Рана затягивалась буквально на глазах. Нет, шрамом она не стала, но сейчас ее покрывала плотная корочка, такая образовалась бы только через день.
— Ты меня не боишься?
Черные глаза ее блестели лихорадочным блеском. И я не выдержал.
Притянул ее к себе — и коснулся губами ее губ. Нежных, ласковых… с отчетливым привкусом моей крови. Да и не все ли равно?
Пусть даже это нечисть — я никуда ее не отпущу!
Она моя! И я ее люблю!
Зая.
Я поняла, что пропала, когда губы Колина коснулись моих губ.
Великий Лес!
Это было так нежно, невероятно нежно — и осторожно, словно я была из тумана и развеюсь при первом прикосновении. Он целовал меня, как свою ожившую мечту.
Райшен… с ним никогда так не было.
Да и сам Райшен был другим. В Лесу все было просто. Мы знали, чем и для чего занимаемся… то есть молодежь.
А что было сейчас между мной и Колином?
Беспредельная, всепоглощающая нежность.
Он держал мое лицо в ладонях и целовал так, словно это было чудом. Поцелуй креп, становился все сильнее и яростнее, я отвечала — и осознавала простую истину.
Для меня — поздно.
Я никуда от тебя не уйду, Колин. Я полюбила тебя.
Не знаю, когда и как это произошло, но полюбила.
Когда ты не дал убить несчастную зайчишку на дороге? Когда понимая, что тебя могут убить, стремился спасти своих людей? Когда лежал раненый и я волновалась за тебя? Когда признавался, что прекраснее меня никого не встречал?
Неважно.
Это все уже неважно, потому что я люблю.
А он?
Любит ли он меня?
Кого он любит?
Эта мысль заставила меня отпрянуть.
— Нет!
Колин посмотрел на меня так, словно я его ударила, а потом медленно перевел взгляд на свои руки.
— Нет… прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Только не уходи, прошу тебя! Я… я бы скорее руку себе отрубил, чем тебя обидел! Клянусь!
Я вздохнула. Конечно, он в е понял неправильно. Я не считала себя оскорбленной, наоборот. А теперь предстояло объяснить ему, что глупые человеческие обычаи не имеют ко мне никакого отношения. Меня нельзя оскорбить несоблюдением их непонятных ритуалов, потому что я не человек.
И это было страшно.
Колин.
Я… это случилось против моей воли, но по моему желанию. Я обнимал ее. И целовал мою ожившую мечту.
А она отвечала мне. Ужасно неумело, но — искренне, в этом я не мог сомневаться. И ее громадные черные глаза смотрели так доверчиво… А потом она отпрянула.
— Нет…
В этот миг мне стало страшно.
А если она сейчас уйдет? И я никогда ее больше не увижу? Если я ее обидел? Оскорбил, сам не понимая и не желая этого?
Четырехликий, помоги мне!
Я же не смогу без нее жить! Я что‑то говорил, пытаясь объясниться, но она определенно меня не слушала. А потом на мои губы легла маленькая ладошка.
— Не надо, Колин. Ты меня не обидел.
И я понял, это правда. Но…
— Остановила я тебя по другой причине. Ты сейчас как слепец в темноте. Сначала я должна все рассказать тебе, а потом ты сам решишь, хочешь ли иметь со мной что‑то общее.
— Можешь ничего не рассказывать, — пожал я плечами. — Мне все равно. Только скажи, ты останешься?
— Пока ты меня не прогонишь.
Я выдохнул.
Четырехликий, спасибо тебе! Клянусь, я подарю храму пару подсвечников! За такое — и золотых не жалко.
— Никогда.
Черные глаза оставались строгими.
— Сначала выслушай меня до конца, а потом поговорим.
Я кивнул.
Что бы она ни сказала — она останется. Потому что я люблю ее и никуда не отпущу. Остальное — не важно. А… что она делает?
Девушка прошлась по комнате, остановилась в дальнем углу и скинула плащ на пол.
— Смотри.
В следующий миг она начала… изменяться.
Ощущение было такое, словно на картинку, нарисованную на песке, плеснули водой. Контуры женщины потекли, смазались, волосы словно бы охватили ее с ног до головы, закрывая лицо, она стремительно принялась уменьшаться… и спустя секунду на полу сидела симпатичная белая зайка.
Я словно остолбенел. То есть я все видел, все осознавал, но… на меня просто ступор нашел.
Зайка забарабанила лапками по полу, потом прыгнула поближе ко мне. И еще.
Когда она запрыгнула на кровать и ткнулась мне в лицо мокрым холодным носом, я отмер. Стиснул зверушку, поднял, повертел… и выдал четырехэтажное.
Моя заюшка?
Безусловно, это она. Но… КАК!?
Зверушка требовательно дернулась — и я послушно разжал руки.
Два прыжка в другой конец комнаты, к плащу — и контуры зайчишки смазываются. На этот раз ее словно окутывает тень, она расплывается, шерсть волной уходит внутрь тела — и вот, спустя пару минут на полу уже сидит моя лесная фея.
Оборотень?
Зая.
Должна сказать, я рисковала. И в то же время — не очень. Колин мог убить меня. Во время превращения оборотни очень уязвимы, хватит одного–двух ударов. Кстати — само превращение прошло намного легче. Ни боли, ни судорог, просто волна пробежала. Даже чуть приятно.
Ради этого я столько терпела?
Не знаю. Выяснять это сейчас и при Колине не стоило, определенно. Даже если у меня появилась другая форма, вряд ли юноша признал бы меня в образе медведицы. Потом, все потом…
Но Колин меня приятно удивил. Да, он был в шоке, да, ругался, но у людей это вообще обычная реакция на любое потрясение. А вот агрессии… ее не было. Он не желал причинить мне зла, не орал 'НЕЧИСТАЯ!!!', не мчался немедленно к жрецу, с требованием сжечь меня на костре, а заодно и всех зайцев в округе. Просто потискал меня, убеждаясь в моей реальности — и принялся смотреть дальше.
Что ж, за такое он заслуживал награды.
Я перешла в человеческую форму так же легко, накинула плащ и присела на кровать рядом с Колином.
— Ты готов меня выслушать?
Колин.
Я был в шоке. Абсолютном.
Оборотень… нет, я знаю об их существовании, но всегда полагал, что это просто глупые старые сказки. И вот — эта сказка ожила. Она жила рядом со мной, спала, ела, защищала меня… чем я это заслужил?
Я же самый обычный…
— Человек, который не дал меня убить. Ты забыл? Вы спасли меня от волков, а потом не стали убивать. Взяли с собой…
— Но…
— Тогда я решила отплатить добром за добро, а потом уйти. Ну и приглядеться к людям. Я ведь ничего о вас не знала. Вообще ничего. Как ходить, говорить, одеваться, платить за обед в трактире, понимаешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});