Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то белое кралось по полу сквозь лунный свет, приближаясь к нему. Он не издал ни звука, но собрался и был готов к атаке и защите, к маневрам и отступлению. Рэнсом не был, конечно, идеальным героем, но свою репутацию он поддерживал во многом благодаря способности трезво мыслить и ничему не удивляться. Попробуйте как-нибудь поспорить с таким человеком.
Белое существо остановилось и посмотрело на Рэнсома прищуренными желто-зелеными глазами. Это был всего лишь Пушок — флегматичный и добродушный, совсем не настроенный пугать людей. В самом деле, он посмотрел на постепенно приходящего в себя Рэнсома и вопросительно приподнял мохнатую бровь, как бы наслаждаясь его замешательством.
Рэнсом твердо выдержал кошачий взгляд и вытянулся на кровати, не уступая в легкости движений Пушку. «Однако, — сказал он с улыбкой, — ты меня разбудил. Неужели тебя не учили стучаться, когда входишь в чужую спальню?»
Пушок поднял бархатную лапу и лизнул ее алым языком. «Считаешь меня варваром?» — спросил он.
Рэнсом опустил глаза — это был у него единственный признак удивления. С минуту он не мог поверить, что кот заговорил, но в прозвучавшем голосе что-то показалось ему очень знакомым. Конечно, его кто-то разыгрывает!
О, боже, это же просто розыгрыш!
Так-так, надо было еще раз послушать этот голос, чтобы определиться. «Ты, конечно, ничего не говорил, но если сказал, то что именно?» обратился Рэнсом к коту.
— Ты же услышал меня с первого раза, — сказал кот и прыгнул к его ногам на кровать.
Рэнсом инстинктивно отодвинулся от зверя. «Да, — ответил он, — вообще-то услышал». Да где же он мог слышать этот голос? Он снова попытался шутить: «Знаешь, тебе бы следовало прислать мне записку, перед тем как приходить».
— Я не признаю этих так называемых достижений цивилизации, — заявил Пушок. Его пушистая шуба была чистой, как на рекламе пуховых одеял, но он опять начал старательно мыться. — Ты мне не нравишься, Рэнсом.
— Спасибо, — усмехнулся удивленный Рэнсом. — Ты мне тоже.
— Почему? — спросил Пушок.
Черт возьми, подумал Рэнсом. Он узнал этот голос и мог гордиться своей наблюдательностью. Это был его собственный голос. Его версия рассыпалась. Он, как обычно, попытался скрыть растерянность под непринужденной болтовней.
— Есть миллион причин, по которым ты мне не нравишься, — заявил он. Впрочем, их можно выразить в двух словах: ты — кошка.
— Я уже, по меньшей мере, дважды от тебя это слышал, — ответил кот. Правда, раньше ты вместо «кошка» говорил «женщина».
— Ты придираешься. Неужели от повторения истина становится менее справедливой?
— Нет, — невозмутимо ответил кот. — Она становится избитой.
Рэнсом расхохотался:
— Даже если бы ты не был говорящим котом, мне с тобой было бы интересно. Пока еще никто не критиковал мое умение вести полемику.
— Просто никто еще не оценил, чего ты на самом деле стоишь. Почему ты не любишь кошек?
Рэнсом словно ждал подобного вопроса, чтобы полились отточенные фразы.
— Кошки, — начал оратор, — несомненно, самые эгоцентричные, неблагодарные и лживые существа на этом, да и на том свете. Порождение Лилит и Сатаны…
Пушок сузил глаза:
— О, знаток древностей, — прошептал он.
— …От обоих родителей они унаследовали худшие черты. И даже их лучшие качества, красота и грация, служат злу. Женщины — самые непостоянные среди двуногих, но даже из них мало кто сравнится в непостоянстве с кошками. Кошки лживы. Они обманчивы, как обманчиво совершенство. Никакое другое существо не двигается с такой совершенной грацией. Только мертвые могут быть так раскованны. И ничто, ничто на свете не превзойдет их несравненного лицемерия.
Пушок фыркнул.
— Котик! Сидит у камина и мурлычет! — презрительно продолжал Рэнсом. Жмурит зеленые глаза, ластится к тем, у кого есть печенка, лосось или валерианка. Пушистый мячик, источник радости, играет с фантиком на ниточке, дети хлопают в ладоши от удовольствия, а ты тем временем оцениваешь своим прагматичным умишком, что ты будешь за это иметь. Укусишь до крови, придушишь, грациозно перешагнешь через жертву, подтолкнешь ее своей мягкой лапкой, а как только она задвигается, снова набросишься. Схватишь в когти, подкинешь, перевернешь и безжалостно вонзишь в нее зубы, выцарапаешь внутренности. Фантик на ниточке. Лицемер!
Пушок зевнул:
— Говоря твоим же языком, все это — типичнейший набор дешевых трескучих фраз, который мои старые уши когда-либо слышали. Триумф заученных экспромтов. Симфония цинизма. Поэма всезнания. Бездарный…
Рэнсом кашлянул. Его глубоко возмущал беспардонный плагиат его любимых фраз, но он еще улыбался. Этот кот, однако, оказался наблюдательной тварью.
— …сборник банальностей, — невозмутимо закончил Пушок. — Послушать тебя, ты хотел бы уничтожить все семейство кошачьих.
— Хотел бы, — сквозь зубы бросил Рэнсом.
— Премного обяжешь, — ответил кот. — Мы бы здорово повеселились, ускользая от тебя и потешаясь над твоими потугами. Людям не достает фантазии.
— О, всемогущее создание, — иронически усмехнулся Рэнсом. — Почему же вы не уничтожите людей, если мы так вам наскучили?
— Думаешь, мы не смогли бы? — парировал Пушок. — Мы могли бы подавить вас и физически, и морально, довести до вырождения всю человеческую породу. Но с какой стати? Все последние тысячелетия вы кормите нас, ухаживаете за нами и не требуете взамен ничего, кроме возможности нами любоваться. Пока вы так себя ведете, отчего же, можете оставаться.
Рэнсом громко расхохотался:
— Очень мило. Но хватит абстрактных рассуждений. Лучше расскажи мне то, что меня интересует. Почему ты можешь говорить и почему пришел побеседовать именно ко мне?
Пушок уселся поудобнее.
— Я отвечу на твой вопрос по Сократу. Сократ был греком. Я начну с твоего последнего вопроса. На что ты живешь?
— Я… Ну, у меня есть кое-какой неплохо вложенный капитал, проценты… — Рэнсом запнулся, впервые не находя слов. Пушок понимающе кивал:
— Выкладывай, говори начистоту, не бойся.
Рэнсом хмыкнул.
— Ну, если тебе надо знать, хотя, похоже ты и так знаешь, я постоянно бываю в гостях. У меня большой запас историй, которые я умею рассказывать. Я презентабельно выгляжу и веду себя, как джентльмен. Иногда мне удается взять взаймы…
— Взять взаймы — значит, собираться отдать, — уточнил Пушок.
— Назовем это «взаймы», — не останавливаясь, продолжил Рэнсом. — И иногда я беру умеренную плату за оказанные услуги.
— Вымогательство, — сказал кот.
— Не будь бестактным. Как бы то ни было, я нахожу жизнь приятной и увлекательной.
— Что и следовало доказать! — торжествующе произнес Пушок. — Ты зарабатываешь на жизнь приятной внешностью и манерами. И я тоже. Ты живешь для себя, и ни для кого более. Ты живешь так, как тебе нравится. И я тоже. Тебя не любит никто, кроме тех, кто тебя содержит. Тобой все восхищаются и тебе завидуют. И мне тоже. Улавливаешь?
— Думаю, что да. Кот, ты приводишь неприличные сравнения. Другими словами, ты считаешь, что я живу по-кошачьи.
— Точно, — ответил Пушок сквозь усы. — Именно поэтому я могу говорить с тобой. Твое поведение и образ мыслей сближают тебя с кошками, твоя жизненная философия — кошачья. Вокруг тебя сильная кошачья аура, она соприкасается с моей, и поэтому мы находим общий язык.
— Я этого не понимаю.
— И я не понимаю. Но это так. Тебе нравится миссис Бенедетто?
— Нет, — Рэнсом ответил сразу и однозначно. — Она совершенно невыносима. Она меня раздражает. Она меня утомляет. Единственная женщина, которая производит это одновременно. Слишком много говорит. Слишком мало читает. Совсем не думает. Истощенно-истеричный склад ума. Лицо похоже на обложку книги, которую никто никогда не хотел читать. Похожа на игрушечную бутылку из-под виски, в которой виски никогда и не наливали. Голос монотонный и грубый. Происходит из заурядной семьи, не умеет готовить, редко чистит зубы.
— Надо же, — проговорил кот, разводя лапами от удивления. — В этом чувствуется доля искренности. Приятно слышать. То же самое я думаю о ней уже несколько лет. Правда, на ее кухню я никогда не жаловался, она для меня покупает специальные продукты. Мне это надоело. Я устал от нее. Я ее возненавидел до предела. Так же, как и тебя.
— Меня?
— Конечно. Ты подражатель. Подделка. Твое происхождение тебе мешает. Ни одно существо, которое потеет и бреется, открывает двери женщинам, одевается в жалкие подобия звериных шкур, не может рассчитывать стать настоящей кошкой. Ты чересчур самонадеян.
— А ты — нет?
— Я — другое дело. Я — кот, и я имею право делать все, что я захочу. Сегодня вечером, когда я тебя увидел, ты мне так опротивел, что я решил тебя убить.
— Что же не убил? Что же… не убиваешь?
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза
- Колодезь и маятник - Эдгар По - Классическая проза
- Майский жук - Павел Корчагов - Классическая проза / Прочий юмор
- Север - Луи-Фердинанд Селин - Классическая проза
- Порченая - Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Классическая проза