купить всю косметику мира.
— Ладно, я всё равно переодеваться, так что позови её посланца ко мне в личные покои, — поднялся я с места, — не думаю, что буду долго уменьшать эту сумму в десять раз.
— Или лучше сразу в сто раз, — обрадовался Рехмир, отправляя гонца в ожидавшему его и моего решения человеку.
* * *
— Нехси? — удивился я, когда ко мне в покои, вместе с Рехмиром вошёл главный советник Хатшепсут.
— Его величество Менхеперра, — он опустился на колени и низко мне поклонился, — я прошу приватного разговора.
— Да? — я покосился на Рехмира, — даже от него?
— Если это возможно Твоё величество, разговор пойдёт о личном, — спокойно ответил нубиец.
— Давай тогда сначала покажи мне смету, которую тебе дала согласовать со мной царь Хатшепсут, — я показал ему дать лист Рехмиру, — и отпустим верховного визиря.
Нехси передал лист, я глянул, ужаснулся и сократил всё ровно в сто раз, Рехмир был снова прав по поводу безмерных трат Хатшепсут на ненужную ерунду в виде новых храмов и обелисков, прославляющих её имя и имена богов. Я с некоторыми из них встречался и прославлять их точно не собирался.
Вернув лист Рехмиру, я увидел, как тот радостно вскинул брови от суммы, которую я по итогу утвердил, поэтому попрощавшись, он с поклоном удалился. Следом вышли все, кроме охраны, Нехси и Хопи.
— Слушаю тебя, — показал я ему жестом говорить, но разумеется не пригласил сесть. Слишком много чести, даже если он посланник Хатшепсут и её главный доверенный советник.
Нубиец мне поклонился и затем сказал то, что я вовсе от него не ожидал.
— По возвращении из Пунта я услышал новость, которая заставила меня задуматься над тем, что я делаю и кому служу Твоё величество, — он спокойно посмотрел на меня, — а хорошо изучив Его величество и его отношение к людям, я буду предельно краток, но честен. Я предлагаю свою дочь в наложницы Его величеству, в обмен на то, что я буду служить ему, а не царю Хатшепсут.
Если бы сейчас ударил гром и в окно влетела молния, я был бы удивлён меньше, чем от прозвучавших слов. Главный советник Хатшепсут, тот, кому она доверяла безусловно, хотел её предать. Причём не просто так, а ещё и подложив под меня свою дочь, которая мне тогда на пиру так сильно понравилась.
— Как-то это перебор даже для меня, — я понял, что не могу спешить с ответом, так что удобнее устроился на кресле и подпёр щёку кулаком, — если ты говоришь, что изучал меня, то наверно знаешь, что я не очень люблю предателей.
— Но всегда приветствуете и вознаграждаете их, — заметил он, — мне будет достаточно и этого.
— Слишком мало информации для того, чтобы я принял подобное непростое решение, ведь ты понимаешь, как взбеситься Хатшепсут от этого?
— Прекрасно осознаю это, мой царь, — в его голосе не было ни капли лести, один прагматизм, — но так получилось, что все мужчины моего рода сложили свои головы на службе у Его величества Хатшепсут. Так что я и ещё несколько немощных стариков, последние его представители.
— Поэтому тогда на празднование моего дня рождения пришла твоя дочь? — понял я.
— Именно так мой царь, я остался её последней защитой и опорой, — кивнул он.
— И ты тем не менее подкладываешь её под меня?
— Его величество хороший муж и повелитель, — он пожал плечами, — я не слышал ни одного плохого слова в его сторону от жён, если только дело не касается исполнения им графика.
Тут он запнулся, смущённо посмотрел на меня, но продолжил.
— Графика возлежания со своими жёнами.
— Кому-то нужно зашить рот, — задумчиво сказал я вслух свои мысли, — а кому-то и этого будет недостаточно и придётся перед этим отрезать ещё и язык.
— Я могу сказать имена Твоё величество, — склонил он голову, — всё, чтобы Его величество понял, что мои слова не какая-то шутка.
Я задумался. Мысли о девушке мне иногда приходили в голову, хотелось её увидеть, но я помнил слова царя Хатшепсут и не хотел накалять обстановку. Но вот так, когда тебе едва не насильно вручают ту, кто тебе понравился и кого ты сильно возжелал, соблазн был слишком велик.
— Поступим так, — наконец я, после долгих колебаний принял непростое решение, — началась война и я уйду в поход. На это время всё оставим как есть, с двумя исключениями. Первое, как быть с твоей дочерью я решу позже, хотя я не буду отрицать, она мне понравилась и второе ты будешь обо всех делах, которыми занимается царь Хатшепсут, особенно о воспитании ею моих детей, докладывать тайно Деснице, он один будет посвящён в нашу тайну.
— Меня это устраивает мой царь, — тут же согласился нубиец.
— Ну и главное, — я внимательно на него посмотрел, — если будут какие-то просьбы от царя Хатшепсут, связанные с риском для твоей жизни, обратись к Деснице, он сделает так, чтобы это поручение выполнил кто-то другой. Я правильно тебя понял, ты боишься, что твоя дочь останется одна?
— Его величество всегда славился своей мудростью и справедливостью, — низко поклонился мне Нехси, — именно так. Я боюсь за неё больше, чем за себя.
— Тогда на этом и порешим, — я сделал жест, что разговор окончен и он поняв это, несколько раз поклонился и задом вышел из покоев.
— «Отец настолько боится за свою дочь, что готов подложить её под того, кого он терпеть не может? — я ничуть не обольщался, ведь знал отношение Нехси ко мне и от Хейры и от Пенре, не говоря уже о Хопи и остальных».
Нубиец никогда не скрывал своих мыслей от людей, открыто выражаясь, что он обо мне думает.
— Узнай,