Дядя Семен крякнул, поскреб в затылке.
— А хрен его знает! — ответил он со всей искренностью и забрал стекло. — Штору задерни. Сам в угол отступи. Вон в тот, в правый…
Егор повиновался. В комнате совсем потемнело. Сиял лишь прямоугольник настенного зеркала. Окошко в реальный мир.
Дядя Семен передвинул стул и, присев к зеркалу спиной, стал смотреться в осколок. Смотрелся долго. Губы его шевелились.
— И чего? — спросил наконец Егор.
Ветеран недовольно на него покосился, но стекло опустил.
— Значит, так, — сказал он, поднимаясь. — Вот загулял твой Егор, вторую неделю носа не кажет… Тогда что? Тогда приходишь сюда, когда нет никого, закрываешь штору, садишься и смотришь… А сам ругай его, ругай по-всякому… Понял?
— И что будет?
— Иногда ничего. А иногда, глядишь, и объявится вскоре.
С огромным сомнением юноша взял осколок и сел. В светлом кривом стекле обозначился темный очерк коротко стриженной головы с оттопыренными ушами.
— Ты! Козел! — неуверенно сказал Егор своему отражению.
Тут же заподозрил, что дядя Семен просто его разыгрывает, хотел было встать, как вдруг стекло подернулось рябью — и Егор увидел прямо перед собой исковерканное злобной радостью незнакомое женское лицо. Отпрянул. Лицо исчезло.
— Чего там? — с любопытством спросил дядя Семен.
Егорка моргал.
— Баба какая-то… — пробормотал он.
— Баба? — озадаченно переспросил дядя Семен. — Хм… Любопытно. Ну-ка, дай…
Каждый повторил опыт по разу, но ликующая фурия в осколке так больше и не появилась.
— М-да… — разочарованно произнес дядя Семен. — Зазеркалье, заЗазеркалье… Черт ногу сломит!
Положил осколок на стул и, покачивая головой, двинулся к выходу.
— Видал? Нет, ты видал, что творят? — прошелестело в углу. — Раскидали все — и пошли, будто так и надо…
— Дядь Семен! — растерянно окликнул Егор.
Тот обернулся.
— Слушай! — Юное отражение, таинственно округлив глаза, тыкало пальцем в светлую изнанку настенного зеркала. — Мы-то думаем: реальность, тоси-боси… А вдруг они там тоже кого-то отражают?
Ветеран задумался на секунду.
— Да наверняка, — бросил он, покидая коробку павильона.
Отражение № 4
Впечатлительный Егор долго не мог прийти в себя. Карты из рук валились. Мысль о том, что кто-то в Зазеркалье-2 точно так же подшутил над ним, как он сам прикололся под Рождество над суеверной старушенцией, явившись ей в качестве суженого, наводила оторопь.
— Дядя Семен, — спросил он с неловкостью. — А сколько вообще зазеркалий?
— До чертовой матери и больше, — компетентно отозвался тот. — Помню, беседовал я в Александрии с отражением одного гностика…
— Чего? — не понял Егор.
— Ну так Зазеркалье-то крохотное было, не то что теперь! — тоже не уловив сути вопроса, пояснил ветеран. — С каждым общаешься запросто, вроде как в деревне. Так вот он мне все это, Егор, оч-чень подробно изложил… До чертовой, говорит, матери, Деметрий! Меня тогда Деметрием звали…
Егор хотел выспросить о веренице зазеркалий подробнее, но тут что-то заставило обоих собеседников вскинуть глаза.
— Ну, вот и наш гастролер, — промолвил дядя Семен.
И ошибся.
Стремительный цветной блик, метнувшийся к ним из размытых глубин сумеречного мира, обернулся вовсе не Василием, а приятным мужчиной лет опять-таки сорока — лысоватым, с бородкой, в очках.
— А, дядя Леня! — с трудом скроив улыбку, приветствовал его Егор. — Ну и как там, на бирже?
Вновь прибывший, горестно прищурясь, оглядел картежников, затем перевел глаза на металлически отсвечивающий павильон, внутри которого таилось отражение комнаты, принадлежащей отсутствующему в данный момент Василию Полупалову.
— Да ужас какой-то! — вполне искренне ответил он, снова поворачиваясь к собратьям по ремеслу.
Это было отражение Леонида Витальевича Арчеды, еще одного задушевного друга Василия.
Как ни странно, но труппа состояла всего из четырех персоналий. Случай, надо признать, уникальный. Дело в том, что единственное зеркало, украшающее собой комнату недавно овдовевшего Василия Полупалова, было подарено ему под Новый год (то есть месяца три назад) другом детства Семеном. Распаковывали и обмывали покупку вчетвером: хозяин, даритель, Леонид Витальевич и Егорка. И вот с тех самых пор, кроме них, в зеркале этом не отразилась еще ни одна зараза.
За истекшие три месяца Семен заходил к Василию дважды, Егорка — единожды, а вот Леонид Витальевич Арчеда — пропал бесследно. В конце концов его зеркальный двойник не на шутку встревожился и просто вынужден был задать себе вопрос: а жив ли, собственно, тот человек, которого он отражает? Тем более что разговоры во время обмывания подарка, помнится, велись самые зловещие.
Очертя голову, кинулся искать Арчеду по всему Зазеркалью. Предприятие довольно рискованное, особенно если учесть, что узлом сети оповещения, которую здесь еще величают аукалкой, является именно зеркало, но не персоналия… Иными словами, если ты болтаешься неизвестно где, а тут твой выход, то тебя даже предупредить об этом не сумеют. В лучшем случае кто-нибудь из товарищей выручит, подменит, а в худшем — ахнуть не успеешь, как возьмут на твое место новичка. Тем более что желающих — пруд пруди.
Потому-то персоналии и предпочитают даже в свободное от отражаловки время держаться поближе к своему павильону.
Нельзя сказать, чтобы поиск совсем ничего не принес. Удалось выяснить, в каких еще зеркалах мелькал Арчеда, поговорить с другими его двойниками, тоже сильно встревоженными внезапным исчезновением Леонида Витальевича. Ничего определенного они сообщить не смогли, но каждый полагал, что пора подыскивать новую работу…
— Ужас какой-то! — повторил бедолага, присаживаясь на край табуретки.
— Толпа? — сочувственно спросил дядя Семен.
— Не то слово! И если бы просто толпа… Слушай, Семен, куда мир катится? Какое-то, прости меня, кругом… торжество ликующей бездарности! Андеграунд этот пресловутый! Из лужи еще не вылезли, а в зеркало прутся! Главное, ни техники, ни таланта — наглость одна! И что самое потрясающее: берут их, Семен, берут!
— Н-ну… все мы когда-то с прудов да с луж начинали, — примирительно заметил дядя Семен.
— Сравнил! Мы над собой работали, мастерство оттачивали! Не то что о зеркалах — об осколочке зеркальном мечтать не смели! Босяк какой-нибудь рядом с лужей упадет — так ты мордень его фиолетовую до ссадинки, бывало, отразишь, до щетинки. Горький иззавидуется! А этим — что забор отражать, что бомжа под забором… Честное слово, зла не хватает! — Тут он заметил насупленные Егоркины брови и, спохватившись, сбавил тон. — Нет, ну, случаются, конечно, и среди них исключения. Взять хотя бы Егора! Тоже ведь без году неделя, а залюбуешься, как работает… Но остальные-то, остальные!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});