А ведь положа руку на сердце врал, что не умеет!
После танца молодых мы выпили шампанское и сфотографировались на крыльце дома культуры. Стас постоянно таскал меня на руках, и мне казалось, что я начинаю привыкать к хорошему. Да и платье не так пачкалось, ведь кругом стояли лужи.
Праздничное застолье утроили в нашем дворе на заставе. Помимо наших родственников, на свадьбу пришли коллеги Стаса и, конечно, Саныч. Нас завалили подарками, и мне казалось, что я напрочь стерла губы, потому что постоянные «Горько!» уже звенели в ушах, но в этот день мы побили рекорд по количеству поцелуев.
Мой неугомонный муж настоял, что брачная ночь – дело особенное, поэтому мы уехали ночевать в город на квартиру к его другу, который так и не вернулся. И всю ночь не вылезали из постели. От мыслей, что именно в этой квартире мы заделали нашего малыша, сердце наполнялось теплом. И я, наверное, светилась не меньше, чем мой любимый, сходящий по мне с ума, муж.
День нашей свадьбы запомнился мне как один из самых счастливых, потому что в этот день я стала женой самого лучшего мужчины на свете.
И если бы он снова предложил пожениться, на каждый его вопрос я бы ответила согласием, потому что выходить замуж за Кириченко теперь мое любимое занятие. А может, любимое занятие каждую ночь повторять брачную, не знаю, я пока не решила. Знаю только одно: ни одной секунды, ни единого момента я не пожалела, что он украл меня и увез в ту глушь. Потому что дни, проведенные на заставе – самые лучшие в моей жизни.
Ведь тогда мы сотворили маленькое чудо.
Дали нашей любви физическое воплощение.
И назвали сына Сережа.
БОНУС
– Марь, ты не помнишь, Стас вчера занес черную сумку? – понизив голос до шепота, вошла в комнату, где сестра кормила трехмесячного Кирюшку, и мельком глянула на все еще спящего Андрейку. – Не помню, заносил он сменку или нет. А у Андрея ползунки кончились…
– Не видела. Кажется, не заносил, – сестра опасливо покосилась на сморщившееся личико моего сынишки, а потом уложила своего удобнее, подставляя ему вторую грудь. – Да и если сейчас занести – вещи-то ледяные будут. И мои все ползунки уписали…блин, – лицо Марины просветлело, и она подняла указательный палец вверх. – Слушай, у тёть Вали спроси, у нее был мешок с вещами от Кати с Настей. Там, кажется, были и ползунки.
Вздохнула, прикрывая дверь, но тут же распахнула ее, когда ушей коснулся мяукающий плач Андрейки, нашего со Стасом второго сына.
Да, вы не ослышались! Второго. Сына. Хотя врачи упорно светили нам вторую девочку, и я уже присмотрела розовые бортики на кроватку, и подсунула сестре заявку на комбезик для принцессы, но оказалось, что двадцать третьего февраля этого года на свет появился еще один мужик рода Кириченко (как будто их мало, да?), Андрейка.
Нельзя сказать, что я прям так расстроилась, напротив, была безумно рада такому пополнению, хоть младший сынок и заставил меня помучиться пару суток, но благо все завершилось хорошо, и мы с ним сделали подарок папе на его праздник.
Розовые ползунки были тут же забыты, и их место заняли вещи для настоящих мужиков: беленькие, голубые, синие распашонки и ползунки, царапки в тон и носочки, которые налезают разве что на куколку, ну и на моего Андрейку.
– Тише, сладкий, мама рядом, все хорошо, – взяла я крошку на ручки, и тот как по волшебству прекратил плакать. Я тут же ощутила, как по рукам и футболке потекло что-то теплое. – Ммммм… спасибо, я как раз переоделась.
С укоризной посмотрела на кукольное личико сына, слыша сбоку смешок Маринки.
– У меня в комнате футболка на кровати, надень, сикуша. И у тёть Вали спроси ползунки, Кирюхе тоже надо.
Наградила издевающуюся надо мной сестру суровым взглядом и послала воздушный поцелуй Кириллу, чмокающему молочко.
– Постарайся для меня, племянничек, а то твоя мама офигела.
Еще один смешок, но я уже вышла из комнаты и пошла в кухню, где у стола суетилась теть Валя, мачеха Стаса.
– А кто это у нас тут проснулся такой сладкий? – она увидела на моих руках Андрейку, который тут же закряхтел, явно намереваясь сделать кое-что более опасное, чем меня описать, и заворковала с ним, а я нетерпеливо переступила с ноги на ногу, чувствуя, как футболка липнет к коже.
– Теть Валь, Марина говорит, у вас где-то пакет с ползунками от Катюшки с Настей…
– О, сейчас, сейчас, Никуш, подожди, – она наскоро вытерла руки кухонным полотенцем и скрылась в проеме, а я зашагала за ней, боясь, что не успею принять меры, и маленький проныра меня еще и обкакает. – Вот тут смотри, – протянула она мне пакет, аккуратно забирая Андрейку с моих рук.
– Ага, есть, спасибо, тёть Валь, – достала стопку маленьких ползунков и разложила на кровати. Приготовила клеенку и застелила ее фланелевой пеленкой. – Давайте его сюда, я переодену.
– Ой, Никуш, да я сама, ты лучше сходи футболку смени пока.
Благодарно улыбнулась женщине, вырастившей когда-то двух замечательных парней, ныне моего мужа и деверя, и вышла из комнаты, припоминая, где там, Маринка говорила, ее футболка. Услышала хлопок входной двери и выглянула посмотреть, кто зашел. Стас в старом бушлате и трико дядь Лёши стоял на пороге, и, увидев меня, нахально улыбнулся.
– Кто это тебя так? – заметил мокрое пятно на футболке, и я поморщилась, тыкая в его сторону пальцем, попутно надвигаясь на стоящего в дверях мужа.
– Твой сын, между прочим, пакостит. Поговори, объясни, что на маму нельзя писать, – взвизгнула, когда Стас меня сгреб, прижимая к прохладному бушлату, ледяные губы тут же играючи коснулись шеи, и я сжалась от щекотки. – Стас, ну хваааатит! Ну…
– Баня почти готова, собирайся, сейчас пойдем, – прошептал он мне в ухо, и мурашки тут же покрыли истерзанную ледяными губами кожу. – Любимая…
– Баня? – вскинула брови, закусывая губу в предвкушении. Андрею уже месяц и неделя, и, кажется, нам уже можно попробовать близость, только аккуратно… – А может, по очереди