— Не время для песен!
— Ну, зачем ты так, Юра? — сказала Ксюха. — Пусть бы себе забавлялись, кому они мешали?
Юрка густо покраснел и потупил взгляд, но потом, чтобы поднять пошатнувшийся было авторитет, прикрикнул на двоих корешей, отошедших от костра и снова затеявших какую-то новую забаву:
— Осторожнее там! И далеко не отходите!
Спасти честь друга вызвался Витька:
— Понимаешь, Ксюша, у Цапела идеальный слух, он даже в музыкальную школу ходил, правда, бросил. Поэтому он не выносит, когда фальшивят в его присутствии.
— Ладно, проехали! — отмахнулся Юрка, вновь приобретая уверенность в себе.
— Да что вы, внучата, перестаньте ссориться, — всплеснула руками баба Маша, с укором поглядывая на ребят.
Тут Ксюха резко вскрикнула и отшатнулась в сторону, чуть не опрокинувшись набок, но вовремя опёрлась на инстинктивно выставленную руку. Юрка с Витькой с обеих сторон бросились ей на помощь.
— Ксюша, Ксюша! Что случилось? — обеспокоенно зачастили они, наперебой предлагая свои услуги. Привлечённые переполохом, к костру вернулись Пашка с Колюшкой и бестолково засуетились рядом.
С лицом Ксюхи происходило что-то странное. Румянец в мгновение ока покинул ее щёки, кожа приобрела мертвенно серый оттенок, под ней заходили желваки. В повисшей тишине она заскрипела зубами, и этот звук был самым ужасным. На лбу и висках девочки выступили мелкие капли пота, зрачки расширились и уставились в бесконечность.
— Спокойно, спокойно, внучата! — Голос бабы Маши звучал негромко и умиротворяюще. Она придвинулась к девочке и обняла её за плечи. — Сейчас это пройдёт. С ней такое уже бывало.
И действительно, через пару тягостных минут Ксюха вышла из транса, несколько раз глубоко вздохнула и негромко проговорила:
— Вашим друзьям грозила опасность… — Постепенно её ясная речь сменилась невнятным бормотанием. — Магический посох… Переходящее Красное Знамя… агенты КГБ… Комитет спасения… Папа Карло… Папа Карло… Андрей… машина… поехали! — И она забылась тяжёлым сном на заботливых руках бабы Маши.
Витька вскочил на ноги, порываясь куда-то бежать, кого-то спасать, с кем-то драться, но был решительно остановлен Юркой:
— Слон, стой! Куда ты? Ты же слышал, она сказала «грозила». Значит, теперь все в порядке… Тем боле, Пала Карло дал на этот счёт ясные инструкции: до их возвращения оставаться на месте, охранять людей и имущество, — и, упреждая готового протестовать Витьку, добавил: — Пойми, Слон, это не трусость. Взвесь все «за» и «против». Ну, куда мы попрёмся всем табором, с малыми детьми, дурачками, девчонками и старухами? А оставлять их на произвол судьбы мы тоже не имеем права. Так что нам остается только ждать.
Любимчик с Колюшкой тем временем отошли в сторонку и встревоженно объяснялись друг с другом на одном им понятном языке. Дурачок, озабоченно почесывая плешивый затылок, шамкал беззубым ртом:
— Стьянная девоцька… Подалок… Цюзая… Помозет!.. Помозет!
И Пашка, как собачонка скача вокруг своего скорбного рассудком друга, радостно вторил:
— Помозет! Помозет!
Конечно, Колюшка и в бытность свою колхозным бригадиром владел только двумя языками — русским и русским матерным, а отнюдь не античными. Но на одном из них имя Ксения означало одновременно и «подарок», и «чужая».
43
— Ба, знакомые всё лица, — сказал Дед, осклабившись и расставив руки будто бы для дружеского объятия. Но только разве что он сам мог почитать свою крокодилью ухмылку не лишённой некоторого обаяния. Одновременно он незаметно кивнул квадратам, и те изобразили полную боевую готовность за спинами пленников — почетный караул, без которого вполне можно было бы обойтись. — На ловца и зверь бежит, — добавил он свою любимую поговорку. И то верно, был он знатным ловцом, рекордсменом среди всех охотников на двуногую дичь, чего добивался редкостной беспринципностью, подлостью и жестокостью. И в продолжение всей своей многолетней службы в органах проникся искренним убеждением в том, что для достижения цели все средства хороши. Что победителей не судят.
Учитель молча озирал стол с местами прожженным красным сукном, переполненную окурками пепельницу, ополовиненную бутылку водки «Столичная», четыре заляпанных граненых стакана, блюдечко с голубой каемочкой с отбитым краем, в которой грустно сохли бутерброды с сыром и колбасой — и в нём медленно, но верно закипала черная ярость. Молчали и ребята, время от времени бросая робкие взгляды на учителя. Молчали и члены Комитета спасения, изрядно принявшие на грудь, каковое обстоятельство выдавали тронутые нездоровым багровым румянцем щеки и носы, и масляно блестевшие глаза. Молчал и Лейтенант, рассеянно вертевший в крепких пальцах вымпел Победителя социалистического соревнования, украшавший председательский стол. Только Дед, радостно потирая руки и плотоядно усмехаясь, продолжал свою застольную речь:
— Какие люди к нам пожаловали! Заходите, гости дорогие, присаживайтесь к столу, не побрезгуйте угощением. Как говорится, чем богаты, тем и рады…
— Хватит ваньку валять! — прервал его затянувшийся спич Пала Карло. — Мы к вам в гости не напрашивались…
— Вот мы как заговорили, — зловеще протянул Дед, продолжая скалить зубы. — Ну что же, не нравится наше угощение — извольте к делу. Дошли до нас слухи, что есть у вас некая тетрадь, содержащая весьма интересующие нас сведения. Желательно было бы эту, хе-хе, тетрадочку заполучить… Что ж вы молчите, Виктор Александрович, будто в рот воды набрали? Вы о детях подумайте, об учениках ваших…
— Или об ученых в Доме культуры, — выдавил из себя Папа Карло и в гневе ударил посохом в паркетный пол. Дед распахнул пиджак, нашаривая в наплечной кобуре пистолет. И тут началось! Позже участники событий очень по-разному описывали произошедшее вслед за этим.
Как только квадраты с поразительной для их комплекции грацией прыснули в разные стороны, уходя из предполагаемого сектора обстрела, время для Папы Карло и его верных учеников будто остановилось. Горелов почувствовал, как посох в его руках оживает, напитываясь благородной яростью своего хозяина. Простой кусок дерева, бывший когда-то древком переходящего Красного Знамени, завибрировал, подскочил в воздух, с неимоверной силой увлекая за собой державшую его руку, и начал выписывать в воздухе загадочные движения — петли, спирали, круги, словно наделенный собственной волей. Одновременно с этим посох засиял интенсивным фиолетовым светом, посылая в пространство расходящиеся концентрические волны, сметавшие все на своем пути. Сидящие за столом были лишены возможности наблюдать за загадочными эволюциями посоха. После удара об пол их просто сбросила с мест и разметала по разным углам кабинета неведомая сила, подобная порыву ураганного ветра. Деда вместе со стулом, с которого он начал грозно подниматься, швырнуло в окно. В облаке стеклянных осколков и древесных щепок он являл собой картину не менее впечатляющую, чем ведьма в летающем гробу из гоголевского «Вия». На его счастье, этаж был первым и он пока был жив, чем принципиально отличался от пресловутой панночки. Лейтенант отделался легким испугом и легкими же ушибами, приваленный сверху дубовым столом с треснувшей по всей длине столешницей. Члены Комитета спасения товарищи С. К. Евдокимов и Д. А. Абросимов, усыпанные, как новогодняя елка серпантином, обрывками почетных грамот, дипломов, наглядной агитации, графиков выполнения и перевыполнения плана, красиво отдыхали в углу у сейфа, причём у одного в руках красовался рухнувший с гвоздика парадный портрет генсека, а второй, как паранджой, был укрыт с головой картой Советского Союза, разорванной по диагонали, от Мурманска до Владивостока. За спиной Горелова и ребят медленно оседали по стеночке квадраты, до этого казавшиеся неуязвимыми, как Брюс Ли и Джеки Чан.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});