смотрю на свет одинокого фонаря, освещающего мерно падающий с неба искусственный снег. Мужские руки грубо и беспорядочно бродят по телу, заползая под юбку, а борода щекочет нежную кожу шеи. Мое тело испытывает совершенно не те эмоции, которые следует, и я это прекрасно понимаю, потому что в следующую секунду, требовательный голос Джона Галахера кричит:
— Стоп! — упрек невидимым самолетом ударяет прямиком в лоб, и наши глаза с режиссером встречаются.
Который по счету дубль я порчу? Десятый? Двадцатый?
— Хлоя, милая, изобрази чуть больше напряжения. Ты же можешь, я знаю.
Да, я могу. Мы с ним оба это знаем. Но не хочу. Не способная себя заставить. Сознание мучительно сопротивляется. Боится и отвергает. Чувствует насколько хорошо мне дастся эта сцена, если я перенесу себя на несколько лет в прошлое и представлю не прекрасное тело Райана, а вспомню совершенно другого человека. От одной подобной мысли хочется сжаться в комок, зажмуриться и крепко закрыть уши.
Эта сцена пугала меня задолго до сегодняшнего дня. Первый раз прочитав сценарий и добравшись до нее, мои колени сами собой плотнее прижались друг другу, в горле возник тошнотворный ком, а все, чего желали руки — сжечь сценарий и развеять прах по Сене.
Но Антуан так сильно хотел играть в этой картине, у самого Галахера.
И я успокоила себя. Убедила. Заставила поверить в собственную силу и умение вживаться в роль без пробуждения воспоминаний.
Я так долго закапывала ту ночь, снова и снова кидая лопаты земли.
Убеждая себя, что тоже в тот день этого хотела.
Убеждая себя, что сама во всем виновата, раз позволила себе столько выпить, ведь он просто наливал и повторял: «пей».
Убеждая себя, что кричала бы, если бы не хотела.
Потому что, когда убеждаешь себя, то так менее больнее.
Менее, чем думать, что друг, которого ты столько лет знала и которому доверяла сделал с тобой это.
Джон сообщает о десятиминутном перерыв, и тишина сразу наполняется звуками съемочной площадки. Райан встает первым и по-джентельменски протягивает мне руку, помогая подняться. Юбка платья, отрицая скромность, задралась и актер, опережая мои действия, одним слаженным жестом приводит наряд в должный вид.
— Все хорошо. — искренне улыбается он, пытаясь утешить. — У каждого бывают неудачные сцены. Это нормально. — и многозначительно добавляет. — Или ты теряешь голову от моей близости?
Я вижу, что сейчас это даже не флирт, а попытка любым способом вызвать у меня улыбку. И у него это получается. Закатив глаза, отвечаю:
— Даже не мечтай. — и, отвернувшись, шагаю к Галахеру, что-то сумбурно обсуждающему с оператором.
Когда мы остаемся наедине, режиссер внимательно и цепко смотрит на меня. За время нашей совместной работы, мне уже не раз приходилось осознавать, почему его фильмы врезаются в память, а актеры мечтают работать с ним.
Он всегда до мельчайших деталей знает какой именно должна быть картинка на выходе, и он как никто другой видит своих актеров насквозь, обладая особым даром рентгена. И находит к каждому свой уникальный путь для общения.
Меня смущает и беспокоит уверенность, что он поймет из моей просьбы больше, чем мне бы хотелось. Но решившись, я спокойно произношу:
— Если я выложусь на полную и блестяще отыграю после того, как закончится перерыв, мы можем остановиться и не переснимать больше дублей?
Морщинка меж его бровей становится глубже. Он молча делает глоток кофе из бумажного стаканчика, который держит в руке и произносит одно единственное:
— Можем.
Благодарно кивнув, собираюсь уходить, когда режиссер добавляет:
— Если тебе что-то понадобиться, дай мне знать.
— Спасибо.
*
Когда позвоночник касается холодного асфальта, а мужчина придавливает меня своим телом, я начинаю кричать. Перед моими глазами вовсе не Райан. Это человек, теряющий мое доверие и пытающийся отобрать то, что я берегла не для него…
Если бы алкоголь не затмевал в ту ночь мой разум, именно эти крики услышал бы Брэндон и именно так отчаянно сопротивлялись бы мои руки и ноги, пока из глаз ручьями лились слезы… Но все было бесполезно.
Мое тело оказалось слишком слабым, не сумевшим отстоять свои девичьи мечты…
Глава 53
Райан
Ее крик, способный содрать кожу, все еще стоит у меня в ушах, пока я спешно моюсь в своем трейлере.
Что такого мог сказать ей Галахер, чтобы превратить игру в апатию, в которую она филигранно ступала из дубля в дубль, в настоящую, отчаянную борьбу, полную ужаса и слез без всяких стиков?
Хлоя справилась со сценой настолько блестяще, что я испугался, когда посмотрел на нее после прозвучавшего в воздухе долгожданного слова: «Снято!». Ее и так светлая кожа побелела еще сильнее, придав девушке сходство с живым призраком, а глаза лишь подтверждали полное безразличие к окружающему миру.
— Все в порядке? — уточнил я, помогая ей подняться.
Она не ответила, только легонько кивнула.
Джон остался доволен и съемки на сегодня объявили законченными. Русалочка зашагала к своему трейлеру, а меня не отпускало ее состояние, тонкой нитью притягивая идти вслед за ней. Как верный сумеречный пес, я проводил ее до трейлера и, удостоверившись, что она зашла внутрь, ушел к себе.
А что еще я мог сделать?
Выхожу из душа, наскоро вытираюсь полотенцем, натягиваю джинсы, валяющиеся около кресла и достаю из шкафа новую черную футболку с надписью «LA». Открываю холодильник, чтобы в очередной раз убедиться, что он пуст и принимаю решение заехать перекусить куда-нибудь по дороге. Взяв со стола ключи от машины, выхожу из трейлера.
Ночь уже успела объявить свои права и призвала миллионы огней города ангелов вступить в борьбу с ее тьмой. А невыносимая жара, наконец, утихла, но обещает явить себя завтра вновь, если прогноз моего телефона не врет.
Большая часть съемочной группы разъехалась, и на своем пути к парковке, я встречаю только девушку в смешном сиреневом платье. Это Эшли, гример. Я видел, как они часто болтают во время перерывов с русалочкой.
Пожелав ей хорошего вечера, все же не выдерживаю и как бы невзначай уточняю:
— Эшли, не знаешь, Хлоя уехала? А-то мы договорились сегодня кое-что обсудить по поводу съемок, но не успели.
— Не знаю. — задумавшись, отвечает девушка, поправляя розовую челку и кусая губу. — Не помню, чтобы видела, как она выходила из трейлера.
— Ясно. — улыбаюсь. — Спасибо.
Дохожу до машины и останавливаюсь.
Думаю.
Матерюсь.
Сажусь в машину.
Снова матерюсь.
Выхожу из салона и шагаю к трейлеру Хлои.
Сам не знаю, что делаю. Но не могу уехать. Не могу уехать, не увидев и не