Читать интересную книгу Золотое дерево - Розалинда Лейкер

Но как бы то ни было, если не считать некоторой неестественности в его поведении, замеченной Габриэль в тот момент, когда она вошла в комнату, — что, впрочем, она и раньше замечала за ним, — в его манере говорить и держать себя ничто, казалось, не свидетельствовало о каком-либо неизвестном ей ударе, нанесенном ему судьбой. Или…? Но Габриэль тут же отогнала от себя мелькнувшую у нее мысль. Муж не мог знать о ее отношениях с Николя. И Габриэль была рада этому, поскольку Эмилю было бы невыносимо больно, узнай он о ее чувствах к другому мужчине. Габриэль быстрым движением провела ладонью по лбу, как будто стирая в памяти воспоминания, связанные с Николя, но его образ постоянно жил в ее сердце, и все усилия Габриэль забыть его были тщетны.

— Если бы я знала, что ты уже приехал, я бы постаралась пораньше придти сегодня домой. Меня задержали срочные дела: я просматривала образцы тканей для ярмарки в Лейпциге, которая состоится на Пасху.

— А кто будет представлять тебя там, ведь ты не сможешь поехать сама на эту ярмарку? — спросил Эмиль, вздохнувший с облегчением, когда Габриэль прекратила задавать ему вопросы на щекотливую тему.

— Анри и Марсель.

Эмиль заложил руки за спину, невольно вспомнив, как совсем недавно ударил брата Габриэль. У него до сих пор побаливали пальцы правой руки.

— Чем дальше, тем меньше мне нравится твой Анри. Вероятно, ты была права, отстранив его от руководства Домом Рошей.

Габриэль была удивлена его словами. Она не смела и надеяться на то, что муж в конце концов станет на ее сторону, но вот он вновь поддержал ее, как в тот день, когда оглашалось завещание отца.

— Ты и представить себе не можешь, как много значит для меня то, что ты сейчас сказал.

Эмиль взял ее за руки, и они встали.

— Дорогая моя, я — счастливейший мужчина в мире, и в этом твоя заслуга, — он осторожно заключил ее в объятия. — Если состояние твоего здоровья требует того, чтобы ты осталась в Лионе до появления на свет нашего ребенка, значит так тому и быть. Я хочу только одного — чтобы ты благополучно разрешилась от бремени и родила здорового младенца. О большем я и не мечтаю.

Он говорил совершенно искренне. Ее упрямство, своеволие, неженское упорство в отстаивании своих интересов, ее увлечение шелкоткацким делом и другие недостатки — все бледнело в сравнении с тем фактом, что она не покинула его, навсегда осталась с ним и носит под сердцем его ребенка. Конечно, она испытала сильное искушение, но устояла перед ним, пережила трудный момент сомнений и колебаний, но сумела устоять, не поддавшись соблазну. Подобное часто случается в браках по расчету, особенно, если муж намного старше своей жены, но оба они с честью выдержали это нелегкое испытание. Причем Эмиля особенно радовал тот факт, что добродетель его жены не пострадала, она не перешла роковой черты. Он слишком хорошо знал ее и был уверен, что Габриэль не стала бы вести двойную игру. Единственное, чего он боялся, было то, что любовь к Дево могла заставить ее потребовать развода. Но все опасения были уже в прошлом. Эмиль не думал, что подобное когда-нибудь повторится в их жизни.

— Ты для меня — все. Ты и ребенок, который должен родиться. Готов поспорить, что у нас будет сын.

Габриэль была тронута этим проявлением нежности со стороны мужа, которому удалось подавить свое раздражение по поводу ее новых деловых планов. И она невольно порадовалась тому, что Эмиль остался в полном неведении относительно ее взаимоотношений с Николя, это избавило его от мучительных переживаний. С тех пор, как Габриэль рассталась с Николя, ее глаза были на мокром месте. Она могла заплакать в самый неподходящий момент, и поэтому ей постоянно приходилось бороться с собой, сдерживать себя. Заплачь она сейчас, кажется, она не смогла бы остановиться. Этот нелепый страх глубоко укоренился в ее душе, и поэтому Габриэль не давала воли своим чувствам. Вот и сейчас она боялась заговорить, чувствуя комок в горле.

— Я тоже надеюсь на это, — с трудом промолвила она, пытаясь прекратить этот разговор, чтобы не расплакаться. — А сейчас пора ужинать, поэтому я пойду переоденусь.

Эмиль отступил от нее на шаг, и она, слабо улыбнувшись ему, вышла из комнаты. Оставшись один, Эмиль подошел к пристенному столику и налил себе бокал вина из графина, оставленного здесь Анри. Сделав глоток, он глубоко задумался, держа бокал в руке. Все хорошо, что хорошо кончается, — по крайней мере, так утверждают люди. В Париже дядя Жозеф с радостью встретил своего племянника, несмотря на то, что тот явился без предупреждения. По своему характеру и манере поведения дядя очень походил на Эмиля. Его привязанность к племяннику внешне, казалось, ничем не выражалась, однако была от этого не менее искренней и глубокой. Во всяком случае, Эмиль всегда ощущал ее. Он, в свою очередь, был привязан к дяде Жозефу, пожалуй, больше, чем в свое время к отцу. Дядя был единственным человеком, способным без слов и лишних расспросов понять Эмиля, единственным членом их семьи, который всегда одобрял, а не осуждал сдержанность Эмиля, не позволявшую ему в детстве и ранней юности сближаться со своими ровесниками; и сейчас, в сорок с лишним лет, ему точно так же, как и в молодости, нужна была поддержка дяди и его содействие. Когда-то в двадцатилетием возрасте Эмиль отчаянно хотел быть представленным одной девушке из хорошей парижской семьи, фамилию которой он уже давно забыл, и дядя помог ему. Более того, после того как это знакомство ни к чему не привело — чего, впрочем, и следовало ожидать, — именно Жозеф нашел для своего племянника зрелую женщину, способную утешить молодого человека. К тому времени, когда Эмиль надумал навсегда покинуть Париж, он любил эту женщину больше, чем девушку из хорошей семьи, но расстался с ней без лишних эмоций, мудро рассудив, что так будет лучше. С той поры он ни разу не влюблялся, пока не встретил Габриэль.

Жозеф не стал задавать Эмилю лишних вопросов и интересоваться, почему тот так неожиданно нагрянул в Париж. И вот после ужина, когда оба удобно устроились у камина в комнате, стены которой были украшены военными реликвиями, свидетельствующими о славном боевом пути хозяина дома, и потягивали коньяк, Эмиль заговорил о практике призыва в армию офицеров запаса. Ему не надо было тратить много слов, Жозеф быстро уловил суть дела и задал вопрос по существу:

— А как зовут того гражданина, который, как я понял, принес бы Франции больше пользы, служа под ее знаменами и тем самым избавив тебя и твоих близких от своего присутствия?

— Николя Дево.

— А в каком он полку служил?

— Понятия не имею.

— Ну ладно, это неважно. Я буду завтра в военном ведомстве и сделаю запрос. Тебе налить еще коньяка?

Однако все произошло не так быстро, как этого хотел Эмиль. Визит в военное ведомство был отложен на некоторое время, поскольку Император вызвал Жозефа и других бывших военных, имевших большей боевой опыт, и провел с ними несколько совещаний. Поэтому Эмиль задержался в Париже, не желая покидать столицу до тех пор, пока не будет совершенно уверен в том, что дело, о котором он хлопотал, улажено. В конце концов Жозеф затребовал необходимые документы и все устроил лучшим образом. Помогло большое влияние дядюшки и его знакомства среди военных чинов. Каждый кавалерийский офицер, которого призывали в армию, в случае острой необходимости мог в любое время получить повестку и должен был сразу же бросить все свои дела, чтобы снова стать в строй на многие годы.

Сегодня вечером Анри сообщил Эмилю новость, которую тот так жаждал услышать. Дево покинул Лион, снова отправившись к месту прохождения службы в свой полк, защищавший интересы Родины на чужой территории. Горящее полено, небрежно положенное на каминную решетку, грозило вот-вот упасть на ковер, и Эмиль носком ботинка столкнул его назад в камин, подняв фонтан огненных искр, невольно напомнивших ему залп артиллерийского оружия на поле боя. Эмиль не чувствовал никакого удовлетворения от того, что вмешался в судьбу другого человека и изменил течение его жизни, но у него просто не было другого выхода, или, по крайней мере, он не видел его. Сам он стрелял без промаха, но не мог вызвать Дево на дуэль, где вынужден был бы ранить или даже убить его и тем самым навсегда потерять Габриэль, которая никогда не простила бы ему этого. Конечно, Дево тоже мог бы запросто ранить его, но даже если бы рана оказалась смертельной, все равно сочувствие Габриэль было бы полностью на стороне человека, которого она любила. Именно поэтому Эмиль решил прибегнуть к столь необычным средствам для того, чтобы избавиться от Дево.

В Ветхом Завете точно так же поступает Давид: он посылает мужа Вирсавии в первые ряды сражающихся в кровопролитной битве, где ему грозит неминуемая гибель от рук врагов. В пору своей юности Эмиль, для которого честь была превыше всего, с презрением относился к поступку царя Давида. Но теперь он прекрасно понимал его, он понимал, что Давидом двигал страх навсегда потерять любовь женщины. Он не мог своими руками расправиться с соперником, вызвав тем самым ненависть к себе в душе любимой. Все это, конечно, не оправдывало ни козней Давида, ни его собственного бесчестного поступка. Эмиль был готов презирать себя за то, что он сделал, и все же он сделал бы это опять, если бы вновь оказался в подобных обстоятельствах.