— Тогда, наверное, я отбился от христианства в том, что касается понимания этого. Ведь я знаю, в чем мое предназначение, что и как мне предписано делать. Я не могу поступать по-другому.
Священник облизнул пересохшие губы. Они оба видели, что в том, что касалось учения, между ними существовало противоречие, и у каждого были свои доводы. О том, кого Влад на самом деле почитал своим богом, ходило немало слухов. Его не просто так называли Дьяволом. Это было не только одно из его имен, прилепившееся с чьей-то легкой руки. Многие шептались, что его мать принадлежала к ненавистной всем католической вере, так что князь не мог считаться верным сыном православной церкви. Другие же шли дальше. Они уверяли, что в Османской империи Влад принял магометанство, именно поэтому турки и дали ему армию.
Однако учение Христово, как оно ни важно, на самом деле вовсе не было тем поводом, по которому они пришли сюда.
— Так в чем состоит кисмет? — спросил брат Василий.
— В том, чтобы служить Господу.
Священник сдвинул брови.
— Но это обязанность каждого. Каждый крестьянин верит в то, что он служит Господу, во всяком случае, должен верить.
— Это верно. Но если ты рожден Дракулой, то твоя судьба отличается от судьбы крестьянина. Я не могу просто превозносить имя Божье на словах и молиться о том, что касается моей жизни. Я должен быть ярким, искрящимся мечом Господним, разящим неотвратимо. Но чтобы делать это, я в первую очередь должен заточить свой собственный меч.
— Как?..
— Сделав три главных шага. — Влад поднялся с колен и уселся по привычке по-турецки. — В первую очередь я должен вернуть справедливость на эту землю. Начать надо с тех, кто угрожает мне больше всех прочих, — с бояр.
— Какая справедливость была заключена в том, что вы сделали с Албу сель Маре прошлой ночью?
— Он способствовал убийству моего отца и старшего брата. Этот человек заслужил свою смерть.
— Таким образом? — Священник содрогнулся. — Вы сделали все намеренно, чтобы унизить его, взять, как мужчина берет женщину, чтобы продлить его страдания.
— Нет. Хотя да! Но это только одна из целей.
— Каковы же другие?
— Однажды меня кое-чему научили. — Влад наклонился вперед. — И я на всю жизнь запомнил эту фразу: «Мы мучаем других, чтобы они не мучили нас».
— То есть вы стараетесь навести ужас на своего противника, прежде чем он поступит таким же образом?
— Да. — Дракула кивнул. — В то же время я предлагаю людям простой выбор. Подчиняться тому, кто помазан Господом, или быть наказанным. Более того, быть наказанным таким способом, который вполне дает представление о том, что ожидает грешника на небесах.
— Но разве Иисус не говорил о любви как о единственном пути к спасению?
Влад закрыл глаза. Он оперся рукой о ковер, чтобы удержать равновесие. Последнее слово, произнесенное священником, возродило в его памяти воспоминания о человеке, который тоже однажды проговорил его, понятное только Владу, на внутреннем дворе замка Токат.
Князь проглотил слюну, открыл глаза.
— Да, Иисус говорил так. Но я не властен над любовью людей, могу контролировать только их страхи. Любовь переменчива, зато страх устойчив и постоянен, как звезда на небе.
— То есть вы хотите заставить своих людей жить в страхе?
— Я хочу, чтобы они жили в определенности, осознавая место, которое отведено им в этом мире, созданном Господом. Люди обязаны без всякого сопротивления или сомнения подчиняться тем законам, которые я дам им от лица Господа. Да. — Влад кивнул. — Они должны вполне отдавать себе отчет в том, что будут наказаны, если откажутся подчиняться, причем таким образом, что другие, глядя на них, еще подумают, грешить или нет.
— За какие же проступки вы будете налагать наказание?
— За все.
— Что будет, если кто-то украдет корову?
— Его посадят на кол. Если вы просто отсечете ему руку, то получите бывшего вора, который теперь стал бродягой и нищим, потому что не может работать. А вор, посаженный на кол, станет примером.
— Насильники?
— На кол. Тебя возьмут так же, как взял ты.
— Подделка денег? Бунт? Мятеж? Мошенничество?
— На кол. На кол. На кол.
Священник поднялся с колен, сел и вздохнул.
Исповедь явно не получалась. Они о ней просто забыли.
— Неужто вы хотите осуществить все это?
— Обязательно! Валахия была одним из важнейших торговых перекрестков мира. Теперь повсюду считают, что мы — банда грабителей с большой дороги. Все богатства, которые могли бы быть нашими, уходят в другие места. Это обедняет нас, делает мою власть ограниченной, почти смешной. Кто будет считаться с князем-банкротом, который ничем не владеет? Видите эту золотую чашу на алтаре? Через пять лет я заменю ее на другую, украшенную драгоценными каменьями. Она будет символизировать благополучие Тырговиште. Каждый сможет прикоснуться к ней, и никто не посмеет выкрасть ее из храма.
— Боюсь, что этого не случится.
— Я клянусь вам, святой отец, перед ликом Христа. Так и будет.
Несколько мгновений священник пристально смотрел в зеленые глаза Влада. Он искал в них хотя бы отблеск напускной бравады или фанатизма, но видел только уверенность в собственных силах и решимость.
— Нельзя забывать еще и вот о чем, — продолжил он. — Даже если вы, князь, наведете порядок здесь, то есть еще кое-что и кое-кто. Я имею в виду некоторых людей, которых вы не можете контролировать. Они находятся за границами вашего государства и желают свергнуть вас. Что вы будете делать с ними?
— Я буду поступать таким же образом, так же наказывать тысячу раз ради того, чтобы это запомнилось.
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду, что вступлю в конфликт с саксонцами, которые контролируют Трансильванию, отсиживаясь в своих укрепленных городах — Брашове, Сибиу и других. Если они попытаются воспрепятствовать мне вести торговлю, как я желаю, — на кол. Кстати, такая судьба ждет любого валашского торговца, который осмелится торговать на их территории. Да, святой отец. — Влад кивнул. — Посадить на кол — это чисто германское наказание. Оно упомянуто в Кодексе Иглау[11] и применялось задолго до того, как я стал осуществлять такое наказание в Валахии. Турки научились сажать на кол у наших братьев-христиан.
— Кто бы ни делал такое, это омерзительно.
— Верно. Но если трансильванские саксонцы по-прежнему дают приют каждому, кто заикнется, что жаждет свалить меня, и строят заговоры, чтобы помешать мне осуществить то, что предписано свыше, то им не будет пощады. Я спущусь им на голову, как Ганнибал сошел с гор на Рим, призову к ответу огнем и мечом, посажу на кол сотни и тысячи.