Читать интересную книгу Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу - Альфред Дёблин

Начал жаловаться на свое одиночество. И она осталась. Старушка радовалась его живости, общительности, была тронута тем, как он угощал ее. Эдвард налил ей еще чашку чая. Наблюдая за ним, гувернантка заметила, что Эдвард напоминает ей мать, да, Эдвард напоминает Элис, когда той минуло столько же лет, сколько ему сейчас. Элис была такой же сердечной. И еще: все называли ее плясуньей.

— Плясуньей? Странное название. Мама — и вдруг плясунья.

— Элис ужасно любила танцевать. Чуть было не стала балериной. Неужели вы этого не знали, Эдвард? Ваша мама об этом не рассказывает, может быть, она до сих пор горюет, что все вышло не так. Она действительно была одаренной девушкой. Чего только она ни умела: и рисовать, и сочинять стихи, и петь, но лучше всего ей удавались танцы. Я еще помню стихи Элис. Мне кажется, некоторые из них были напечатаны в воскресных газетах. Мать госпожи Элис хранила их. В семье гордились вашей мамой. Она была любимицей семьи.

— Я с удовольствием прочел бы мамины стихи.

— У нее была бездна фантазии. И она слыла мечтательницей. В ту пору все молодые девушки были мечтательницами. В ту пору. Сейчас все они хотят учиться в университетах и зарабатывать деньги.

Гувернантка погрустнела.

Эдвард:

— Сохраняла ли мама свои старые стихи? Может быть, некоторые из них она отдала отцу?

— Наверняка отдала. Я это точно знаю. Он выманил у нее многие стихи. В то время поговаривали, что она вообще обручилась с ним только потому, что у Гордона Эллисона уже было имя, ваша мама будто бы хотела стать через него знаменитой. Но это говорили лишь по одной причине — никак не могли понять, зачем она соединила свою жизнь с Гордоном Эллисоном, ведь тогда он был очень мрачный, угрюмый и такой неразговорчивый. Да, вот каким был ваш папа раньше. Теперь он веселый, общительный. Брак с госпожой Элис пошел ему на пользу. Но Элис Маккензи и впрямь была чудом природы. Такая легкая, по-детски веселая, настоящая фея, а до чего талантлива! В доме Маккензи постоянно звучала музыка, устраивались любительские спектакли, отмечались дни рождения и другие праздники, но центром этого дома всегда была Элис. Она родилась в сорочке, была баловнем судьбы.

— А отец?

— Отец… Да, он тоже присутствовал на праздниках. Как и я. У них был очаровательный открытый дом. И при этом…

Гувернантка придвинула свой стул вплотную к Эдварду, перешла на шепот, она радовалась тому, что может его развлечь.

— При этом мать Элис была очень набожной. В углу своей спальни, за занавеской, которую я вышила своими руками, она устроила настоящий нарядный алтарь девы Марии. А у молодой барышни была святая заступница. В комнате Элис над комодом висело ее изображение величиной с мою ладонь. Сейчас я запамятовала, как звали святую. Каждый раз, когда я приходила в спальню к Элис, я должна была приносить ей гвоздики, белые и красные, сильно пахнущие гвоздики; мы вместе ставили цветы в вазочки на комоде под изображением святой — это был круглый образок с позолотой.

— Мать молилась своей святой?

— Святая была ее заступницей. И мне приходилось молиться вместе с Элис, хотя я не такая уж набожная. Заступницу звали… как ее звали… вспомнила: ее звали Доротея, нет, Феодора, да, так ее звали. Ну а потом, когда Элис познакомилась с Гордоном Эллисоном, когда они обручились, она от всего этого отказалась. Мистер Эллисон был неверующий. Он так много поездил по свету. Так много всего повидал. В доме стало потише. Удивительно, как все тогда изменилось в их доме.

— Почему вы задумались, мисс Вирджиния? Говорите. Времени у нас достаточно.

— Я думаю о том, как получилось, что в доме стало совсем иначе. Мы ожидали, что она с ним обручится. Это надо было предвидеть. Хотя нам как-то не верилось. Некоторые считали, что это вообще невозможно.

— Почему невозможно? Разве отец был совсем из другого теста?

— Все это дела давно минувших дней, я уже целую вечность не вспоминала о них, но тогдашняя жизнь до сих пор стоит у меня перед глазами. Госпожа Элис очень переменилась. Жаль, что у нас не осталось ее карточки той поры. Вы не можете себе представить, какой в ней произошел перелом. Гордон был с ней строг. Она должна была отказаться от своей легкости и веселости. Многое в ней ему не нравилось. Но Элис решила приспособиться к нему во что бы то ни стало. Я часто присутствовала при их ссорах. Мне казалось, помолвка расстроится. Но Элис вбила себе в голову, что выйдет за него замуж. Она заступалась за Гордона перед матерью. Не такого зятя хотела мать. Элис могла бы иметь более интересного, изысканного мужа. О, боже, конечно, могла бы: ей стоило только пальчиком пошевелить. А вместо этого она выбрала Гордона Эллисона.

— Вы не понимали ее выбора?

— Никто не понимал. Из-за Гордона она должна была многого лишиться.

— В том числе и святой заступницы?

— Видимо, она очень любила его, страстно любила, иначе не пожертвовала бы всем. Вам наверняка трудно представить себе: то была настоящая любовь, та любовь, которая так редко встречается. Ваша мама постоянно жаловалась: он мой злой рок. Так оно и было. Можно подумать, что их брак предопределила сама судьба. И при всем том Элис была олицетворением легкости, жизнерадостности, очарования.

Эдвард:

— В человеке заложено много всякой всячины.

— Вы правы, господин Эдвард. А что касается ее святой заступницы, то я помню, как Элис с ней расставалась. Пока Элис еще жила дома, была невестой, она иногда подолгу простаивала у изображения святой и приносила ей цветы. А после свадьбы, когда госпожа Элис поселилась вместе с Гордоном Эллисоном, я помогала ей переносить на новую квартиру всякие мелочи. Я стояла вместе с ней в светло-голубой комнате, в ее девичьей комнате, и мы вдруг обменялись взглядами. «Я не собираюсь брать с собой много вещей, — сказала госпожа Элис. — Мне хотелось бы сохранить мою комнату в том виде, как сейчас». Я сказала: «Элис, мы возьмем только самое необходимое». И мы сложили немного белья и несколько книг, а потом очередь дошла до старинного маленького образка овальной формы, яркого и незамысловатого, написанного на византийской позолоте. Элис сняла его с гвоздя и взяла в руки. Присела и долго, очень долго держала святую на коленях, разглядывая ее. О, Эдвард, как она на нее смотрела! Я молча стояла рядом. Я знала, что происходит у Элис в душе.

Гордон был неверующим. Она не хотела приносить святую в его квартиру. Сжимая образок в руках, она плакала. Я стала утешать Элис, сказала, что возьму святую к себе и всегда буду ставить перед ней цветы. Элис обрадовалась, но возразила, что ей хотелось бы оставить ее в этой комнате, пусть висит там, где висела всегда.

Я сказала: «Но, Элис, здесь ведь никто не будет за ней смотреть. Бог знает, какая судьба ее ждет».

«Оставь ее здесь, Вирджиния, я так хочу. Оставь ее здесь».

Она поцеловала святую, и я… я тоже поцеловала ее, а потом Элис снова повесила образок на старое место. И мы ушли.

Эдвард:

— Набожность матери редко проявлялась. Она приспособилась. Неужели она стеснялась своей веры? Как вы считаете?

Старушка вполголоса:

— Теперь я иногда вспоминаю случаи из прошлого, которые давно забыла. Это происходит из-за вашей любознательности, Эдвард, из-за того, что вы все хотите понять. Меня смех разбирает, когда я думаю о тогдашних событиях в доме Маккензи, о том, как появился господин Гордон и как развивались их отношения, драматически и почти неправдоподобно, а ведь потом, постепенно, все наладилось. Так в жизни бывает, Эдвард; вы еще убедитесь в этом на собственном опыте. Но вот в дом явился господин Эллисон, мы, собственно, даже не верили, что он приходит ради Элис. Впрочем, нет — мы, конечно, верили, ведь ради нее многие приходили, Элис всегда окружал целый рой молодых людей, ей нравилось иметь много поклонников, в этом она походила на свою мать — нас удивляло, что Элис им заинтересовалась, да еще как. По правде говоря, я по сей день не понимаю этого. Тогда я должна была часто помогать ей — следить, чтобы никто не мешал Элис при свиданиях с господином Гордоном; я делала это неохотно, особенно из-за ее матери. Но Элис настаивала, наседала, плакала.

— Стало быть, она уже любила его.

— Но почему — вот в чем вопрос. У меня как раз создалось впечатление, у нас у всех создалось впечатление, что они не подходят друг другу, кроме того, я видела, что это чувство не идет ей впрок, она с ним не справляется. Однажды она сказала мне в ответ на мое серьезное предупреждение о том, что я не могу больше быть ее соучастницей: «Поступай, как хочешь, история с Гордоном касается только меня». Встречаясь с ним, она-де выполняет некую миссию.

— Миссию? Что она имела в виду?

— Определенную задачу. Служение. Это было типично для Элис. Она всегда была такой. Смесь энергии и фантазии. Не знаю только, как она до этого додумалась. В ту пору она уже отчасти потеряла свою веселость и свое хорошее настроение. Иногда в ее поведении появлялось нечто агрессивное, мать Элис спрашивала меня, в чем дело, но я тоже не могла ничего объяснить.