий на волчий, понадеется, что это собака редкой фряжской породы.
Внимательный наблюдатель сказал бы, что это не совсем обычный волк. В холке почти по пояс человеку. Зубы не вмещаются в пасть и торчат наружу. Грудь бочкой, живот впалый, лапы толстые. На лапах когти куда больше, чем у волка.
Простой мужик, а тем более баба, не стали бы смотреть на оборотня как просто на зверушку. Наверное, их бы накрыла волна страха, ужаса, паники. Зверь-то непростой. Адский, можно сказать. Да и просто волк в двух шагах для нормального человека повод испугаться и заорать во всю ивановскую.
Но люди меча сделаны из другого теста. Ласка чуть согнулся, выставил перед собой руки и посмотрел на оборотня, мысленно прикидывая, как сподручнее хватать за шкуру на шее, как бить ногами в пах, получится ли выдернуть нож из пола и вспороть брюхо, поможет ли серебряный нательный крест, если забить его оборотню в глаз.
Оборотень по-собачьи сел на пол.
— Смелый ты малый, Ласка, — сказал зверь человеческим голосом, — Ты вообще чего-нибудь боишься?
— Бога боюсь. И батю немножко.
— Сколько живу на белом свете, но чтобы так на меня смотрели, не помню. Тем более, человек, чье прозвище означает der Liebkosung.
— Мое прозвище означает der Wiesel, — ответил Ласка, — Забыл?
— Шучу. Я, пока крови не попробовал, соображать могу и в этом обличии как в человечьем, — сказал Вольф, возвращаясь к более насущной теме, — Как попробую, могу тебя и не узнать, берегись.
— Ты кровь пить идешь или нам из ямы вылезти надо? Веревку сбросить сможешь?
— Смогу.
Вольф отошел к дальней от решетки стене, присел, разбежался и прыгнул вверх. Царапнул когтями по земляной стене, оттолкнулся и зацепился за решетку вверху передними лапами. Попытался вылезти и не смог. Спрыгнул вниз.
— Выдерни мне, Ласка, левую лапу из сустава. Не пролезаю.
— Ну держись.
Ласка уперся ногой оборотню в подмышку, что было сил дернул за лапу и выдернул ее из сустава. Тварь даже не пискнула.
Вторая попытка. Прыжок, решетка, лапы пролезли, застрял. Обратно.
— Сломай мне верхние два ребра слева.
— Чем?
— Да чем хочешь.
Задача. Костяшками пальцев такое ребро не разбить. Основанием кулака тоже. Вокруг ни меча, ни молота.
— Какая кость в человеке самая крепкая? — спросил Ласка.
— Лоб, конечно, — ответил Вольф, — Берцовая тоже ничего так.
— Я так и думал. Вставай. Буду тебе челом бить. Батю в Европах один скотский немец научил.
Оборотень поднялся на свои длинные задние лапы, подставляя грудную клетку на удобную высоту для удара головой.
Ласка вдохнул, отклонился назад и на выдохе ударил. Ребра спружинили и не сломались.
— Надо сильнее, — сказал Вольф.
— Погоди-ка. Есть тут какая-нибудь мелкая пыль? Или все мокрое вокруг?
Вольф огляделся.
— Есть. На моей шкуре ржавчины хорошо так с решетки обтерто.
— Сейчас я тебя понюхаю, вдохну, на «Аааа» назад откинусь, на «Пчхи» ударю.
— Что-то я в дороге не слышал, чтобы ты так мощно чихал.
— Батя может, и я смогу.
Оборотень снова встал к стене. Ласка зарылся носом в черную щетину, вдохнул ржавую пыль.
— Господи, благослови! — скороговоркой сказал он, — Аааа! Пчхи!!!
От эха, усиленного ямой, вокруг птицы с деревьев посыпались и кошки подскочили. Собак татары в домах не держат, а то бы лай стоял до небес. Стражники же проснулись, но никуда не упали, потому что спали на коврах.
Благословение Господне и в мирских делах помогает, а уж урон по нечисти увеличивает кратно. Вольф тявкнул, состроил жалобную морду и выругался по-немецки.
— Последний раз мне ребра венгерский рыцарь ломал. Конем. И то не так больно было.
— Прыгай, пока стража не сбежалась!
Оборотень прыгнул. Протиснулся между прутьями.
— Шайтан! — сразу же крикнули сверху, а потом заорали совсем нечленораздельно.
Сверху в яму упала веревка. Ласка подергал, и часть решетки закрыло темное пятно.
— Это ведро помойное, — сказал Вольф сверху. — Лезь.
— А решетку открыть?
— Сам открой. Вот ключи, — оборотень подтащил к решетке труп стражника со связкой ключей на поясе.
— У тебя лапки?
— Ага.
Вольф и на трех ногах поднял шум на половину крепости. Ворота посередине Кырк-Ор на ночь закрывались, а то бы он и на всю крепость шум поднял. Хорошо, что сообразил убраться от темниц и напасть на кого-то в другом месте. Но недалеко. Справится ли он с охраной монетного двора? Или те не выйдут, а решат закрыться на все замки? Где-то неподалеку в конюшне бились лошади, даже до темниц долетало испуганное ржание.
Ласка, вися на левой руке, правой снял с пояса стражника ключи и открыл замок на решетке. Вылез. Огляделся. Ведь не одна здесь пещера с решеткой.
— Эй! Есть здесь кто-нибудь? — крикнул он.
— Есть! Есть! — раздались голоса из-за решеток.
— Ты кто такой? — откуда-то выскочили трое стражников.
Вольф не подумал, что ночная смена больше, чем один дежурный, и сразу же убежал привлекать внимание где-то подальше от тюрьмы.
— Раб божий Иван, — представился Ласка, — А вы какого рода-племени?
— Ключи бросай! — крикнул светлый силуэт из-за решетки шагах в двадцати.
Связка ключей — не особо летучий предмет, но отлично прилетит в решетку, которая высотой в человеческий рост, а шириной больше плеч.
Ласка бросил ключи и схватил саблю убитого Вольфом стражника. Татары набросились на него, даже не подумав ответить, какого они рода-племени.
Биться одному против троих тяжело. Особенно на трезвую голову. Если выпить, то все кажется проще, и вообще думать не надо. Как тогда, в гостях у Федота Еремеевича.
Ласка отбивал несколько ударов прежде, чем сообразил, что он тут не Родину защищает и не на поединок вызван. Повернулся и побежал. Не понял, куда бежать и свернул. Со всех сторон стены. Между стенами проходы, но куда что ведет? Где тупик, где переулок, которым их сюда привели, где выход в жилую часть крепости?