Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, вот каково возвращение божественной благодати, следующее за испытанием! Теперь известно тебе, почему все это приключилось с путником и почему, как мы сказали, Богом установлено ради пользы нашей, чтобы благодать уходила и приходило испытание. И еще ты узнал, что существует великая нужда и необходимость в опытном наставнике, который на собственном опыте изучил бы путь, знал, где расставлены сети злого губителя, и обладал бы великой способностью рассуждения, чтобы, когда отойдет благодать, явилась рука наставника и вела путника, став вторым утешением, пока не минует буря треволнения.
Такова поистине и главная цель учения отцов, которые учат нас пребывать в подлинно блаженном и христоподражательном послушании, получившем благословение от Самого Начальника спасения нашего, [221] Который стал для нас первенцем, быв послушен даже до смерти, смерти же крестныя. [222] Итак, посредством послушания, наказуемые и наставляемые, очистимся от различных мысленных страстей и угождения собственной воле. Но, двойственно вскармливаемые благодатью и возблагодатью [223] наставника нашего, возмужаем духовно и достигнем состояния мужa совершенна. [224] И тогда, приправленные Божественным Духом, будем достойными доверия, чтобы принять божественные сокровища Спасителя нашего и небесное богатство божественного сыноположения по благодати, как подлинные сыновья и истинные наследники, участвующие в божественных обетованиях людям.
Но поскольку не стало таких учителей, которые обладали бы деланием и опытом, то из‑за этого происходят случаи прельщения и падения и вообще всяческие опасные препятствия, которых путник может избежать лишь с великим трудом, с помощью настойчивости и пролития крови, получив многие смертельные раны. Поэтому многие из‑за невежества считают суетным путь отцов и из‑за недостатка рассуждения именуют его путем прелести, ибо он приносит многие падения, как мы сказали, из‑за недостатка поддержки. А всех тех, кто идет по нему, любящие давать имена называют прельщенными!
Ты же, возлюбленный брат мой, относясь к таким вещам с рассуждением, ни в коем случае не принимай этого. Ибо велико неведение и неразумие говорящих это; и если они пожелают слушать и узнают истину из сказанного нами, то, когда их вновь будут спрашивать об этом, им следует ответить на вопрос так: «Я, брат мой, будучи немощным душою, не сумел узреть сей отеческой истины. Ты же, обладающий такою ревностью и божественной помощью, постарайся сыскать себе учителя, способного наставить тебя на этот превосходный путь. Если же и не найдешь, верно соблюдай путь отцов века сего. Тогда будешь иметь многих спутников и не будешь бояться прелести!»
Таковы, полагаю, подлинная истина и смирение, как считают и святые отцы, умудренные в божественных предметах. И тот, кто говорит так, укрывается от великих и многочисленных искушений. А утверждаться в своем произвольно составленном мнении, ограничивая свой ум оковами своеволия, то есть не позволяя ему свободно исследовать все предметы, согласовывая всю совокупность речей и деяний святых отцов, и таким образом приходить к некоему заключению — дело, полагаю, тщетное и приносит величайший вред. Ибо это — отрасль добровольной слепоты, свидетельство душевной немощи или же, скорее, сокровищница неразумия.
Ибо тот, кто хочет совершать путь в безопасности и обрести духовное делание, должен всегда держать свой ум свободным и способным вместить все, что человек принял или, возможно, примет. И во всем, о чем он думает, во всем, что делает или уже сделал, он должен оставлять место сомнению, чтобы никогда не лишать себя полноты своей свободы. Если же вдруг произойдет какое‑либо изменение, вызванное состоянием души или тела, ему следует немедленно отвергнуть то, что после проверки на опыте им самим или другим, более совершенным, подвижником оказалось ложным, чтобы не быть с позором и склоненной головой уведенным в плен в золотых цепях убежденности в своем мнении.
Если, возлюбленный, хорошенько изучишь все, что я говорю, и измеришь мысленным циркулем, то получишь немалую пользу. И тогда не забывай в молитвах и меня, нерадивого, и так мы оба исполним заповедь Господню, заботясь о ближнем, ныне — во славу Создателя нашего, и присно — сущего с Иисусом Христом, Господом нашим, и во веки веков — с Содетелем нашим, да будем неразлучны с Единым в Троице Богом нашим, Единым Творцом нашим. Аминь.
Седьмой глас трубы, изображающий число семи таинств и множество иных предметов, а также устанавливающий день покоя по повелению Господа, возвещающий нам
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О ПРЕЛЕСТИ
И вновь любовь к брату моему рождает во мне слово и заставляет говорить, я же, служитель слова, приношу снеди и возбуждаю желание их вкусить у друзей и братьев моих, читателей, прилагая все свое усердие ради их наибольшей пользы. Слово же, направляясь к лучшему, напомнило нам уже сказанное и сразу перешло к главе седьмой. А о чем в ней пойдет речь, это мы с радостью вам сообщаем: дочь диавола, по имени ПРЕЛЕСТЬ, на позор выставляем и как явное беснование, смешанное с человеческим мудрованием, тотчас изобличаем.
Причина, которая меня к тому подвигла, — это стремление к пользе ближнего, чтобы тот, зная причины прелести, прямым путем, если захочет, устремился к истине. И пусть он припомнит нашу пятую главу, ветви которой принудили меня в свое время уклониться от темы. Итак, прибавлю к этой главе и иные побеги, которые я обошел вниманием, а также покажу корень, и мать, и дочерей прелести.
ПРЕЛЕСТЬ, возлюбленный, является по природе своей удалением от прямого пути и от истины, отрицающим, так сказать, истину и всею силою человеческой души приветствующим ложь, помышляющим о мире сем и представляющим его собой, производящим свои последствия посредством воли, хотения, ума, помышления, похоти, мечтания, души и тела. И ты видишь все это создание, то есть человека, захваченным под действием прелести лукавою властью, которая движет и распоряжается им, словно принадлежащей ей машиной, как ей угодно, так что несчастный человек уже не в силах ослушаться ее хотя бы на волосок.
Свойства же прелести, любезный, неисчислимы; мы же назовем те, о которых надлежит знать безмолвствующим. Начинается их движение под действием верховной и господствующей власти прельстителя — началозлобного врага нашего и последующего за ней склонения воли погибшего. Ибо есть и у бесов, так сказать, своя субординация, мрачная и принадлежащая погибельной бездне, так что едва они заметят уклонение желательной силы ума, как тотчас же их главарь шлет соответствующего духа, который, находясь рядом, непрестанно подготовляет почву для прелести. Занимается он этим с величайшим терпением и, не жалея многих лет, до предела жизни человеческой, различными способами воспитывает в уме сию склонность, покуда не увидит плодов своей науки и, добившись подчинения, не взнуздает его, чтобы увлечь туда, куда пожелает ведущий его диавол.
Тогда пленник — ум человеческий — понуждает и иные душевные силы к такому же повиновению, а вместе с ним сбивается с пути и бесчувственное тело, как мешок, в который заключена душа. Но пока отклонение еще только начинается и появился только росток этой, так сказать, холеры, может человек, если захочет и если послушается чужого наставления, и избежать смерти души своей, и прогнать ее. Когда же уже наступило отравление мысленной крови, становится сие, по большей части, трудным, даже и (заметь это, читатель!) невозможным, если только не подействуют молитвы великих святых и не совершит Бог посредством случая и великого несчастья перемену в уме его, чтобы обратить в ничто постоянное воздействие диавола. Надлежит знать, что и в прелести есть свои меры и степени.
Так, например, если о бесстрастии, совершенстве и божественных дарованиях можно сказать, что чем менее человек приобщается к ним, тем скорее испытывает охлаждение, встречая противные изменения, то так же обстоит дело и с силою прелести. Чем слабее укоренилось в человеке его предубеждение, тем легче он избавляется от нее. Теперь же начнем предлежащее нам слово и возьмемся за одну из ветвей этой холеры.
В наше время точно так же, как это бывало и в древности, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не разбираясь в том, получают ли они от этого пользу или вред. И вот, не рассчитывая ни полезных, ни вредных последствий, они вскоре сбиваются с пути, обращаются к своим страстям и, воспитывая в себе гнев и похоть, начинают служить супостату.
Лукавейшие же бесы, пользуясь случаем, водворяются в них и искусно используют первоначальную цель монашествующего. Какова же тогда польза от его трудов? Ибо одни начинают считать годы, проведенные в безмолвии, другие же губят себя, лишившись добродетелей. А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни масла, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, поскольку довольствуются лишь одним. Такие, полагая, что все состоит только в этом, впустую тратят время и, надмеваясь, считают годы, когда не разрешали ни масла, ни приготовленного на огне, порабощенные собственной волей. И они уверены, что достигли совершенства, а между тем нисколько не заботятся об иных добродетелях и осуждают других, которые, по их мнению, покинули правильный путь.