Что еще добавить к портрету этого героя нашего времени? Со своей женой Ириной он познакомился на свадьбе сослуживца в Серпейске, воспитывал двоих сыновей трех и шести лет, помыкался по финским домикам, коммуналкам, наконец, получил собственную двухкомнатную квартиру в пятиэтажке на улице Гагарина, словом, полной ложкой хлебнул прелестей офицерской службы. Но ни самообразования, ни мечты юности не оставил, хотя с каждым годом она становилась все менее осуществимой.
Служба шла ни шатко, ни валко, вот уже несколько лет Иван работал оперативным дежурным станции слежения в районе Рыжова, оснащенной современными локаторами и вычислительной аппаратурой, позволяющей засечь появление ракет потенциального противника еще на подлете к рубежам страны.
Последние несколько месяцев их войсковую часть лихорадило. Темой пересудов среди молодых офицеров стала череда громких отставок среди командования, последовавшая за чрезвычайным происшествием на Рыжовских прудах. Разумеется, в подробности их не посвящали, тут чувствовалась чугунная длань особого отдела, так что вполне понятное любопытство служивых питалось неясными слухами, туманными намеками и собственными умозаключениями. Район прудов оцепили, и теперь Ивану приходилось добираться до места службы кружным путем, тратя на это лишние полчаса. Зато он получил возможность, забравшись на внутреннюю галерею купола и вооружившись биноклем, наблюдать за суетой вокруг места происшествия. Ходили по периметру и сменялись часовые, то и дело подъезжали и отъезжали военные машины с московскими номерами, среди пассажиров которых часто встречались весьма высокие чины. На станции тоже были предприняты повышенные меры безопасности. К обычному наряду, включающему в себя шесть солдат-техников, был придан круглосуточный караул — три смены по два человека во главе с прапорщиком. В тот злосчастный день, когда на Рыжово опустилась фиолетовая Сфера, дежурить на станции довелось именно Ивану Нестерову.
За воротами станции разразилась настоящая буря, доселе невиданная в средних широтах. Тяжелые черные тучи нависли траурным пологом. Сверкали фиолетовые зарницы и, как грешники в аду, завывал пронзительный ветер. Хлопнула дверь караулки, и два до смерти перепуганных солдатика с побледневшими и искаженными лицами ввалились в помещение.
Начальник караула прапорщик Черноусов на мгновение потерял дар речи, только шлепал толстыми губами, словно выброшенная на берег рыба, и смотрел рыбьими же выпученными глазами на злостных нарушителей Устава гарнизонной и караульной службы.
— Эт-та што за новости? — выдавил он из себя, багровея лицом. — Ну-ка марш обратно на пост! Да я вас на губе сгною! Из нарядов вылезать не будете!
— Товарищ прапорщик… ик… товарищ прапорщик… — залепетал первым пришедший в себя младший сержант Стеклов. — Наряд покинул пост… в связи со стихийным бедствием!
— Это с каким таким еще стихийным бедствием?! Что ты мне зубы заговариваешь?!
— А вы сами посмотрите, — предложил ему осмелевший сержант.
— И посмотрю, — заверил отважный прапор, поправил кобуру на ремне, нахлобучил на голову фуражку, загнутую по последней моде, и, с сожалением взглянув на неоконченный пасьянс, разложенный на столе, выскочил за дверь. Отсутствовал он минуту или две. Снова открылась и закрылась входная дверь, впустив внутрь порыв холодного плотного ветра, и Черноусов, трясущимися руками нащупывая засов, еле слышно пробормотал:
— М-мать моя женщина!..
К столу начкара уже подтягивались отдыхающая и бодрствующая смены в полном составе. А тот судорожно накручивал диск черного служебного телефона, пытаясь связаться с дежурным помещением станции.
Там тоже царил переполох. Свет мигнул, померк и снова как-то неохотно загорелся: заработал аварийный генератор. Но на осциллографах, экранах и мониторах отсутствовали какие-либо телеметрические показателя, словно из окружающей среды перестали поступать сигналы. Приборы ослепли и оглохли. А центральная электронно-вычислительная машина отозвалась на весь этот беспорядок одним кратким, но ёмким словом error.
Когда потрясённый старлей Нестеров после тестирования систем телеметрии и безуспешных попыток связаться с внешним миром несколько пришёл в себя, он отдал подчиненным четкий приказ:
— Работаем по аварийному плану номер шесть!
Сфера была непроницаемой для любого вида излучений в обоих направлениях, поэтому станция перешла на автономный режим. Связь с ракетным дивизионом, тоже угодившим под колпак, прервалась.
Двое суток спустя после того, как опустилась фиолетовая мгла, Нестеров решил провести любопытный эксперимент, позволивший бы определиться с физическими характеристиками Сферы. И всё же, Сфера или Купол? Над поиском выхода старлей бился все сорок восемь часов с редкими перерывами на сон и еду, чертил схемы, вспомнив школьный и училищный курсы физики, исписал формулами полтетрадки, но не нашел ничего лучшего, как отрядить к границам Сферы, визуально находящийся не более чем в паре километров от станции, отряд из двух караульных свободной смены во главе с прапорщиком Черноусовым, вооруженный автоматом АК-74 и оснащённый шанцевым инструментом в количестве двух штыковых лопат.
— Теоретическая физика здесь бессильна. Попытаемся решить вопрос опытным путем, — напутствовал Иван исследовательский отряд, не забыв при этом подробнейшим образом проинструктировать руководителя экспедиции и приказав тому повторить инструкцию. Когда после третьего раза он убедился, что его ценные указания будут исполнены в точности, он пожелал исследователям удачи и скорейшего возвращения.
Черноусов был достойным представителем славной когорты прапорщиков Советской Армии, останавливающих поезд словами: «Поезд, стой! Раз-два!», на совет высунуть язычок ботинка для более удобного обувания высовывающих язык изо рта и успешно совмещающих время и пространство приказом копать вот от этого столба и до обеда. Куски, сундуки, прапора — так за глаза их называли сослуживцы. Многие коллеги Черноусова, обосновавшись на теплых местечках завскладов и начпродов, тащили всё, что плохо лежит, обустраивая быт своих семейств. Он же до завсклада еще не дослужился, и тянул лямку строевой службы, вопреки своей фамилии обладая огненно-рыжей шевелюрой, рыжими же усами, круглой конопатой физиономией, не отмеченной особыми признакам интеллекта и работы мысли, фуражку носил на казачий манер, выпростав чуб из-под головного убора. При всем при том имел нрав вспыльчивый, но отходчивый, с подчиненными был строг, но справедлив, перед начальством спины не гнул, но полученные приказы выполнял с неизменным тщанием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});