Читать интересную книгу Дона Флор и ее два мужа - Жоржи Амаду

— Вечно Норминья придумывает себе заботы, зачем ей понадобилось лезть со своими услугами, когда у девушки и без нее полно родственников… — ворчала дона Амелия по дороге в больницу, куда отправилась очень неохотно.

Доне Гизе тоже пришлось нарушить данное ею обещание присутствовать на вечере в доме немецких друзей, где гости в полумраке и благоговейной тишине слушали музыку Бетховена и Вагнера, потягивая через соломинку прохладительные напитки. Что касается сеу Сампайо, то дона Норма еле заставила его прийти: он терпеть не мог вмешиваться в чужие дела, особенно такие деликатные, как замужество. И только потому, что дона Флор пользовалась его высочайшим расположением как честная вдова и соблазнительная красотка, он отступил от своего распорядка дня и своих принципов, чтобы быть ей полезным.

Это историческое совещание на высоком уровне (как принято теперь выражаться) началось с чтения вслух письма доктора Теодоро.

— Несомненно, он человек с тонкими чувствами, письмо мне понравилось, — заявил сеу Сампайо, и дона Флор робко заметила:

— Мне тоже так кажется… Я вообще нахожу его симпатичным…

— Симпатичным? Да это же первоклассный мужчина! — воскликнула дона Гиза, уже научившаяся баиянскому жаргону.

По предложению доны Нормы Зе Сампайо уполномочили вступить от имени вдовы в переговоры с фармацевтом, объявить ему о согласии доны Флор и обсудить план дальнейших действий. Затем предложить немедленно прекратить прогулки под окнами доны Флор, вызывающие насмешки кумушек и только компрометирующие обе заинтересованные стороны, а также встретиться с дядей и теткой доны Флор, за чем последует официальная помолвка.

Тогда доктор Теодоро сможет встречаться со своей нареченной три раза в неделю: по средам, субботам и воскресеньям. По средам и субботам после обеда в ее доме, разумеется в присутствии третьих лиц, чтобы не запятнать честь достойной вдовы. По воскресеньям же они будут завтракать у дяди с теткой и ходить в кино вместе с Сампайо или Руасами.

Надо сказать, что дона Гиза выразила свое категорическое несогласие с такими ограничениями. Она считала это проявлением ханжества, порожденного нелепыми предрассудками и средневековыми нравами. Однако Зе Сампайо очень мудро полагал, что только так можно сохранить незапятнанным доброе имя соседки.

Хотя все говорило о том, что доктор Теодоро человек чести — и его поведение и высокий слог его письма, — все же следовало оградить вдову от всякого рода неожиданностей. Представьте себе, что аптекарь, посещая беззащитную дону Флор и прогуливаясь в ее обществе по городу, вдруг надумает сбежать, а ведь такое случается, и нередко, что тогда станет с ее безупречной репутацией? Из честной и уважаемой женщины дона Флор превратится в грязный сосуд, которым пользуются все, кому не лень. Ученая дона Гиза может смеяться над этими предрассудками, сколько ей угодно, но он, Жозе Сампайо, ревностно оберегающий достоинство доны Флор, считает, что…

Средневековье, феодализм, инквизиция! Где это видано, чтобы тридцатилетняя вдова, сама зарабатывающая себе на жизнь, нуждалась в свидетелях, чтобы принять у себя дома жениха, которому уже за сорок? Только в Бразилии возможна такая дикость… В Соединенных Штатах над этим бы хохотали…

Сеу Сампайо слушал американку молча, глядя ей прямо в глаза и в глубине души признавая ее правоту: действительно, все эти предосторожности — величайшая глупость, в конце концов, женщина вправе распоряжаться собой по собственному усмотрению. И было бы совсем неплохо, если бы эта болтушка с передовыми взглядами решилась хоть раз осуществить на практике свои тезисы, доказать свое презрение к условностям… Куда там! Она была неприступна как скала. И возмущалась она и негодовала скорее всего только на словах. Если у нее и были любовники, то никто об этом не знал и никогда не узнает. Даже дона Динора ни разу не заметила ничего подозрительного. Слова, пустые слова, не имеющие под собой никаких оснований. Всегда улыбающаяся, американка, по-видимому, была вполне довольна своей жизнью, во всяком случае, ни одной кумушке, сколько они ни вынюхивали, не удалось напасть на след.

«Кто знает, может быть, она и впрямь святая…» — чтобы утешить себя, подумал сеу Сампайо, закрывая совещание.

На другой день, еще раз нарушив привычный распорядок дня, сеу Сампайо пришел в обувной магазин позже обычного, поскольку должен был повидаться с доктором Теодоро, чтобы, не откладывая, выполнить возложенную на него миссию.

Разговор получился задушевный, хотя поначалу оба чувствовали себя очень скованно и говорили намеками. Сеу Сампайо долго не знал, как приступить к сути, а доктор Теодоро не понимал всех этих околичностей. Тем не менее они пришли к соглашению, поскольку коммерсант искренне желал все уладить, а фармацевт, обуреваемый страстью, готов был принять любые условия, лишь бы жениться на вдове.

Встреча состоялась в самом укромном уголке аптеки, казалось совершенно недоступном для посторонних взглядов. Но так только казалось, ибо дона Динора, всегда бывшая начеку, заметив столь раннего визитера и его подозрительно затянувшееся пребывание в провизорской, заглянула туда будто бы для того, чтобы сделать укол, хотя ей было назначено на следующий день.

Испуг конспираторов при столь неожиданном ее появлении был настолько очевидным, что сомнений у доны Диноры не осталось ни малейших. К тому же ей удалось услышать обрывок разговора, весьма недвусмысленный.

— В таком случае, дорогой доктор, поздравляю вас. Вы оба заслуживаете…

Весть мгновенно разнеслась по окрестным улицам; дону Флор начали поздравлять еще до того, как она узнала о благополучном завершении миссии сеу Зе Сампайо, которого благодарная невеста пригласила быть посаженным отцом.

Субботним вечером в ожидании встречи доктора Теодоро и вдовы перед домом доны Флор собрались зеваки; кумушки заняли позиции у дверей аргентинца, против кулинарной школы.

Спокойно улыбающаяся дона Флор ожидала решающего визита, окруженная, как и положено в таких случаях, родственниками (дядей и тетей) и самыми близкими друзьями: доной Динорой, которую пришлось пригласить под угрозой скандала, несколькими супружескими парами, доной Марией до Кармо и Марилдой, волновавшейся так, словно невестой была она. В лучшем кресле расположился Луис Энрике, выдающийся общественный деятель и литератор, друг семьи и в некотором роде свадебный генерал. Толпа зевак на улице росла и шумела все больше.

Благодаря своему швейцарскому хронометру, доктор Теодоро появился точно в назначенное время. Расфранченный сверх всякой меры, с живым цветком в бутоньерке, он выглядел очень важной персоной, так что даже кумушки опешили. Встреченный довольно церемонно тетей Литой, он поздоровался со всеми присутствующими и направился к месту, которое ему определили согласно протоколу: на софе, рядом с доной Флор.

Дона Флор была в новом платье — прелестном, хоть и простом — и от смущения заливалась темным румянцем. Никому бы не пришло в голову, что ей больших трудов стоит побороть свое волнение, усилившееся в эти тревожные дни. Неужели конец ее мрачному трауру, ее отчаянию и одиночеству? Неужели она снова пойдет по дороге любви и счастья?

Доктор Теодоро присел на край софы, наступила пауза. Все молчали, подавленные торжественностью этой незабываемой минуты. Фармацевт оглядел гостиную, полную народа, дона Норма улыбнулась, подбадривая его. Тогда, поднявшись, он обратился к доне Флор и ее родственникам, сказав, что он был бы счастлив, «если бы дона Флор дала свое милостивое согласие обручиться с ним, а потом и сочетаться браком, если она, разумеется, решится стать его подругой на этом тернистом жизненном пути, многочисленные трудности которого, однако, покажутся ему раем, если, он заручится ее поддержкой и дружбой…»

Высокопарная речь жениха была достойна бакалавра либо крупного политического деятеля; в риторике доктор Теодоро не знал равных. «Весьма и весьма достойный человек», — подумала дона Мария до Кармо, которая меньше всех присутствующих знала жениха. Меж тем он продолжал распространяться о том, как он счастлив, находясь здесь, в обществе родственников, а также самых близких друзей той, что стала смыслом всей его жизни, и как сожалеет, что не смогли приехать сестра и брат доны Флор, ее невестка и зять и в особенности любящая и достойная самого глубокого уважения матушка…

При этих словах дона Амелия чуть не прыснула, но прикрыла рот рукой и отвернулась, ища взглядом дону Норму или дону Эмину.

В заключение доктор Теодоро в присутствии столь высокочтимых свидетелей попросил руки доны Флор. Он выражался так изысканно, что дона Норма не могла сдержаться и захлопала в ладоши, чем вызвала негодование сеу Сампайо. Аплодировать в такую торжественную минуту?! Но дона Флор не дала затянуться неловкости: поднявшись с софы, она протянула руку своему нареченному и подставила щеку для поцелуя.