рюкзак.
— Дядь, это кажись твое, — пролепетал пацан. — а можно я с тобой, бить плохих?
Сергей потрепал пацана по голове, по спутанным от крови волосам.
— Боюсь, что пока ты мне не помощник, а вот вырастешь, станешь большим и сильным, тогда я тебя возьму с собой, спину мне прикрывать.
— А ты где живёшь? — все с той же детской непосредственностью спросил пацан. Сергей на секунду задумался, вроде слова правильные, да от ребенка, столько пережившего, не вяжется.
Положив руку пацаненку на плечо, тихо, но твёрдо Сергей произнес.
— Покажись.
Гримаса страха пробежала по детскому лицу, черты стали меняться, рост увеличиваться. Во второй руке, сама собой начала формироваться плеть, а перед хранителем застыл невысокий мужичок, с короткой бородой, мясистый нос и маленькие, добродушные глаза.
— Не изгоняй, хранитель! — мужичок упал на колени. — умоляю! Знаю, что виноват и не смог защитить! Знаю! Но я сколько мог и дома тушил, и баб с детьми выводил, но меня не все слышат! Силы мало! Не изгоняй! Там правнуки мои!
— Стой! Не тарахти! Ты дух деревни, что ли?
— Ну, так-то, да. — развел руки мужичок. — Гапон я. Вон в том доме жил, сам его строил! — С гордостью произнес он, но взглянув на обгоревший остров, погрустнел. — а потом… потом, когда увидел, кто души забирает, решил, что надо за детьми присмотреть. Не изгоняй, меня, пожалуйста! — жалобно протянул он.
Сергей кивнул, хлопнул мужика по плечу и молча пошёл к камню, что так и стоял в центре. Положив руку на запекшуюся кровь, прислушался. Сила бурлила внутри, желая найти выход.
— Так вот ты какое, место силы. Да еще и хитро придумал, переносное сделал. Тут народ покрошил, собрал силу, перевез, там нашинковал. Ах Гурнат, ах хитрец. Ну ничего, сейчас всё исправим.
Сергей обернулся, народ уже разошёлся кто куда, и хранитель надеялся, что подальше от этой кровавой бани. Поэтому, накинув на себя поверх кольчуги еще и латы, принялся медленно выпускать это море накопленной силы в мир.
Несколько часов, нескончаемым потоком сила выходила из камня, Сергей держался, исключительно на морально волевых усилиях. А сила всё не кончалась. Остановившись передохнуть, достал флягу и сделал несколько глубоких глотков прохладной воды. Силы медленно возвращались, а сила в жертвеннике не заканчивалась. Немного посидев, хлопнул себя по коленям, подвесил большой светляк над камнем, встал, положив руку, когда ощутил легкий толчок эфира, а пропитанная кровью земля возле алтаря, начала подниматься, образуя высокую, худую фигуру кровавого бога.
— Так вот ты какой, Иван Сусанин… — пробормотал под нос Сергей, начав хлестать ледяной плетью беломордого. Гурнат уклонялся раз за разом, длинное тело, постоянно уходило с линии удара плети.
Сергей зарычал, отправляя в сторону бога ледяную долину и засыпая того роем воздушных серпов. На мгновение, бог покрылся льдом, рассыпался градом кровавых осколков. Почувствовав сзади движение, дернулся в сторону, но длинные когти, сбивая латы и кольчугу, пропахали по спине.
Зарычав, Сергей не глядя ударил плетью, попал. Длинная рука, занесенная для удара, осыпалась, а фигура бога, большой кляксой упала в кровавую землю. Раны на спине саднили, обновив кольчугу и латы, Сергей заозирался по сторонам.
— Думай, башка, думай! — начал бормотать себе под нос, — кровь, земля, камень… кровь, земля, камень…
Зарождающееся движение сбоку и чуть сзади, ухватил краем глаза, и плеть, описав широкую дугу, превращает начавшее формироваться тело в осколки. И опять смотреть по сторонам. Раз за разом, не давая полностью выползти твари.
Руки дрожали, и плеть то и дело срывалась, приходилось по новой ее формировать. Сколько это длилось, он не мог сказать, может минуты, может часы.
— Кровь, земля, камень… — как завороженный повторял хранитель. — Ах ты су-ка! — выросшая из-под земли рука полоснула бедро, распарывая ногу до кости, и теперь, заливая землю ещё и кровью хранителя. Из глубины земли пришел смех, мерзкий, утробный. Боль пронзила стопу, заставляя Сергея прыгать на одной ноге. Внезапная догадка, заставила Сергея залезть на камень жертвенника. — Не можешь замёрзнуть, так я тебя выжгу. — тихо прошептал он, прикладывая руку к холодной поверхности камня и бросая вокруг гори-гори ясно, вкладывая в печать выкачиваемую из камня силу.
Огонь загудел, поднимаясь на много метров вверх, а Сергей все вливал и вливал силу из камня в печать. Пламя всё яростнее терзало землю вокруг. Жар был нестерпим, камень мгновенно нагрелся, обжигая ноги и руки. Печати ледяного щита закружились вокруг, хоть как-то сдерживая жар. Откуда-то донесся визг, переросший в рычание и сквозь бушующее пламя к камню высунулась голова бога, что постоянно обгорая, пыталась вернуть форму, а когтистая лапа, потянулась к хранителю. Любимый тесак в левую руку, правой ухватил лапу, потянул на себя, обжигаемое стихией тело бога завалилось вперёд, на камень, Сергей ударил по тонкой шее раз, второй, третий, после четвертого, голова, что казалось еле держится, отделилась, а тело упало к основанию камня, пожираемое огнем. Широкий зубастый рот продолжал открываться и закрываться, кровавые слёзы прекратили течь.
— Я, Сергей Нарышкин, хранитель, приговариваю тебя, Гурнат, к развоплощению и забвению. Пусть будут прокляты дела твои, а место силы, разрушено и предано забвению. И это мое Слово.
Гром прокатился по миру, огонь вокруг камня опал, затухая совсем, голова бога, потрескалась, отсыпаюсь песком. Камень под Сергеем начал трескаться. Почуяв неладное, накинул из последних сил на себя латы, но слезть уже не смог. Исполосованные ноги не слушались. Взрыв места силы отбросил израненное тело хранителя изломанной куклой на много десятков метров, выбивая остатки сознания.
Глава 39
Потолок из плотно подогнанных досок, первое, что увидел Сергей, придя в себя. Ничего не болело, что наводило на мысль о смерти, но громко урчащий живот протестовал, напоминая о мире живых.
Голова с трудом повернулась вбок, и в шее громко хрустнули позвонки, вставая на место и давая Сергею насладиться всем спектром боли, что испытывало многострадальное тело. Непроизвольно закричал, ощутив, как кости встают на место, а боль выбивает сознание из тела.
Прохлада малой печати исцеления вырвала сознание из забытья. Глаза с трудом разлепились и перед ними замаячило знакомое лицо девчонки, что просияло, при виде открывшихся глаз хранителя.
— Дядя Серёжа! — громко запищала та и подпрыгнув на кровати обняла Сергея за шею так, что он начал опасаться за свою жизнь.
— Где я? — голос хриплый, едва слушается.
— Сейчас, минутку, — затараторила Вика, хватая с тумбочки кружку с водой и прикладывая к губам Сергея. Несколько глотков прокатились по телу судорогой. Напившись, аккуратно попытался отстраниться, но рука была как не его, движения получались резкими. —