— И ты его отражал?
— Ну, не совсем его… — уклончиво отвечал дядя Семен.
— А кого?
— Раба его…
— А-а… — Егор был явно разочарован.
Ветеран обиделся.
— Ты это чистоплюйство свое брось! — прикрикнул он. — И вообще, запомни: не бывает плохих людей — бывают только плохие отражения. Уразумел?
Помолчали. Конечно, жизненный опыт их был несопоставим. У Егора — первое зеркальное воплощение, а у дяди Семена — трудно даже сказать, какое. Похоже, он и сам уже сбился со счета. Честно сказать, с памятью у отражений еще хуже, чем у нас. И хотя дядя Семен заговаривал об античности часто и с удовольствием, мало что в нем осталось от древнего грека. Да и немудрено: вон сколько веков прошло…
— Ты вот, чем тут со мной в картишки резаться, лучше бы на биржу заглянул… — посоветовал вдруг ветеран. — Посмотри, потолкайся, распорядителей поспрошай: как, что? Очередь займи…
— Успею еще, — беспечно отвечал Егор. — Какие наши годы!
— Ну это как сказать! — зловеще ухмыльнулся дядя Семен. — Человек, он, знаешь, сегодня есть, завтра нет. Вот пришибут твоего Егорку дружки — что делать будешь?
Юное отражение тревожно задумалось на секунду.
— Ага! Пришибут! — презрительно проговорило оно. — Как бы он их сам не пришиб! Ничего! Здоровый. Отмашется.
— А наркоты переберет?
На этот раз юноша задумался надолго.
— Или Васенька наш, не дай Бог, зеркало расколошматит по пьянке, — продолжал травить душу ветеран. — В осколочники ты не пойдешь — ты уже к большому формату привык… Так?
Егорка мрачнел на глазах.
— Если расколошматит — всем нам кранты, — угрюмо сказал он.
И тебе тоже…
— За меня не волнуйся… — насмешливо, с превосходством заверил дядя Семен. — Не пропаду… На бирже меня тыщу лет знают, и потом
— я ж характерный! Бомжа отразить? Пожалуйста… Панка? Запросто… Да хоть самого туркменбаши!
— А путану?
Ветеран покряхтел.
— Нет… — признался он со вздохом. — Путану, пожалуй, не смогу. Женщины для меня, Егорушка, до сих пор загадка.
Егор покусал губу.
— А вообще, часто приходилось без работы болтаться?
— Да сплошь и рядом! Я же о чем с тобой толкую-то? Не замыкайся, не замыкайся ты на своем Егорке! Выпало свободное время — одного попробуй из себя слепить, другого… А иначе — придешь на биржу, там тебе скажут: «Покажи, что умеешь!» Ну, ты им, понятно, Егорку… «Ну что? — скажут. — Хороший Егорка! Нормальный Егорка! А ну-ка еще кого-нибудь? Хотя бы в общих чертах…» Вот тут-то ты и скис… Это, знаешь, как называется? Отражение одного человека. Скорчил рожу — да при ней и остался! Ох, сколько я их таких перевидал… Он бы и рад кого другого отразить — не может, Егор, не может! А то бывают еще такие, которые и могут, да не хотят…
— Это как?
— Самый тяжелый случай… — помолчав, хмуро молвил дядя Семен. — Привяжется отражение к человеку — и больше никого уже знать не желает. Человек умер давно, а отражение так и бродит себе по Зазеркалью. И ладно, если просто бродит! А то ведь еще и в зеркало влезть норовит.
— Ух ты! — Егор зябко передернул плечищами. — Это, пожалуй, покруче будет, чем с обслугой! И что с ними потом — с такими?
— То же самое. Персоналия нон грата! Слыхал такую хохму? Под зад коленом — и привет!
— Да нет… Я про тех, которые в зеркало не лезут, а просто бродят…
— Стол видишь? — спросил дядя Семен.
Егорка моргнул, потом опасливо покосился на расплывшийся, подтаявший угол столешницы — и как-то сразу осунулся, видимо, представив, что нечто подобное происходит с ним самим. Жутко все это. Рыба тухнет с головы, отражение распадается с лица. А главная жуть в том, что само-то оно этого не замечает…
Интересно, сколько времени можно продержаться, не подходя к зеркалу? Год? Два?.. Во всяком случае, не больше…
Отражение № 3
Из тягостного раздумья Егора вывел голос дяди Семена.
— Ну что? — задумчиво промолвил ветеран, поглядывая на заметно сместившийся сплюснутый шар биржи. — Мнится мне, что Васятку нашего забрали надолго. Пойдем, Егор, кое-что покажу… И, встав, направился к серой коробке павильона.
Егор растерянно посмотрел ему вслед.
— А бугор вернется? — спросил он.
— Вряд ли, — не оглядываясь, отозвался ветеран и шагнул в павильон прямо сквозь стенку.
Отражение комнаты было, и вправду, мутновато. Если бы не старый стеллаж с пропылившимися книгами — типичная берлога алкоголика: строй готовых к сдаче пустых бутылок под окошком, свесившийся с дивана матрас, затоптанный и прожженный в нескольких местах ковер…
— Да… — с сожалением констатировал дядя Семен. — Со стеклышком он, конечно, того… зря…
Изнанка новенького зеркала смотрелась удручающе: двойные размашистые разводы, оставленные влажной тряпкой, успели засохнуть и теперь отражение воздуха в пограничном Зазеркалье казалось слоистым.
— Ну вы, ребята, совсем обнаглели! — жалобно проскулил кто-то из невидимой обслуги. — Куда ж вы в павильон? Да еще сквозь стену! Не положено ведь… Дядя Семен! Ну ты-то вроде постарше! Нам же за нас влетит…
— Примолкни, — вполне дружелюбно посоветовал дядя Семен, и жалобный голосок примолк.
Егорка боязливо поглядывал на пустой прямоугольник зеркала. Дико ему было и непривычно находиться в павильоне просто так, не видя напротив своего двойника, все движения которого следует незамедлительно угадывать и повторять.
— А чего мы сюда, дядя Семен? — спросил он полушепотом.
Вместо ответа тот нагнулся, кряхтя, и извлек из-под стола отражение крупного зеркального осколка, похожего на лезвие ятагана.
— Ух ты! — сказал Егор. — Это откуда? Дай глянуть!
— Все, что осталось от старого зеркала, — пояснил дядя Семен. — Я так думаю, что Васька его незадолго до нас долбанул. Остальное-то стекло вынесли, а это вроде и на виду лежит, а проглядели…
— Вот попомни мои слова… — злобно шептались в пустом углу. — Нарочно потом на место не положит…
Там колыхалась похожая на рваный чулок паутина.
Бережно приняв зеркальный ятаганчик обеими руками, Егорка с трепетом заглянул в него и увидел свою сведенную гримасой физиономию.
— Слушай… — потрясенно выдохнул он. — А нас-то там кто отражает?
Дядя Семен крякнул, поскреб в затылке.
— А хрен его знает! — ответил он со всей искренностью и забрал стекло. — Штору задерни. Сам в угол отступи. Вон в тот, в правый…
Егор повиновался. В комнате совсем потемнело. Сиял лишь прямоугольник настенного зеркала. Окошко в реальный мир.
Дядя Семен передвинул стул и, присев к зеркалу спиной, стал смотреться в осколок. Смотрелся долго. Губы его шевелились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});