мои бедра, и Стас опустил меня на свой каменный член, срывая с губ стон. Стояк мягко, но настойчиво проник внутрь, наполняя меня удовольствием, и я покосилась в сторону мостика, боясь, что кто-нибудь придет.
– Хочешь погреться? – он шагнул вместе со мной к берегу, и, дойдя до деревянных досок, опустил меня на них. Ветра совершенно не было, а теплый воздух нежно щекотал кожу. Лучи закатного солнышка раскрасили наши тела в нежно-розовый цвет, создавая ощущение нереальности происходящего.
Доски мостика прогрелись за день, и когда я легла на них, слегка обожгли спину.
Стас твердо стоял на песчаном дне, и в лучах заката выглядел греческим Богом. Огромным и мощным идолом, который решил снизойти на Землю. Я не могла насмотреться на него, не отводила взгляда от красивого лица, а сердце болело.
Как можно любить кого-то до самой боли в груди? Очень просто.
Волны удовольствия мягко проходили по телу с каждым толчком мощных бедер, ударяя по струнам нервов.
По венам текла карамель, и постепенно разум затуманился, растворяя мысли как дым.
Горячий член скользил во мне, с каждой секундой все острее ощущаясь внутри, пока тело не выгнулось, повинуясь взорвавшемуся в нем фейерверку чувств. Прикрыла глаза, произнося как молитву родное до боли имя, и, вцепившись в широкие плечи, забилась в спазмах оргазма. Стас, казалось, только этого и ждал. Уловил момент, когда волны стихли, и парой глубоких фрикций кончил следом за мной, вздрогнув от затопившей тело нежности.
Его взгляд поймал мой затуманенный, и я приподнялась, прижимаясь влажной грудью к его торсу, и ответила на поцелуй.
– Мой…
Глава 39
Каждому человеку, которому ты даришь доверие,
ты даешь в руки нож.
Им он может тебя защитить или уничтожить.
Фредерик Бегбедер
День на заставе тянулся неимоверно медленно. Хотелось ускорить время, но оно словно резина, поэтому все, что я мог – это пытаться делать вид, что работаю, потому что мысли совершенно мне не подчинялись и жили своей жизнью.
К тому времени, когда я ступил в ограду, за спиной уже развевались крылья, хотелось скорее увидеть Нику, прижать к себе и целовать до тех пор, пока мы оба не забудем как дышать. Я торопливо скинул берцы на крыльце и прошел по пыльным доскам в наш дом.
Странно, что Ника не вымела крыльцо, обычно она вылизывала каждый сантиметр в доме, но сегодня, видимо, решила сделать выходной. Не то чтобы я жаловался, просто удивился.
В доме стояла тишина, и когда я окликнул Нику, вздрогнул, потому что она, оказывается, сидела за кухонным столом. А я не заметил ее.
– Привет, любимая, – подошел и запечатлел на сладких губах медленный глубокий поцелуй, и принялся расстегивать форму. Что-то не давало покоя, но я никак не мог понять, в чем дело, поэтому отогнал странные мысли и продолжил раздеваться. – Скучал по тебе. Чем занималась сегодня?
– Ничем необычным, – равнодушно произнесла она и продолжила сидеть, отпивая чай из любимой кружки.
Снял форму и повесил в шкаф, удивляясь, почему Ника все еще не предложила разогреть ужин. Она, видимо, избаловала меня, и теперь сама мысль, что я буду греть свой ужин сам, удивляла. Ну ничего, может, она просто устала?
Вернулся в кухню и достал из холодильника контейнер с едой. Тревога все сильнее била по мозгам, но я отгонял ее, выполняя чисто механические действия.
А может, Ника дуется, что мы не сможем раньше поехать к Марине? Но мы же уладили этот вопрос. Тогда в чем дело?
Перевел задумчивый взгляд на девушку за столом и на секунду застыл, приглядываясь к ее внешнему виду. Вроде ничего особенного. Задумалась, смотрит в пространство.
На ровном месте паришься, Стас.
Достал из буфета чашку, и ушей коснулся ровный голос с хорошо завуалированным упреком.
– Никита звонил.
Фарфор выпал из дрогнувших пальцев и разлетелся на мелкие кусочки, но никто из нас этого не заметил. Взгляды схлестнулись: мой ошарашенный и ее понимающий, и замерли без движения.
Легкие закололо, сердце грохотало где-то в глотке, дрожь в руках медленно распространилась на все тело, но я не мог заставить себя отвести взгляд.
– Просил передать, что они переносят свадьбу на июнь, – вроде бы дежурная фраза, да и тон равнодушный, но я отчетливо слышал в нем нотки чего-то такого, отчего хотелось вцепиться в свои волосы и завыть от безысходности. И словно только сейчас прозрев, я понял, о чем вопили инстинкты, бьющие тревогу. Ника была в той самой пижаме, в которой я похитил ее из дома.
Я уже не помню дня, когда она надевала ее, предпочитая носить вещи, подаренные мной.
Ком в горле не удалось сглотнуть, пришлось прокашляться, но и это не принесло ожидаемого эффекта – с моих губ не сорвалось ни слова.
Ника тоже продолжала молчать, и взгляд ее красивых глаз постепенно напитывался жгучим упреком, который поначалу был лишь налетом на ее радужке.
– Ника…
– Сволочь!
Едва увернулся, когда чашка с кипятком ударилась о стену в сантиметре от моей головы. Горячие брызги закапали пол, стену, обожгли кожу, но я не ощущал этого. Вытянул вперед руку, создавая невидимую преграду между нами, но она не помогла увернуться от контейнера с ужином, врезавшегося мне в плечо.
– Я ненавижу тебя!
– Выслушай…
– Козлина! – Ника вскочила. Снаряды закончились, и она потянулась к шкафу с посудой, но я мигом сгреб ее, прижимая сдуревшую бестию к себе. Её темные волосы хлестнули по моему лицу, глаза налились слепой яростью, а ногти полоснули мое предплечье, раскрашивая его алыми полосами. – Какая же ты тварь, Стас!
Её голос теперь было не узнать, хотя отнюдь. Теперь я мог во всей красе слышать голос той самой знаменитой Вероники, испоганившей жизнь моего брата и его невесты. Отличие лишь в том, что я-то знал, как она ранена. Но разве это исправит ситуацию?
– Пожалуйста, детка…
– Не смей, – голос подвел ее