Читать интересную книгу Без обратного адреса - Сантьяго Пахарес

– Не спишь? – устало удивился Рекена.

– Почти сплю. – Фран поднялся и пошел вслед за ним в кухню.

Там его друг скинул туфли и открыл холодильник. Налил замедленными движениями на сковороду масла, вскрыл пачку сосисок.

– Ты когда-нибудь приходишь с работы рано?

– Я пришел рано сегодня. Если бы не авария на электросети, я бы до сих пор пялился красными глазами в экран.

– Да это просто сверхэксплуатация!

– Кому ты это объясняешь?

Фран хотел согреть картофельное пюре на огне, но Рекена попросил:

– Лучше сунь в микроволновку. Меньше мытья посуды.

Фран сделал, как сказал Рекена.

– Что за день, – жаловался тот. – Парковаться пришлось в соседнем квартале. Все боятся, что машину украдут, покупают себе гаражи. Я – не боюсь. На мою никто не польстится.

– Все тот же «Форд»?

Рекена кивнул, жуя сосиску.

– Сколько у него пробег?

– Двести сорок тысяч.

Фран присвистнул.

– Это тот, что тебе дядя до университета подарил?

– Да. Он уже и тогда был старым.

Фран жарил следующую сосиску, поворачивая ее вилкой в трещащем масле. Рекена оперся подбородком на ладони.

– Слушай, как мне все это надоело! – воскликнул он. – Я всегда любил возиться с компьютером, а теперь возненавидел даже их, эти невинные машины. Засунуть все разом в мешок и – к черту в пасть! Моего шефа, мою работу, мою машину и мою жизнь! Да разве это жизнь! Я вынужден терпеть работу, которая меня раздражает и унижает, только ради того, чтобы оплачивать этот неудобный и тесный угол да автомобиль, которому место на свалке. Везде опаздываю, всем должен, все мною недовольны – а ведь я из сил выбиваюсь. Мне осточертел кофе из автомата! Вместо обеда у меня салат на бегу, вечером те же сосиски из целлофана и картофельное пюре из банки. От вечного фастфуда набрал лишних десять килограммов. А ведь Испания – страна с самым высоким уровнем жизни в мире! У кого он высокий? Хотел бы я видеть этих счастливчиков. Кто они, обитатели домов, увитых розами, на Средиземноморском побережье?

– Только не мы с тобой, Рекена.

– И никто другой. Вот что я тебе скажу, Фран: это совсем не то, чего я хотел и ждал от жизни. Я учился три года подряд так, что… короче, пот, слезы, кровь. Мечтал, что стану инженером – найду хорошую работу. Ничего подобного. На рынке свободны места только для непрофессиональных новичков, которых наскоро обучают трем операциям и сажают операторами, за мелкий прайс. На самом деле все их функции уже автоматизированы, и подобная работа не нужна даже сейчас, а завтра будет не нужна вовсе. Но выбор у тебя один: или соглашайся быть полуголодным механическим зайцем, или убирайся, потому что за тобой очередь из двухсот человек и они сразу же накинутся на каждое рабочее место. Вот что меня бесит! Я ведь как бы должен быть еще и благодарен за то, что меня эдак осчастливили!

– Это жизнь.

– И очень хреновая. И потом, этот город… Мадрид… Мол, столица Европы. Центр Вселенной. Да, туристом сюда съездить приятно. Прадо, Пуэрто де Алькала… Сабина говорит, на площади Антона Мартина баров больше, чем во всей Норвегии. Но в девять всем надо на работу. Четыре миллиона человек должны за два часа переместиться из одного конца города в другой. Пробки не рассасываются круглые сутки с послаблением около часу-двух ночи: в это время пробки только возле парка Каса де Кампо. О такси и думать нечего.

Рекена вздохнул. Фран молчал: пусть выговорится.

– Вот такая фигня, Фран. Я каждый день, просыпаясь от звонка будильника, лежу в постели, перед тем как встать, и убеждаю себя, что встать все-таки нужно. И каждый день убедить себя все труднее. Работаю только ради денег! И это унижает! Труд не унижает, труд благороден только для тех, кто любит свою работу – а я не люблю. Я и жизнь свою не люблю. Правда, Фран: я в ужасе от того, во что я превратил свою жизнь. Разве об этом я мечтал? Мне только двадцать девять, а я уже так устал и озлобился, что осталось сесть на скамью в парке, послать к черту весь мир и кормить голубей. Я старик, Фран.

– Да ладно, Рекена, мы никогда не становимся тем, кем мечтали быть. Думаешь, я планировал к двадцати девяти стать наркоманом?

– Бывшим наркоманом, Фран.

– Ну, я пока в процессе.

– Но ведь уже близко, правда? Ты поборол зависимость.

– Не менее года еще бороться. Если не сорвусь.

– Это возможно? Сорвешься?

Фран подумал несколько секунд. Нужно ли рассказывать Рекене об утреннем происшествии?

– Я сегодня был на самой грани, Рекена.

– То есть?

– Сегодня… ты уже ушел на работу… я утром пережил кое-что. Проснулся от удушья. Без дураков, физически не мог вдохнуть. Я был совершенно не в себе. Пошел в Барранкильяс за дозой. Представляешь?

– Ты опять кололся?

Рекена вскочил и схватил Франа за грудки:

– Нет! Говорю же, был на грани, но не кололся. Сейчас расскажу. Моего пушера сегодня ночью убили. Хотел вести дела самостоятельно, вот с ним и свели счеты. Труп, что нашли на эстремадурском направлении, – не видел в новостях?

– Фран, телевизор я почти не смотрю.

– Он умер, а я стал думать, что мы все очень близко к нему ходим. Я не говорю «мы все умрем», это понятно, я говорю, что мы, которые на игле, умрем очень скоро. Никто не видал наркомана семидесяти лет от роду. В общем, или ты пытаешься сорваться с крючка, или, сам понимаешь…

– Фран, у тебя пока не кончились регулярные ломки?

– Это не ломка. Никаких обычных симптомов абстиненции, просто умираешь, и все. Как бы сидишь внутри смерти, а она тебя несет к уколу. Желание уколоться такое, что не отдаешь себе отчета ни в чем. В первые дни я напивался до бесчувствия, чтобы это пережить без срыва. Теперь хватает пары рюмок, чтобы ушла дрожь рук. Метадон замещает химическую потребность, но психологическая никакому препарату не под силу. Это самому надо. Как на диете: тебе дают питательные галеты, в которых есть все, что нужно организму. Он не страдает, физиологически голода нет – а психологически ты от этого несуществующего голода на стенку лезешь.

– Слушай, а нет чего-нибудь лучше метадона?

– Если знаешь, скажи сразу – осчастливим человечество. И я тоже совсем не об этом мечтал школьником. Ничего у нас не получается.

– Да.

– А чего ты хотел в детстве?

– Ну, я не мог мечтать о какой-то конкретной профессии. Воображал себя окруженным семьей, детьми, и с работой, которую люблю. Банально? Но я думаю, что многие люди чувствуют, в чем счастье.

– Когда ребенка спрашивают, о чем мечтает, он отвечает: стать пожарником… космонавтом… футболистом. Никто из них не говорит, что хочет стать счастливым. Нам кажется естественным, что работа, профессия и есть счастье. А это не так. Иногда они даже несовместимы.

– Я не хочу и не могу работать так много. Мне необходимо время просто побыть с самим собой. Погулять, подумать. Заняться техникой бега. Да мало ли что! Я загнал себя так, что уже ни на одну красотку не встает!

Фран криво усмехнулся, припомнив сцену с Сарой на диване, затем девушку из автобуса. Улыбка его стала шире, выражение лица смягчилось.

– Ну чего ты ржешь, шут гороховый? Надо мной?

– Нет. Я сегодня в автобусе с девушкой познакомился.

– О, Фран, неотразимый кабальеро!

– И знаешь, что я думаю?

– Ну?

– Странно это. Непостижимо. Вот смотри: не будь я наркоман, я близко бы не подошел к Барранкильяс и сегодня туда бы не поперся. Если бы не смерть моего пушера, сорвался бы и в любом случае не возвращался бы тем же утром автобусом. Если бы не попал в тот автобус, то не встретил бы Марту.

– И что Марта?

– Пока ничего. Но, наверное, так и должно быть? Если бы не связь между собой событий позорных, страшных, плохих – то не случилось бы и хорошего? Не лежит ли дорога к хорошему через несчастья?

– Странное у тебя представление о судьбе, – заметил Рекена.

– Очевидное. Может, к лучшему то, что тебя жутко довели на работе. Это нужно для того, чтобы ты встряхнулся и принял решение. Многие ведь не ценят того, что имеют, потому что не знали горя. А пройди они насквозь то, что выпало тебе, поймут, почем фунт лиха. Вот я сейчас могу смотреть спокойно телевизор, принять душ в любое время, разговаривать с другом в кухне под утро. Никогда в жизни раньше не думал, что это надо ценить как счастье. А это и есть счастье. Ты сможешь по-настоящему оценить свою работу, когда она у тебя будет, после той, которая есть сейчас.

– Надеюсь.

– Да никаких сомнений!

Они улыбнулись друг другу. И, прощаясь на ночь, обнялись.

– Слушай, Фран!

– Да?

– А эта девушка из автобуса хорошенькая?

– Мне безразлично.

– Ясно.

Сосиски остывали на сковороде. Фран вынул из микроволновки горячее молоко.

– Так а все-таки – красивая?

– Ну ясное дело, красивая!

– Ах ты, старый черт! Кто бы сомневался!

Глава 19

Больше не отвечает

Телефонный звонок гремел с настырностью пожарного колокола. Давид вскочил с постели, нашел трубку и взял ее прежде, чем сообразил, что не у себя дома, а у Анхелы. И диван, на котором он спал, тоже ее. Из чего следовало, что и звонят ей, а не ему. Стоя с трубкой чужого телефона в руке, Давид решил минимизировать вред, хотя бы приняв сообщение.