– Абсолютно, – без малейших колебаний кивнул Росс. – Если уж кого тебе и стоит бояться, так это меня: еще съем ненароком, – ехидно добавил он.
Кесарь рассмеялся, оценив шутку. Я украдкой вздохнула: не думаю, что он бы так веселился, если бы знал о Россе больше. А зеленокожий, видимо, ничуть не стесняется своих склонностей… впрочем, когда-то он прямо говорил, что считает свое поведение правильным.
Мы занялись подготовкой места для операции. Чуть позже к нам присоединился инженер. Надя подметила, что красный мох в лесу слишком огрубел, чтобы его можно было использовать в качестве тампонов, и из наших подстилок тоже в этом качестве не годится. Посовещавшись, мы с Игорем отправились набрать мягкой неядовитой травы и листьев и едва успели вернуться, чтобы не затормозить свой плот – другие уже начали отчаливать. Часть собранного мы тщательно прокипятили в предварительно вымытом ведре. Подготовка подходила к концу, когда цитадельский приподнес большой сюрприз: достал из рюкзака шприц и какую-то баночку и поставил себе иньекцию.
– Ничего себе, – искренне удивился Росс. – А я-то по своей наивности думал, что у вас тоже все лекарства уже кончились.
– Разумеется, кончились, – пожал плечами Кесарь, но потом прищурился и понимающе подмигнул Россу. – Но ведь это смотря для кого. К тому же это не лекарство, а анестезия.
– Все мы равны, но некоторые равнее остальных, – тихо прокомментировала Юля.
Севу передернуло.
– А вот у нас, если кто-то не хочет делиться своими вещами, он просто честно об этом говорит! – уверенно заявил он. Я покраснела, решив, что инженер намекает на мой нож. – Что я, что Росс, что Юля и другие, – продолжил он, и у меня отлегло от сердца. – И тогда никто не претендует на их имущество. А скрывать и прятать – подло, – Сева поморщился.
– Верю, – сказал Кесарь, хотя скептическая улыбка показывала обратное. – Но не везде легко сохранить свои вещи, если о них узнают другие люди.
– Согласен, – кивнул Илья.
Глубоко в душе шевельнулось чувство вины. Как отреагирует тот же Сева, если узнает, что я владею не только ножом и кольцом и выдаю остальные вещи за бесполезные побрякушки? Ведь я тщательно скрываю даже то, что мой нож обладает необычными свойствами. Тяжело вздохнув, я помешала кипящую траву. Впрочем, несмотря ни на что, своими секретами я делиться не собираюсь и, если честно, очень надеюсь, что они так и останутся в тайне.
Через пару минут анестезия (оказавшаяся общей, а не местной) подействовала, и Росс приступил к воплощению своего кровавого замысла. На сей раз операция гораздо больше напоминала именно операцию, а не работу палача. За счет лучшей подготовки, содержимое кишечника, да и вообще практически вся грязь оказались в ведре. В этом случае причиной непроходимости также оказались гельминты, причем, судя по всему, того же самого вида. Промыв и зашив рану, мы засыпали Кесаря мягкими листьями. Уборку добровольно взяли на себя ученые, не принимавшие участия в операции, во главе с Детом. Единственным проявившим недовольство оказался Маркус, который все время, пока остальные убирались, занимался ведром.
– Конечно, никто и не подумал, когда сюда говно сливал, что мы в нем еду готовим, – недовольно бурчал брезгливый физик, по десятому разу промывая уже и без того чистую емкость.
На закате пациент очнулся. Судя по всему, операцию он перенес гораздо лучше Таля – по крайней мере, повышения температуры мы не заметили. Уже на следующий день он, хотя и не вставал, но вел себя довольно активно, принимал участие в разговорах. Впрочем, вполне возможно, что большей частью хорошее самочувствие было следствием регулярного принятия обезболивающего. 116 – 117 День 1 Года. Река – Джунгли Чуть больше, чем через сутки после операции, Кесарь почувствовал себя неважно.
Рана воспалилась не так сильно, как у Таля, но цитадельского залихорадило и поднялась высокая температура. К утру следующего дня он впал в болезненное забытье, метался по постели, стонал и бредил. Мы принимали все возможные меры, но улучшения пока не наблюдалось.
Красный мох все еще продолжал пылить карминовыми спорами, хотя уже менее интенсивно, чем вначале, но и этого хватало, чтобы все люди становились почти одинаковыми: не белыми, желтыми, коричневыми, черными или зелеными, а ярко-красными.
Споры мха удивительно хорошо прилипали, как только на теле появлялся малейший пот, и очень трудно смывались, оставляя в лучшем случае сильный красный оттенок на коже. Большинство людей не волновало такое положение, и лишь цитадельские всеми силами боролись с нестандартной косметикой, причем, к моему удивлению, достаточно успешно.
Сидя на краю плота, я напряженно прислушивалась к собственным ощущениям. После второй операции шевеление внутри себя вызывало беспокойство. Да и живот как будто немного подрос. Несильно, с больными и не сравнить, но все же. Я тщательно прощупала подозрительную область, и плоть несколько раз толкнулась в ладонь.
Каждый раз, когда это случалось, я начинала сомневаться, только ли в глистах причина, и каждый раз старательно убеждала себя, что только в них. Но день ото дня такое самовнушение давалось все труднее – уж слишком напоминали нынешние ощущение уже знакомые… незадолго до прошлых родов.
– Пихается? – спросила Надя, усаживаясь рядом.
Я вздрогнула и посмотрела на нее: слишком уж хорошо ее вопрос сочетался с моими собственными мыслями. Она улыбалась спокойной и мечтательной улыбкой, которая почти не сходила с ее лица едва ли не всю последнюю неделю. Мой взгляд невольно притянулся к животу подруги, выступающему, как у Земной женщины на седьмом месяце.
– На что намекаешь? – на всякий случай уточнила я.
– На ребенка.
– С чего ты взяла?
– Да ты немного округлилась, по женскому типу.
После Надиных слов собственные сомнения окончательно развеялись. Если два человека независимо друг от друга подозревают одно и то же…
– Но ведь детей без отца не бывает, – почти жалобно возразила я. А память коварно подсовывала способы размножения с помощью партеногенеза: тли, некоторые рыбы, даже у пресмыкающихся, кажется, иногда встречается что-то такое…
– Ты точно знаешь, что без отца?
Я уже собиралась уверенно кивнуть, но внезапное понимание заставило похолодеть.
Есть временной отрезок, который я почти не помню, и если… Трое суток, проведенные в безумии после родов. Но ведь я же не могла тогда… Организму надо было хотя бы оправиться от стресса… Нет, вряд ли… Хотя… И коварная память снова подсунула воспоминание: почти сразу, как я оправилась, нашёлся труп сородича. А что если я его не просто так нашла, а у нас до этого еще что-то было?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});