Черный и белый
Шумящий день умчался к дням отшедшим.И снова ночь. Который в мире раз?Не думай — или станешь сумасшедшим.
Я твой опять, я твой, полночный час.О таинствах мы сговорились оба,И нет того, кто б мог расторгнуть нас.
Подвластный дух, восстань скорей из гроба,Раскрыв ресницы, снова их смежи,Забудь, что нас разъединяла злоба.
Сплетенье страсти, замыслов, и лжи,Покорное и хитрое созданье,Скорей мне праздник чувства покажи.
О, что за боль в минуте ожиданья!О, что за блеск в расширенных зрачках!Ко мне! Скорее! Ждут мои мечтанья!
И вот на запредельных берегахЗажглись влиянья черной благодати,И ты со мной, мой блеск, мой сон, мой страх.
Ты, incubus таинственных зачатий,Ты, succubus, меняющий свой лик,Ты, первый звук в моем глухом набате.
Подай мне краски, верный мой двойник.Вот так. Зажжем теперь большие свечи.Побудь со мной. Диктуй свой тайный крик.
Ты наклоняешь девственные плечи.Что ж написать? Ты говоришь: весну.Весенний день и радость первой встречи.
Да, любят все. Любили в старину.Наложим краски зелени победной,Изобразим расцвет и тишину.
Но зелень трав глядит насмешкой бледной.В ночных лучах скелетствует весна,И закисью цветы мерцают медной.
Во все оттенки вторглась желтизна,Могильной сказкой смотрит сон мгновенья,Он — бледный труп, и бледный труп — она.
Но не в любви единой откровенье,Изобразим убийство и мечту,Багряность маков, алый блеск забвенья.
Захватим сновиденья налету,Замкнем их в наши белые полотна,Войну как сон, и сон как красоту.
Но красный цвет нам служит неохотно,Встают цветы, красивые на вид,Ложатся трупы, так правдиво-плотно, —
Но вспыхнет день, и нас разоблачит,Осенний желтоцвет вольется в алостьИ прочь жизнеподобие умчит.
На всем мелькнет убогая усталость,В оттенках — полуглупый смех шута,В движеньях — неумелость, запоздалость.
Во всем нам изменяет красота,Везде мы попадаем в паутину,Мы поздние, в чьем сердце — пустота.
Отбросим же фальшивую картину,Неверны мы друг другу навсегда,Как в разореньи слуги господину.
Мой succubus, что ж делать нам тогда?Теперь-то и подвластны нам стихии,Земля, огонь, и воздух, и вода.
Мы поняли запреты роковые,Так вступим в царство верных двух тонов.Нам черный с белым — вестники живые.
И днем и ночью — в них правдивость снов,В одном всех красок скрытое убранство,В другом — вся отрешенность от цветов.
Как странно их немое постоянство,Как рвутся черно-белые цветы,Отсюда — в междузвездное пространство.
Там дышит идеальность черноты,Здесь — втайне — блеск оттенков беспредельных,И слышен гимн двух гениев мечты:
«Как жадным душам двух врагов смертельных,Как любящим, в чьем сердце глубина,Как бешенству двух линий параллельных, —
Для встречи бесконечность нам нужна».
Вечерний час
Волшебный час вечерней тишины,Исполненный невидимых внушений,В моей душе расцвечивает сны.
В вечерних водах много отражений,В них дышит Солнце, ветви, облака,Немые знаки зреющих решений.
А между тем широкая рекаСтремит вперед свободное теченье,Своею скрытой жизнью глубока.
Минувшие незнанья и мученьяМерцают бледнолицею толпой,И я к ним полон странного влеченья.
Мне снится сумрак бледно-голубой,Мне снятся дни невинности воздушной,Когда я не был — для других — судьбой.
Теперь, толпою властвуя послушной,Я для нее — палач и божество,Картинность дум — в их смене равнодушной.
Но не всегда для сердца моегоБыл так отвратен образ человека,Не вечно сердце было так мертво.
Мыслитель, соблазнитель, и калека,Я более не полюблю людей,Хотя бы прожил век Мельхиседека.
О, светлый май, с блаженством без страстей!О, ландыши, с их свежестью истомной!О, воздух утра, воздух-чародей!
Усадьба. Сад с беседкою укромной.Безгрешные деревья и цветы.Луна весны в лазури полутемной.
Все памятно. Но Гений КрасотыС Колдуньей Знанья, страшные два духа,Закляли сон младенческой мечты.
Колдунья Знанья, жадная старуха,Дух Красоты, неуловимый змей,Шептали что-то вкрадчиво и глухо.
И проклял я невинность первых дней,И проходя уклонными путями,Вкусил всего, чтоб все постичь ясней.
Миры, века — насыщены страстями.Ты хочешь быть бессмертным, мировым?Промчись, как гром, с пожаром и с дождями.
Восторжествуй над мертвым и живым,Люби себя — бездонно, ненасытно,Пусть будет символ твой — огонь и дым.
В борьбе стихий содружество их слитно,Соедини их двойственность в себе,И будет тень твоя в веках гранитна.
Поняв Судьбу, я равен стал Судьбе,В моей душе равны лучи и тени,И я молюсь — покою и борьбе.
Но все ж балкон и ветхие ступениМилее мне, чем пышность гордых снов,И я миры отдам за куст сирени.
Порой-порой! весь мир так свеж и нов,И все влечет, все близко без изъятья,И свист стрижей, и звон колоколов,
Покой могил, незримые зачатья,Печальный свет слабеющих лучей,Правдивость слов молитвы и проклятья, —
О, все поет и блещет как ручей,И сладко знать, что ты как звон мгновенья,Что ты живешь, но ты ничей, ничей
Объятый безызмерностью забвенья,Ты святость и преступность победил,В блаженстве мирового единенья.
Туман лугов, как тихий дым кадил,Встает хвалой гармонии безбрежной,И смыслы слов ясней в словах светил
Какой восторг — вернуться к грусти нежной,Скорбеть, как полусломанный цветок,В сознании печали безнадежной.
Я счастлив, грустен, светел, одинок,Я тень в воде, отброшенная ивой,Я целен весь, иным я быть не мог.
Не так ли предок мои вольнолюбивый,Ниспавший светоч ангельских систем,Проникся вдруг печальностью красивой, —
Когда, войдя лукавостью в Эдем,Он поразился блеском мирозданья,И замер, светел, холоден, и нем.
О, свет вечерний! Позднее страданье!
Камень скал
Как выступы седых прибрежных скалИсточены повторногтью прилива,Что столько раз враждебно набегал, —
В моей душе, где было все красиво,Изменены заветные черты,В ней многое как бы ответно криво.
Из царства вневременной темнотыК нам рвутся извращенные мечтанья,Во всем величьи дикой наготы.
Побыть в стихийной вспышке возрастанья,Глядеть, как пенно высится вода,Понять, что хаос — утро мирозданья!
Быть может, не вернется никогдаВот эта радость дум о необычном,Хоть ропот волн о них поет всегда.
И сладко встать высоко над привычным,Соделаться — велением Судьбы —К своей судьбе стихийно-безразличным.
Но что мы можем, бледные рабы!Набег страстей шатнулся, отступает,Как войско, вняв отбойный зов трубы.
Волна, достигши высшего, вскипает,Меняет цвет зелено-голубой,Ломается, блестит, и погибает.
Отпрянул неустойчивый прибой;Бежит назад в безбрежные пустыни,Чтоб в новый миг затеять новый бой.
И так же ветер, с первых дней донынеТаящийся в горах с их влажной тьмой,На краткий миг бросает их твердыни, —
Промчит грозу равниною немой,Случайно изумит людей циклоном,И вновь спешит, к ущельям гор, домой.
А я иным покорствую законам,По воле изменяться мне нельзя,Я камень скал, с их вынужденным стоном.
Во мне блуждают отклики, скользя,Недвижно я меняюсь, еле зримо,А если двинусь — гибелью грозя.
Бледнеет все, бежит неудержимо,Измены дней отпечатлели след,Все тени мира здесь проходят мимо,
Но в смене волн для камня счастья нет.
Освобождение