Читать интересную книгу Без обратного адреса - Сантьяго Пахарес

– Я тоже, – произнес Эстебан. – Каждый имеет право жить так, как хочет, и этот человек имеет полное право на инкогнито.

Давид почувствовал, что изнемогает. Он уже пробовал вести подобные разговоры, и они ничего не дали. Но на сей раз твердо рассчитывал на успех! Думал сыграть с Эстебаном в кошки-мышки, а получилась игра двух равных по величине котов, и каждый успешно ускользал от другого. Тогда Давид решил разыграть последнюю карту. К ней он прибегал, когда уже не оставалось никаких других средств, истощался запас его ловушек, обманов, провокаций, засад, хитростей. Этим средством была искренность.

– Эстебан, я тебе откроюсь. Никакой я не программист из Вальядолида, извини, я тогда солгал. Работаю редактором в мадридском издательстве «Коан». То есть правлю рукописи авторов и помогаю им всем, чем могу. Приходится много ездить, это осложняет мои отношения с женой. Сильвия предпочла бы, чтобы мы больше времени проводили вместе.

Среди авторов нашего издательства есть один, которого не сравнишь с другими, наша гордость и основной источник дохода. Это автор «Шага винта» – я говорил тебе сейчас именно об этой книге. Он называет себя Томасом Маудом. Эстебан, то, что я скажу сейчас, может подвести меня под приговор суда – я дал подписку о неразглашении сведений и сейчас нарушаю договор с издательством о конфиденциальности. Кроме того, я обещал хранить секрет лично владельцу издательства. Говорю это не для того, чтобы произвести впечатление, а чтобы ты понял, как я тебе доверяю. Жена рассердилась и уехала, выяснив, что я ее обманул: приехал с ней в Бредагос не в отпуск, как она думала, а по делу. Мне дали срочное и очень важное для издательства задание – найти Томаса Мауда. Несколько лет назад в руки Коана попала рукопись в шестьсот страниц под названием «Шаг винта», подписанная псевдонимом: Томас Мауд. И никаких других данных об авторе при рукописи не было. Зато имелось письмо с номером счета, на него надо было перевести авторский гонорар в случае публикации.

Это была первая часть саги, она побила все мировые рекорды по продажам и переводам. И никто до сих пор не знает, кто ее автор, включая издательство. Мы провели небольшое расследование и узнали, что живет он у вас в Бредагосе, во всяком случае, именно отсюда он посылал в Мадрид свои рукописи. Мне поручили найти Томаса Мауда, понять, почему он перестал писать или посылать нам следующие части саги, а главное – убедить закончить роман. Мне даны самые широкие полномочия: я могу предлагать любые суммы гонорара, принимать любые условия, какие захочет выставить нам автор «Винта». Если пожелает, его анонимность будет неукоснительно соблюдаться. Мы ни в чем не намерены противоречить Томасу Мауду. Лично я готов сделать вообще все, что он пожелает. Потребует, чтобы я прыгал на одной ножке, – запрыгаю.

А знаешь, Эстебан, почему? Литература тут ни при чем. Я хочу как можно скорее покончить с этим делом, вернуться в Мадрид и убедить Сильвию, что мы можем быть счастливы вместе. Так вот, я тебя прямо спрашиваю: ты посылал в «Коан» серию романов «Шаг винта» под именем Томаса Мауда? Прошу, не торопись с ответом, подумай. От него зависит мое будущее, и личное, и профессиональное.

Эстебан слушал Давида так внимательно, что даже перестал строгать деревянную фигурку. Медленно провел ладонью по седеющей бороде, поправил указательным пальцем очки, откинул волосы со лба назад.

– Жаль тебя огорчать, Давид, но это не я.

Степень напряжения, в котором пребывал Давид, проявилась только в том, как резко опустились его плечи, упали руки в классическом жесте отчаяния. Он походил на ребенка, на школьника, который провалил последнюю попытку сдать экзамен и теперь не знает, как жить дальше. Выхода нет. Это уже не уменьшение шансов на победу, а окончательное поражение.

– Прости, – произнес Эстебан. – Был бы рад тебе помочь, но не знаю как.

– Разве ты виноват? Что поделаешь. У тебя ведь даже не шесть пальцев на руке!

Поплавок, до тех пор неподвижный, начал подрагивать и запрыгал. Эстебан ловко схватил удочку. Натянувшаяся леска быстро уходила вглубь.

– Давид! Держи!

Давид схватил удочку и под руководством Эстебана стал вытягивать рыбу: ослабил леску, подтянул ее катушкой, еще раз… и так до тех пор, пока рыба странного вида не забилась на берегу у их ног.

– Ух ты, смотри – подкаменщик! Мы его здесь зовем «бычья голова»!

– Как?

– Бычья голова! Водится только высоко в горах, на севере. Как здесь-то оказался?

Рыба была головастая, с выпученными глазами, коричневая в черных пятнах, а плавники прозрачные.

– Бери ее за жабры и вынь крючок, только будь осторожен.

Давид прижал рыбину локтем, чтобы не билась, но жажды жить у подкаменщика оказалось больше, чем ожидалось. Рыбина рванулась, и крючок впился Давиду в палец.

– Черт! Эстебан!

– Спокойно, спокойно, подожди, сейчас вытащу. Не трогай, загонишь еще сильнее. Нужны плоскогубцы.

Давид держал плясавшую у него в руках рыбу, а Эстебан рылся в своей корзине. Интересно, подкаменщики кусаются? Эстебан закрыл рыбу под крышкой корзины.

– Пошли ко мне, вытащу там, у меня дома все есть, что нужно.

Бинт на пальце не давал Давиду активно участвовать в приготовлении ужина, и тяжесть готовки пала на плечи Анхелы, не очень-то этим довольной. Она чистила подкаменщика рыбочисткой, серебристая чешуя летела во все стороны.

– Этот ваш подкаменщик – сплошные кости. А плавники-то какие острые, того гляди загонишь под ноготь! Между прочим, не такой уж он вкусный.

– Вкусный он или не очень, я его съем. Мне этот подкаменщик чуть не стоил пальца.

Эстебану пришлось проткнуть Давиду палец крючком так, чтобы зазубрина вышла наружу, откусить ее инструментом и вытащить. Давид уж и забыл, как щиплется алкоголь, который не пьют, а льют на рану. Последний опыт был в детстве, со ссадинами на коленях, полученными при падении с велосипеда. Пришлось сцепить зубы, чтобы не издавать звуков, но сдержать пот и слезы, выступившие на глаза, сил не хватило.

Анхела и Томас ели мясной пирог, Давид медленно жевал подкаменщика, постоянно вынимая изо рта мелкие кости.

– Давид, да что ты мучаешься, обязан ты, что ли, есть эту гадость?

– Конечно.

И он доел его до конца, хотя пришлось потратить целых полчаса – Томас с Анхелой уже давно смотрели старый фильм по телевизору. Давид же после ужина уселся в кресло и, невидящим взором уставясь в окно, погрузился в мысли о Сильвии. В этой затеянной им огромной шахматной партии под названием «охота за Маудом» он проиграл, не заметив самую важную фигуру своей жизни. Потерял свою королеву в погоне за королем, который и королем-то, как оказалось, не являлся. Теперь он стоял, голый человек на голой земле, одинокая фигурка на шахматной доске, ничем и никем не защищенная, в ожидании шаха и мата.

– Что такой грустный, Давид? Трудный день?

– Бывали у тебя дни, когда все, что пытаешься сделать, с треском проваливается?

– Естественно.

– Тогда ты представляешь мою нынешнюю жизнь.

«Во всяком случае, с тех пор, как я приехал в эту горную деревню», – добавил мысленно Давид.

Глава 18

Мечтать и быть

Фран проснулся от удушья. Кто-то безжалостный и очень тяжелый сел на него, не позволяя вздохнуть всей грудью, но и не давая потерять сознание. Фран хватал ртом воздух, но гигант, сидевший у него на груди, лишь издевательски улыбался. Молчал, глядел в лицо и улыбался, зная, что Фран тоже знает. Они оба знают, что именно надо сделать, чтобы он ушел с груди Франа и дал вдохнуть.

Фран прогнал от себя эти мысли и попытался прибегнуть к алкоголю, но на сей раз с самых первых глотков понял – уже не поможет. Будет только хуже. Порылся в аптечке Рекены, вдруг там есть какое-нибудь лекарство, которое смягчит абстинентный синдром, но не нашел ничего, кроме аспирина и успокаивающего. Запил их глотком воды.

Физическая зависимость от наркотика у него уже отсутствовала, а вот психологические проявления остались, и никто не знает, сколько еще они у него будут. Иногда продолжаются годами, а порой беспричинно и навсегда исчезают. Тело, привыкшее к ритму наркотических взлетов и падений, теперь с помощью метадона заново училось функционировать без них. Думать о чем-то, кроме дозы, пока длилось такое состояние, было совершенно невозможно. Прием метадона только вечером. Надо терпеть. Фран чувствовал нечто вроде злой пустоты, которая высасывала его изнутри, яростно завывая, чтобы ее немедленно залили через вену. Словно череп его был пустой комнатой, а в ней исступленно метался кто-то, страшно кидаясь на стены и вызывая в голове гул и боль.

И вдруг изнутри его страданий раздался спокойный голос. Фран словно наяву его услышал – так ясно он прозвучал. Да ведь никто не узнает. Правда, кому и как это станет известно? Никому. Врачи из автобуса, где выдают метадон, анализов не делают, Рекена тоже. Он сам, конечно, будет чувствовать себя виноватым какое-то время… Прервет начатое, а терпел уже так долго… Ну и что? Потом он сможет возобновить лечение.