Роберт Блох[47]
Пришелец со звезд
Г. Ф. Лавкрафту посвящается
I
Я — тот, кем себя называю: писатель-фантаст, автор страшных рассказов. С самого раннего детства меня таинственным образом завораживало все неведомое и неразгадываемое. Безымянные страхи, гротескные сны, странные, подсознательные фантазии, что осаждают наш разум, всегда вызывали у меня сильнейший необъяснимый восторг.
В литературе я бродил ночными тропами вместе с По, крался среди теней вместе с Мейченом, прочесывал сферы ужасающих звезд вместе с Бодлером либо упивался древними преданиями, насквозь пропитанными исконным безумием земли. Некоторые способности к рисунку карандашом и пастелью подтолкнули меня к неловким попыткам запечатлеть диковинных обитателей моих ночных раздумий. Тот же мрачновато-угрюмый склад ума, что направлял меня в изобразительном искусстве, пробудил во мне интерес к эзотерическим областям музыкального сочинительства; моими любимыми произведениями стали симфонические мелодии из сюиты «Планеты»[48] и такого рода вещи. Моя духовная жизнь вскорости превратилась в адское пиршество дразнящих сверхъестественных ужасов.
Мое внешнее существование текло довольно бессобытийно. С ходом лет я все больше тяготел к жизни неимущего отшельника, к безмятежному философскому существованию в мире книг и грез.
Но жить-то на что-то надо. От природы не приспособленный к труду физическому, как физически, так и духовно, поначалу я пребывал в недоумении, не зная, какой род занятий мне избрать. Депрессия усложнила положение дел еще больше — до состояния почти невыносимого, и какое-то время я пребывал на грани полного финансового краха. Тогда-то я и решил взяться за перо.
Я разжился раздолбанной пишущей машинкой, пачкой дешевой бумаги и несколькими листами копирки. Где брать сюжеты, меня не смущало. Есть ли тема богаче, чем бескрайние пределы красочного воображения? Я стану писать об ужасе, страхе и загадке по имени Смерть. По крайней мере, так я полагал в своей простодушной неопытности.
Первые же мои попытки вскорости убедили меня, что затея моя с треском провалилась. О позор, о горе — я не достиг желаемой цели! Мои яркие грезы, будучи перенесены на бумагу, превращались всего-навсего в бессмысленный набор громоздких прилагательных, а обычных слов для описания благоговейного ужаса перед неведомым я не находил. Первые мои писания — эти жалкие, беспомощные попытки — никуда не годились, и те несколько журналов, что публикуют такого рода вещи, единодушно их отвергли.
Но хочешь не хочешь, а жить надо. Медленно, но уверенно я приводил свой стиль в соответствие с идеями. Прилежно экспериментировал со словами, фразами, синтаксисом. Сочинительство — это труд, тяжкий труд! Со временем я научился работать не покладая рук. И вот наконец один из моих рассказов встретил благосклонный прием, затем второй, и третий, и четвертый. Я понемногу овладевал наиболее расхожими приемами профессии, будущее уже не казалось столь беспросветным. Со спокойной душой вернулся я к своим грезам и к обожаемым книгам. Рассказы снабжали меня скудными средствами к существованию, и до поры этого хватало. Но — недолго. Погубила меня несбыточная мечта по имени честолюбие.
Мне захотелось написать настоящий рассказ — не шаблонную однодневку вроде тех, что я поставлял в журналы, но подлинное произведение искусства. Создать такой шедевр — вот что стало моим идеалом. Писателем я был довольно посредственным, но не только из-за погрешностей техники. Мне казалось, проблема заключается в самом содержании. Вампиры, упыри, волки-оборотни, мифологические чудовища — такого рода материал особой ценности не представляет. Избитые образы, затертые эпитеты, банально антропоцентрический взгляд на вещи — вот что препятствует созданию по-настоящему хорошего страшного рассказа.
Так нужно измыслить новую тематику, действительно необычный сюжет! Ах, если бы только удалось придумать что-то тератологически невероятное![49]
Я мечтал узнать, о чем поют демоны, перелетая между звездами, услышать голоса древнейших богов, когда они нашептывают свои тайны гулкой бездне. Я стремился изведать ужасы могилы, поцелуй могильного червя на языке, холодные ласки гниющего савана на теле. Я алкал знания, что таится в глазницах мумий, жаждал мудрости, ведомой только змею. Вот тогда я и впрямь стану писателем и надежды мои сбудутся в полной мере.
Я искал выход. Ненавязчиво начал переписку с отдельными мыслителями и визионерами со всех концов страны — с отшельником из западных холмов, с ученым из северной глуши, с визионером-мистиком из Новой Англии. От него-то я и узнал о древних книгах, сосудах тайного знания. Он опасливо цитировал легендарный «Некрономикон» и робко упоминал о некоей «Книге Эйбона», что, по слухам, превосходила разнузданной кощунственностью даже последний. Сам он некогда изучал эти тома первобытного ужаса, но вовсе не хотел допускать, чтобы я зашел слишком далеко. Еще мальчишкой он много чего наслушался в кишащем ведьмами Аркхеме, где и по сей день злобно скалятся и рыщут древние тени, а с тех пор мудро избегал запретных знаний наиболее черного толка.
Наконец, после долгих уговоров с моей стороны, он неохотно согласился снабдить меня именами тех, кто, по его мнению, мог посодействовать мне в моих поисках. Сам он был блестящим писателем и пользовался широкой известностью среди истинных ценителей, и я знал, что исход дела весьма ему любопытен.
Как только в руках у меня оказался бесценный список, я начал масштабную почтовую кампанию с целью получить доступ к заветным томам. Мои письма летели в университеты, в частные библиотеки, к признанным провидцам и главам тщательно засекреченных культов не вполне ясного предназначения. Разочарование было моим уделом.
Если ответы и приходили, то явно недружелюбные, чтобы не сказать враждебные. По-видимому, предполагаемые хранители запретного знания вознегодовали, что назойливый любопытный чужак посягнул на их секреты. Вскоре я получил по почте несколько анонимных угроз; был еще один телефонный звонок крайне пугающего характера. Но это все меня не особо беспокоило; куда досаднее было сознавать, что попытки мои не увенчались успехом. Отказы, отрицания, отговорки, угрозы — они ничем не могли мне помочь. Нужно было искать в других местах.
Книжные лавки! Возможно, на какой-нибудь заплесневелой, позабытой полке я отыщу то, что мне нужно?
Так начался мой нескончаемый поход за книгами — поход, сопоставимый с крестовым! Я научился с непоколебимым спокойствием сносить бесконечные разочарования. В обычных магазинах никто, похоже, слыхом не слыхивал ни о зловещем «Некрономиконе», ни о пагубной «Книге Эйбона», ни о пугающих «Культах вампиров».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});